- А теперь давайте пить чай, - сказала хозяйка. - Я должна была сразу предложить вам чаю, но как соблюдать хороший тон, если живешь одиноко и слывешь человеком не без, гм, чудачеств. - Потом она добавила с изрядной долей презрения: - Не подать ли вам лампу, чтобы вы видели, что едите?

- Мне кажется, огонь в камине гораздо приятнее.

Мы спустились в очаровательную темноту, и миссис Мэдден подала чай.

Я поставил свой стул поближе к ширме, готовый удивлять или удивляться, в зависимости от того, какой оборот примет игра, и с разрешения хозяйки, поскольку очаг всегда священен, наклонился поправить дрова.

- Откуда у вас эти прелестные прутики? - спросил я небрежно.Постойте, да ведь это счетные палочки!

- Ну конечно, - сказала она. - Ведь я не могу ни читать, ни писать, вот мне и приходится вести счета с помощью таких палочек, как делали наши предки. Дайте мне одну, и я вам все объясню.

Я подал ей прут орешника около фута длиной, и она быстро провела большим пальцем по зарубкам.

- Вот здесь удой молока в галлонах на приусадебной ферме за апрель прошлого года. Не знаю, что я делала бы без этих палочек. Один старый лесник выучил меня ими пользоваться. Все остальные считают такой способ устарелым, но мои арендаторы относятся к нему с уважением. Вот и сейчас один из них пришел ко мне. Нет, пожалуйста, не беспокойтесь. Это жадный и невежественный человек - очень жадный... иначе он не пришел бы так поздно, когда уже стемнело.

- Стало быть, у вас большое имение?

- Слава господу, всего около двухсот акров я оставила за собой. Остальные шестьсот почти все сданы в аренду людям, которые знали моих родных, когда меня еще на свете не было, но этот Терпин здесь совсем чужой... И он просто разбойник с большой дороги.

- Но я действительно не помешаю?..

- Нисколько. Вы в своем праве. У него нет детей.

- Кстати о детях! - сказал я и тихонько отодвинул свой низкий стул назад, так что он едва не коснулся ширмы, за которой они прятались.Интересно, выйдут ли они ко мне?

У невысокой темной боковой дверки раздались невнятные голоса - голос Мэддена и чей-то густой бас, - и рыжеволосый великан, чьи ноги были обмотаны мешковиной, человек, в котором можно было безошибочно угадать арендатора, ввалился в комнату или, быть может, его втолкнули силой.

- Подойдите к камину, мистер Терпин, - сказала хозяйка.

- Ежели... ежели дозволите, мисс, я... я уж лучше у двери постою.

Говоря это, он цеплялся за щеколду, как испуганный ребенок. И я вдруг понял, что им владеет какой-то едва преодолимый страх.

- Ну?

- Я насчет нового коровника для телят - только и делов. Уже начинаются осенние грозы... но лучше, мисс, я зайду в другой раз.

Зубы у него стучали почти так же, как дверная щеколда.

- Не вижу в этом необходимости, - сказала она бесстрастно. - Новый коровник... м-м... Что написал вам мой поверенный пятнадцатого числа?

- Я... я думал, может, ежели я потолкую с вами, мисс, начистоту... Но вот...

Расширенными от ужаса глазами он оглядел комнату. Потом приоткрыл дверь, в которую вошел, но я заметил, что ее тотчас закрыли вновь - снаружи и твердой рукой.

- Он написал вам то, что я велела, - продолжала хозяйка. - У вас и без того уже слишком много скота. На ферме Даннетта никогда не было больше пятидесяти телят, даже во времена мистера Райта. Причем он кормил их жмыхами. А у вас их шестьдесят семь, и жмыхов вы им не даете. В этом пункте вы нарушили арендный договор. Вы губите ферму.

- Я... я привезу на той неделе минеральные удобрения... суперфосфат. Я уже почти что заказал грузовик. Завтра поеду на станцию. А потом, мисс, приду и потолкую с вами начистоту, но только днем, когда светло... Ведь этот джентльмен еще не уходит?

Он повысил голос почти до крика.

Перед этим я лишь чуточку отодвинул стул назад, чтобы слегка постучать по кожаной ширме, но он заметался, как пойманная крыса.

- Нет. Мистер Терпин, пожалуйста, выслушайте меня внимательно.

Она повернулась на стуле в его сторону, а он прижался спиной к двери. Она уличила его в старых, грязных уловках - он просит выстроить новый коровник за счет хозяйки, чтобы сэкономить на удобрении и выкроить деньги для уплаты ренты за будущий год, это ясно, а прекрасные пастбища он истощил вконец. Я поневоле восхитился его невероятной жадностью, видя, как ради этого он стойко выносил неведомый мне ужас, от которого лоб его покрылся испариной.

Я перестал постукивать по ширме - тем временем обсуждалась стоимость коровника - и вдруг почувствовал, как мою опущенную руку тихонько взяли и погладили мягкие детские ладошки. Наконец-то я восторжествовал. Сейчас я обернусь и познакомлюсь с этими быстроногими бродяжками...

Краткий, мимолетный поцелуй коснулся моей ладони - словно дар, который нужно удержать, сжав пальцы: это был знак верности и легкого упрека со стороны нетерпеливого ребенка, который не привык, чтобы на него не обращали внимания, даже когда взрослые очень заняты, - пункт негласного закона, принятого очень давно.

И тогда я понял. У меня было такое чувство, словно я понял сразу, в самый первый день, когда взглянул через луг на верхнее окно.

Я слышал, как затворилась дверь. Хозяйка молча повернулась ко мне, и я почувствовал, что и она понимает.

Не знаю, сколько после этого прошло времени. Из задумчивости меня вывел стук выпавшего полена, я встал и водворил его на место. Потом снова сел почти вплотную к ширме.

- Теперь вам все ясно, - шепнула она, отделенная от меня скопищем теней.

- Да, мне все ясно теперь. Благодарю вас.

- Я... я только слышу их. -Она уронила голову на руки. - Вы же знаете, у меня нет права - нет другого права. Я никого не выносила и не потеряла - не выносила и не потеряла!

- В таком случае вам остается лишь радоваться, - сказал я, потому что душа моя разрывалась на части.

- Простите меня!

Она притихла, а я вернулся к своим житейским делам.

- Это потому, что я их так люблю, - сказала она наконец прерывающимся голосом. - Вот в чем было дело, даже сначала... даже прежде, чем я поняла, что, кроме них, у меня никого и ничего нет. И я их так любила!

Она простерла руки туда, где лежали тени и другие тени таились в тени.

- Они пришли, потому что я их люблю... Потому что они были мне нужны. Я... я должна была заставить их прийти. Это очень плохо, как вы полагаете?

- Нет, нет.

- Я готова признать, что игрушки и... и все прочее - это вздор, но я сама в детстве ненавидела пустые комнаты - Она указала на галерею. - И все коридоры пустые... И как было вынести, когда садовая калитка заперта? Представьте себе...

- Не надо! Не надо, помилосердствуйте! - воскликнул я.

С наступлением сумерек хлынул холодный дождь и налетел порывистый ветер, который хлестал по окнам в свинцовых переплетах.

- И по той же причине камин горит всю ночь. Мне думается, это не так уж глупо - как по-вашему?

Я взглянул на большой кирпичный камин, увидел, кажется, сквозь слезы, что он не огражден неприступной железной решеткой, и склонил голову.

- Я сделала все это и еще многое другое просто ради притворства. А потом они пришли. Я слышала их, но не знала, что они не могут принадлежать мне по праву, пока миссис Мэдден не сказала мне.

- Жена дворецкого? Что же она сказала?

- Одного из них - я слышала - она увидала. И я поняла. Ради нее! Не для меня. Сперва я не понимала. Пожалуй, начала ревновать. Но постепенно мне стало ясно - это лишь потому, что я люблю их, а не потому... Ах, нужно непременно выносить или потерять, - сказала она жалобно. - Иного пути нет - и все же они меня любят. Непременно должны любить! Ведь правда?

В комнате воцарилась тишина, только огонь захлебывался в камине, но мы оба напряженно прислушивались, и то, что она услышала, по крайней мере ей принесло утешение. Она совладала с собой и привстала с места. Я неподвижно сидел на стуле подле ширмы.

- Только не думайте, что я такое ничтожество и вечно сетую на свою судьбу, вот как сейчас, но... но я живу в непроницаемой тьме, а вы можете видеть.