– Не без этого, – я растягиваю улыбку, которая тут же пропадает, как только врач скрывается за моей спиной.

Толкаю дверь ногой. И вуа-ля – она открывается. Закрываю её таким же способом. Слышу, как Фишер пытается сдержать смех, но не реагирую. Я подхожу и протягиваю ему стакан.

– Спасибо, – улыбается он.

– Пожалуйста, – я присаживаюсь на край его постели.

– Ммм, – протягивает Джастин, – мокачино.

Мы молчим. Никто не решается заговорить о теме, которую мы оставили. Но едва допив напиток, Джастин всё же переводит внимание на меня.

– Послушай, предлагаю договориться. Я не буду заявлять на тебя в полицию. Это слишком заморочено. Я как-нибудь улажу шум с правоохранительными органами, но ты будешь мне должна. Исполнишь три моих желания, как золотая рыбка.

Его заявление удивляет меня так, что я встаю с места и подхожу к окну. В голове у меня каша масляная, но я готова попробовать сыграть по его правилам

– С условием, если они не будут эротического характера.

– Ладно, обойдусь, – скептически отвечает парень. – По рукам?

– По рукам.

– Что ж, а ты мне всё больше и больше нравишься. Знаешь, есть такое народное средство для выздоровления…

– Речь идёт явно не о шалфее…

– О поцелуе.

– Хм, – я заправляю прядь волос за ухо. – А ты не теряешься даже с сотрясением мозга. Один раз?

– Начнем с одного, – протягивает Фишер, – с одного раза в день. А там ты, может, и во вкус войдешь.

Я не сдерживаю свой смех, потому что его поведение, правда, очень глупое. Может, мне стоит позвать доктора, чтобы тот измерил температуру?

– Что такое, – Джастин тоже смеется, – тебе не нравится моя идея?

Я смотрю на него, привлекательного парня с голым торсом, забитым татуировками. Постепенно поднимаю взгляд выше, к лицу, и встречаюсь с его глазами. Я краснею и отворачиваюсь. Не могу же я прямо сказать, что меня всё устраивает.

– До завтра, – улыбаюсь я и хватаю куртку.

– Эй, а моё первое желание?

Мне приходится чмокнуть парня в щёчку, а затем я вяло прощаюсь и скрываюсь за дверью. На улице уже темнеет. Я набираю Эбби и говорю, что выдвигаюсь к ней, а после окунаюсь в музыку и размышления о Джастине. Такая странная встреча спустя шесть лет.

Какой-то алкаш перекрывает мне путь, неожиданно выскочив передо мной. Отец учил меня, что их нельзя злить. Нельзя кричать на пьяного. Контролирую себя от желания вытащить пистолет, делаю несколько шагов назад и молча обхожу бедолагу.

Мой папа – коп. Он запирает таких как я за решеткой. Он многому меня научил, не зная, что однажды мне это очень-таки пригодится.

Глава 7

Джастин

Первым делом после ухода Мелани я пытаюсь уловить оставшийся от неё сладковатый запах. Должен признать, внешность у неё приятная – личико как фарфоровое белое-белое, аккуратный маленький нос, голубые широко распахнутые глаза. Павда губы у девушки тонкие и покусанные. Это ведь привычка невротиков – кусать губы?

Я не должен ей доверять. И то, что она навещала меня, не сглаживает её вины. Я заметил, как лицо девушки покраснело, в попытке скрыть правду. Поэтому версия о случайности аварии – смешная чушь.

Мой нелепый уговор был придуман на ходу, я не знаю, зачем это сделал. Видимо во мне есть желание понаблюдать за Мелани ещё какое-то время.

Не скрою, я неимоверно рад, что всё-таки заставил свои мышцы шевелиться и отлепил скотч от глаз. Я снова живой, снова подвижный, жизнеспособный.

Оглядываю место пребывания и отмечаю, что стиля здесь особо не наблюдается. Хотя чего я требую от простой больницы?

Когда на следующий день приходит доктор, он вертится вокруг меня, как оса, собравшаяся ужалить. Однако, он радует новостью, что меня ожидает выписка через неделю.

В этот же день меня навещает сотрудник полиции, он берёт у меня показания – мою версию случившегося. Что ж, я беру вину на себя, смахивая на то, что потянулся за упавшим вниз телефоном. А сотрудник полиции – не дурак, разговаривал со свидетелями, а те утверждают, что передо мной выскочила белобрысая девушка. Я тихонько смеюсь, и говорю:

– Конечно, я бы мог скинуть ответственность на ту девушку. Только мне это не к чему, мне не нужно, чтобы кто-то со стороны покрывал мои ошибки. – Я смотрю прямо в глаза мужчине. Держу взгляд. Знаю, что если отведу его вниз – это будет признаком моей лжи, попыткой ухода от ответа. – Она не виновата, просто стечение обстоятельств.

Я подписываю несколько бумаг и облегчённо вздыхаю. Мне жалко автомобиль, но так важно не привязываться к вещам. Они не могут подарить людям ничего, кроме комфорта и чувства радости, которое, между прочим, испаряется через короткое время после приобретения данной вещи. Сначала мы радуемся обновке как ненормальные, а после находим радость в других покупках.

После обеда заходит Мел. Целует – по уговору. Рассказывает о погоде, о людях, встречающихся по дороге ко мне. И ни слова о себе. Даже не знаю, хорошо это или плохо.

Так повторяется несколько дней подряд. Я слушаю её, киваю, кидаю безразличные фразы, смотрю в потолок, слежу, как передвигается стрелка на настенных часах. Замечаю, как растёт моя борода. Приходит медсестра, чтобы помочь мне. Я отказываюсь от помощи, ссылаясь на то, что уже могу вставать с кровати и, к тому же, у меня есть две руки.

Кайл не объявляется. Я прошу доктора принести мои вещи, если таковые имеются. Он приносит мой мобильник и папку с документами, которая всегда лежала в бардачке моей Ламбо. На вопрос об одежде мужчина ответил, что она размещена в шкафчике моей палаты. Как я сам об этом не догадался? Видимо, хорошенько я в тот день ударился головой.

Включив мобильник, я замечаю десятки входящих сообщений. Мысленно шлю всех к чертям и направляюсь в телефонную книгу. Я набираю Кайла и выслушиваю нудные гудки.

– Ты не хочешь меня забрать? – говорю я, как только он поднимает трубку.

– Тебя выписывают? – тут же подлавливает друг, – ну, наконец-то!

– По моему желанию и под твою ответственность.

– Ты, конечно, молодец, Джас, – удивляется Кайл.

– Не могу я тут больше…

Бороду я так и не сбрил. Зато сижу уже нарядный, с зачесанными назад отросшими волосами, готовенький, в ожидании свободы. Когда в дверном проеме появляется Кайл в джинсовой куртке с дырками, я растягиваю улыбку до ушей и направляюсь к нему.

– Выглядишь постаревшим, – Кайл пожимает мою руку.

– И ощущаю себя на лет сорок, – закатываю глаза, – хочу свежего воздуха. Хочу на улицу. Кайл, выведи меня отсюда.

Мы направляемся к регистратуре. Женщина в белом халате вызывает доктора, тот советует мне соблюдать постельный режим и не заниматься физическими нагрузками, подписывает какие-то документы и желает удачи. Я заполняю анкету, оставляя в регистратуре некоторые из своих данных.

Затем нам выдают стопку бумаг для ознакомления. Оказывается, я ещё должен выписать нескромный чек этой организации за то, что меня держали под этой крышей.

Наконец, добравшись до выхода, я не без усилий отталкиваю дверь вперёд и выхожу на свет. Во время этих двух месяцев я не особо четко видел свою дату смерти и, честно говоря, предполагал, быть может, с ней что-то произошло. Но оказавшись на воле, где ветер разносит во все стороны мои волосы, я снова вижу её. Не изменившуюся.

В детстве я не понимал, что означают эти палочки да завиточки. Это было до тех пор, пока мама не научила меня считать и писать. Я вывел последовательность цифр в своей тетради, а мама спросила: «Твоя дата? Ты видишь это?». Я кивнул, а мама прижала меня к себе и поцеловала в лоб.

Однако, мне кажется, что моя дата была не такой, какой представляется сейчас. По-моему, вместо шестерки была тройка. На каком этапе жизни ко мне добавились тридцать лет, как будто бонусом, – остаётся для меня загадкой.

Мама тогда пояснила мне, что наше сознание – система, которая выбрасывает информацию порой совершенно ненужную. Оно показывает дату естественной смерти человека. Сознание выдает эти числа у всех в разном возрасте, например, мама увидела свою дату только после окончания седьмого класса, а папа после того, как упал в обморок на первом свидании, дед Фишер и вовсе узнал свою дату в подростковом лагере. Странно это, но я вполне доволен, что мне уготована долгая жизнь.