Бирюк попытался развернуться против течения. Он судорожно греб, задыхаясь и теряя силы, но ничего не получалось. Его несло. Он уже не думал ни о чем, единственное, чего ему хотелось, это ощутить дно под ногами. Дна не нащупывалось, как он не пытался, и каждая такая попытка заканчивалась тем, что его захлестывало, и он долго потом не мог отдышаться.

И, главное, не смотря на явную опасность для его, Бирюка, драгоценной жизни, никто из его «бессмертных» не пришел к нему на помощь. Где они, что с ними, он не знал и не думал. Во всяком случае, никого из них рядом не было.

Помощь пришла, откуда не ждал. Река сама подала ему руку, подмыв росшее на берегу дерево, и это дерево, держась остатками корней за берег, лежало на воде, своей раскидистой кроной перегородив Бирюку путь в неизвестность, скорее всего к преждевременной кончине.

Цепляясь за объеденные водой склизкие ветки, Бирюк выполз на сушу. Ноги дрожали, впрочем, и руки тоже. Но теперь он мог оглядеться, и, к своему удивлению, увидел несколько голов, торчащих на поверхности воды. «Бессмертные» боролись с рекой на равных. Пора было собирать воинство. И Бирюк свистнул.

Собирались долго, слишком их, его упырей, как про себя называл Бирюк «бессмертных», разбросало течение, которое так никто и не сумел побороть. В конце-концов, когда уже десять упырей, мокрых, но бодрых, вылезло на сушу, он, в отчаянии, послал двоих за оставшимися. И они, черт возьми! – нашли и вернули заблудших. Как они это сделали, Бирюк не представлял и даже не догадывался. Но сделали!

Интересно, – думал он, – что они сказали им? Он ни разу не слышал, чтобы «бессмертные» как-то общались друг с другом. Но ведь как-то…

Ладно, главное, теперь снова все в сборе. Значит, можно и посмотреть, что же там, на бережку делается. Течением их унесло довольно далеко от своих. Теперь они располагались где-то там, где хозяйничал противник. Сами того не желая Бирюк и его «бессмертные» воины оказались в тылу ахинейского войска. И Бирюк осторожно полез на кручу.

В стане противника царила суета и суматоха. Выглядывая из кустов, Бирюк видел, как мечутся в явной растерянности фигуры с тюрбанами на головах. Всадники – явные командиры, с криками подгоняли солдат, и подгоняли в направлении противоположном тому, куда они только что шли. На миг Бирюку показалось, что они отступают, отступают от… кого? Бенедиктова войска, что ли? Нет, этого не могло быть. Да и не похоже это было на отступление. Бирюк уже видел, как это бывает, и знал, что тогда-то уж никого подгонять не надо. А что же это? И у него мелькнула мысль, что кто-то напал на этих чертовых ахинейцев. Напал сзади, откуда не ждали, и теперь командиры разворачивают своих навстречу новому врагу.

Что ж, враг моего врага – мой друг, а друзьям надо помогать. Бирюк созвал своих подопечных и, оставив с собой двоих – так, на всякий случай, пустил остальных охотиться на этих, которые в тюрбанах.

– Давайте, ребята, – пробормотал он, устраиваясь на травке, – резвитесь, волчары!

4

– Чер-р-рт!!. – барон Рупшильт сморщился от боли. Его не слишком могучий кулак, придя в соприкосновение с крепкой дубовой столешницей, дал понять, что больше так делать не надо. Да, в общем-то, он и не собирался. И это-то движение было не характерным для барона, всегда сдержанного в проявлениях эмоций. И вот, не сдержался…

– И что, – он взглянул на сидящего напротив, – и все?.. Вот так – раз, и все?

Собеседник промолчал. Барон снова поднял голову и взглянул тому в глаза. Глаза были спокойны и ровным счетом ничего не выражали. Впрочем, как и всегда. Глаза Диксона, человека, отвечавшего в империи барона за все силовые и тайные операции, отнюдь не были окнами его души. Если за ними что-то и было, то постороннему этого лучше было не видеть. Вот и сейчас барон, только скользнув взглядом, побыстрее отвел глаза.

– Как это могло случиться? Ведь они были практически уничтожены. Диксон, вы же мне сами подробно докладывали…

– Да, господин барон, – с легким вздохом, похожим на подавленный зевок, отозвался Диксон, – они были зажаты. С одной стороны их преследовали войска султана, с другой им навстречу шли железные легионы Арбокора. Собственно, они-то и должны были встретиться и перемолоть друг друга. Бенедиктово воинство, что там от него осталось, они бы и не заметили, просто размазали бы по земле.

– Да-да! И в последний момент в тылы и той и другой армиям наносятся удары. И чьи?! Ледерландия! Ледерландия громит Арбокор! Ахинейцы – те хоть со степной конницей столкнулись. Там хоть противник достойный. А тут…

– По словам тех, кто сумел выжить и убежать, там было нечто, чему они не смогли противостоять. Но это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Хотя… Хотя разные источники в главном не противоречат друг другу.

– Что же это?

– Это, господин барон, летало по воздуху. Это испускало огненные струи. Величина этих струй, конечно, варьируется, в зависимости от фантазии рассказчика, как и размеры самого… этого. Но, в общем, как-то так.

– Воздушный корабль? – Заинтересовался барон. – Тот самый?..

– Нет, – возразил Диксон, – следы того корабля так и затерялись. Никаких сведений. Пропал. Пропал со всем содержимым. А это… Вот вы как-то говорили про летучих тварей, вылетающих откуда-то из-под земли, помните?

Барон молча кивнул. Да, он помнил.

– Ну, вот… Что-то вроде. Крылья… И вообще, это было живое.

– Дракон, – потрясенно прошептал барон Рупшильт, – откуда? Неужели…

***

Армия побеждающая, армия наступающая никогда не испытывает дефицита кадров. И армия Бенедикта, легко пронзающая пространство собственной страны с юга на север, изначально состоявшая почти целиком из союзных ледерландского и ахалдакского ограниченных контингентов, пришедших ей на помощь, росла как брюхо чревоугодника, пропойцы и бездельника. Тем более, что было там и что выпить, и чем закусить. А боев, почитай, что и не было вовсе. Чем не жизнь?!

Обозы арбокорцев, а особенно султанской армии пришлись как нельзя более кстати, позволив уменьшить бремя населения территорий, через которые армия и влекла свое погрузневшее тело. Бенедикт издал специальный указ, по которому дочиста грабить села и хутора запрещалось. Половину оставляли, и даже особо не грустили по этому поводу, так как голода уже не было. А сытый всегда великодушнее голодного.

Разбежавшиеся в прошлом году солдаты возвращались. Их дезертирством никто их не упрекал, давали оружие тем, у кого его почему-то не было, ставили на довольствие и они весело маршировали вдогонку – кому?

Из всех супостатов, вторгшихся на территорию Амирана еще оставались эрогенцы, захватившие Миранду и сопредельные территории. Те из местных жителей, кто, в свое время, проявив смекалку и расторопность, поспешили присягнуть новой власти, не успели толком порадоваться своей удаче. Теперь они с опаской смотрели по сторонам, ловя на себе взгляды земляков. И эти взгляды не сулили им ничего хорошего.

В самой Эрогении шла борьба двух точек зрения на сложившуюся ситуацию. Одна партия, официально возглавляемая королевой-матерью – матерью несчастного Геркулания – душой которой был, однако граф Феликс, настаивала на немедленной эвакуации всех войск вторжения обратно, на остров, в родные пенаты. Пока не поздно. А там, дальше, уж объясниться с Бенедиктом, представив свое присутствие на материке как, пусть и не прошенную, но все же помощь. Помощь тому же Бенедикту в деле поддержания порядка и законности в недолгий период его вынужденного отсутствия. Вот, мол, поохраняли немножко его столицу, чтобы кто нехороший не разграбил, а теперь – пожалуйте! А нам-то ничего и не надо. Мы – так. Исключительно из чувства долга и из стремления всячески помочь. Если что – обращайтесь.

Герцог Гордонский, хоть и был родным братом королевы, и, к тому же, вообще не был подданным Эрогении, собрав вокруг себя многочисленных сторонников – преимущественно из начальствующего состава вооруженных сил и флота, считал, что отдавать что бы то ни было, уже находящееся в руках, как бы и западло. А как же воинская честь? А как же вековые традиции и обычаи?