ПапА затемпературил и попросил меня перед работой зайти в аптеку за лекарствами. Да, конечно, всего-то одна остановка по кольцевой от Парка культуры до Киевской, а потом добираться на работу, снова по кольцевой до Добрынинской, и на трамвае до Варшавского шоссе. Но кроме меня сходить старику в аптеку было некому. И я, кряхтя начала собираться. И вдруг меня осенило - я же в отпуске. Поэтому настроение улучшилось, и я начала планировать, куда можно зайти по пути домой от родителей, если идти пешком. Метро в тот день не показалось мне серым и грязным, а в подземном переходе, в аптечном киоске, я купила всё, что просил отец. Я всегда заглядывала в почтовый ящик, потому что на этот адрес приходили письма и для меня. Но он постоянно оказывался пуст, папА всегда опережал меня, забирая почту рано утром. На этот раз папА заболел, и из ящика сиротливо торчали его газеты. Как выяснилось ещё со вчерашнего вечера, потому что вместе с "Комсомольской правдой" и "Литературной газетой" лежала "Вечерняя Москва". Я достала почту, и уже нажала на кнопку вызова лифта, когда к моим ногам упала какая-то бумажка - невзрачный листок, но с круглой печатью. Я подняла его и увидела, что это повестка в суд для моего Вовки.

  "Предлагаем вам явиться туда-то, тогда-то на заседание суда по гражданскому иску гражданки такой-то на удержание алиментов..." Дальше я читать не стала, приехал лифт, и я вошла в кабину. Я прислонилась в стенке лифта и пыталась осмыслить, что же за новость я держу в своей руке. Лифт остановился на пятом этаже, разошлись его двери, а я всё стояла и не выходила. Щелкнул чей-то замок, и я поняла, что это любопытные соседи хотят проверить, почему из лифта никто не выходит. Я бросила газеты на пол и сделала вид, что уронила их и собираю. "А, Оленька! Газетки уронила?" - прошелестела соседка и, не дожидаясь ответа, скрылась за своей дверью. "Не нашла никакого криминала, вот досада" - подумала я, достала ключи и открыла дверь квартиры свёкра и свекрови. ¡

  Когда матушка убедилась, что я купила всё, что надо и ушла к себе, предоставив мне поухаживать за папА, я, молча, помахала перед его носом повесткой.

  - А... Ты об этом. - Сказал свекор, хотя я не произнесла ни слова. - Мы не хотели тебе говорить, думали, что ты тогда не выйдешь за Вовку.

  - Он был женат?

  - Дважды. Но ребёнок только один. - Свёкор словно спохватился, говоря о ребёнке.

  Я молчала. Мне почему-то было без разницы, сколько раз Вовка был женат до меня, и сколько у него детей. Я сидела и раздумывала, как я буду возвращаться в свою общагу, что оставлю мужу, что заберу себе. "Хотя зачем мне вся эта мелочёвка и бестолковые свадебные подарки?" - подумала я, и посмотрела на свёкра.

  - И когда вы собирались мне сообщить, что я далеко не первая ваша сноха?

  - Володя хотел сам с тобой поговорить. Ты девочка умная, и за время, что вы прожили вместе, показала себя, как добрый, честный человек. Я в тебе не ошибся. Вовка с тобой не пропадёт. - Свёкор почти шептал. Но я не думала, что у него перехватило дыхание от напряжённого разговора, у него просто болело горло.

  - Сомнительный комплимент. - Отозвалась я. - А как насчёт меня? Я с вашим Вовкой не пропаду?

  Свекор, наверное, подумал, что я в курсе второй их семейной тайны, сокрытой от меня, поэтому выдал без предисловий:

  - Но, после армии у него больше приступов не было. Если он не будет пить, всё будет хорошо. - Снова прошептал он.

  Я взяла себя в руки и почти ледяным тоном сказала:

  - Уточните, пожалуйста, его диагноз, а то у него семь пятниц на неделе.

  - Симптоматическая затылочная эпилепсия, следствие черепно-мозговой травмы.

  Я понятия не имела что это такое, но спросила:

  - Когда он эту травму получил?

  - В армии.

  Вовка служил в Москве во внутренних войсках, и рассказывал, как сразу после присяги их выставили в оцепление на каком-то футбольном матче, и он участвовал в разгоне фанатов, которые пошли стенка на стенку. Было темно, и кто-то из своих ударил его дубинкой. Но Вовка сказал, что ему попали по плечу, у него даже сохранился след от удара в виде коричневого пятна. Больше я ничего спрашивать у свёкра не стала. Я ушла, но прежде мы со свёкром договорились, что не расскажем Вовке о нашем разговоре. Хотя, как ни мало я знала папА, ещё до свадьбы поняла, что он болтлив как баба, ни разу тёплая вода у него в заднице не задержалась.

  Я поехала в свою общагу в Чертаново, где в моём распоряжении была целая однокомнатная квартира. Мои соседки просто не жили там. По дороге я купила себе вкусняшек, приготовила шикарный обед, наелась, потом легла и уснула. Проснулась я от того, что в окно ударил свет от проезжавшего мимо автомобиля. На часах было всего половина шестого вечера, и я подумала, что неохота добираться в центр по темноте. И я осталась в Чертаново. Утром не торопясь собралась, и поехала домой. "Только где мой дом?" - думала я, подходя к квартире, где мы жили с Вовкой. Когда я включила свет в прихожей, глуховатая старушка - соседка, отпрянула от двери нашей комнаты. Она закрыла лицо руками и прошмыгнула на кухню. Видимо ей хотелось знать, что у нас происходит, раз я не ночевала дома. А то, что я дома не ночевала, она наверняка поняла из телефонного разговора Вовки со своим отцом. Вова орал во всю силу своего тенора, который мне почему-то показался писклявым: "Ты рехнулся, папА, она ничего не знала вообще, ни про Даника, ни про болячку. Вот где она может быть? Я ездил в общагу, она туда не приезжала". Я усмехнулась. Скорее всего, Вовка приезжал в Чертаново после восьми вечера, когда сменилась вахтёр, и она не знала, что я в общаге. Последовала пауза, видимо Вовка слушал, что говорит отец, потом опять заорал: "Ты забыл, что меня сняли с учёта ещё в Бурденко? Это были посттравматические судороги, эпилепсию мне не поставили. И тебе не кажется странным, что меня не комиссовали? Просто перевели служить в отделение милиции в дежурку, и я жил дома?". Пауза и снова крик: "Ну и что, что прошло два года после армии, пока у меня стоял этот диагноз. ПапА, ты мудак!". Я услышала, что Вовка бросил трубку, и открыла дверь в комнату, а мой муженек остолбенел. Видимо соседку постигло жестокое разочарование, потому что Вовка бросился мне на шею и зарыдал, а я тихонько прикрыла дверь.

  Мы не выходили из дома два дня. Всё, что могли слышать наши соседи, это музыку, которую мы включали погромче, когда занимались сексом. Мы оба как с цепи сорвались, наслаждаясь друг другом. А разговаривали мы шепотом. Много времени спустя, я где-то прочитала, что когда случаются вот такие спонтанные бурные примирения в постели после супружеских размолвок, брак обречён. Но тогда я этого не знала, и мне, в общем, было всё равно. Шок, который я пережила от нежданных новостей, нужно было выпустить наружу. И вот Вовке звонят с работы, и он уезжает в училище. А я собираюсь, и еду на улицу Горького, где по любимой привычке выходного дня хожу по магазинам, но сегодня ничего не покупаю. Я думаю.