Она же, судя по всему, прочитала мои потаенные мыслишки. И даже слегка покраснела. Видно, поняла, что погорячилась с избыточной вежливостью. Два взрослых человека. Кто тут кому должен что-то запрещать или разрешать?

Водитель забрал деньги и, подмигнув фарами, укатил в поисках новой добычи. А Маша с восторгом оглядела мое жилище и прогудела одобрительно:

– О-го-го! Кучеряво живешь! Сам такой роскошный домище отстроил?

«Домище» я, разумеется, не строил. Бывший владелец, приятный в обхождении старичок, со своей еще бойкой хозяйкой перебрался поближе к морю, к теплым местам. И дом за кругленькую сумму перешел в мою собственность. Одноэтажный, с толстыми стенами из белого кирпича и высоким, под три метра, забором. В лесу, до ближайшего жилья – минут двадцать. Не дом, а крепость!

Однако чертик, проживающий в потемках души, с озорством уколол меня рожками. И убедил, что знать эту скучную историю Маше абсолютно необязательно. Ну что будет, если приписать себе несуществующую заслугу? Бывшие хозяева не узнают, а поэтому и не обидятся из-за беспринципного нарушения их авторских прав. А вот юная гостья, глядишь, впечатлится. И я кивнул, на всякий случай опустив взгляд.

Маша, побродив некоторое время по дому, вернулась ко мне и еще раз с одобрением поцокала язычком. А потом на нее вдруг снизошло озарение:

– Слушай, я ж забыла, ворона! – Она вытащила из оставленной у порога сумочки небольшую отливающую металлическим блеском коробку. – Вот, ноут мой поставь на зарядку, пожалуйста. А то в самолете аккумулятор высосала досуха.

Порывшись в сумке, оказавшейся на поверку более вместительной, чем на первый взгляд, Маша выудила скрученный в комок шнур и протянула мне. А сама попыталась изобразить просительный взгляд. Однако в ее исполнении он все равно вышел нагловатым и с издевкой. Мурена, что тут скажешь!

Я решил отыграться за это ее легкое нахальство. Поэтому предложил не моргнув глазом:

– Конечно, без проблем. Ставь в холодильник.

Маша некоторое время смотрела на меня как на умалишенного. Должно быть, она наконец уяснила, какую необдуманную глупость совершила, приехав.

А я, насладившись произведенным эффектом, взял из ее рук ноутбук и открыл холодильник. Точнее сказать, то, что снаружи выглядело холодильником, однако таковым не являлось.

Дело в том, что мне до смерти надоело спотыкаться о связки проводов. Можно было, конечно, убрать их в короб. Но я пошел дальше – купил корпус холодильника, подкрасил и оборудовал в нем уютное гнездышко для нас с компьютером. Так и пыли меньше, и выглядело сооружение гораздо аккуратней.

Когда все выяснилось, Мурмаша с явным облегчением выдохнула и рассмеялась. Неудивительно, любому полегчает, когда убедишься, что твой новый знакомый не такой уж и псих, как казалось.

Я состряпал ужин на две персоны. А вторую персону почти в приказном порядке отправил в душ. И тут же услыхал щелчок запираемой на замок двери. После этого нечего было сомневаться: Мурмаша хоть и доверяет, но не настолько, чтоб оставить мне возможность застать ее врасплох, голенькой и распаренной. Хотя не выйдет же она из ванной в одном намотанном на голову полотенце. Подобное только в кино бывает, да и то в таком, где мне бы пришлось играть роль чистильщика бассейнов или сантехника.

После омовения Мура в моем халате с подвернутыми рукавами плюхнулась в кресло у стола. И, наплевав на приличия, схватила тарелку, заполненную бутербродами. А затем, жуя и довольно улыбаясь, с наслаждением откинулась на спинку. Казалось, еще немного, и Маша разнеженно заурчит, подобно пригревшемуся коту.

– Как там в сказках?.. – проворковала она, с жадностью пираньи прикончила бутерброд и, копируя интонации грубого мужского голоса, потребовала: – В баньке попарь, накорми-напои, а потом и спрашивай!

Я молча ожидал продолжения, несмотря на то, что получался Бабой Ягой, а она добрым молодцем.

– Значит, в баньке, допустим, было. – Маша отставила тарелку и стала загибать длинные тонкие пальчики с покрытыми желтым лаком ногтями. – Накормить тоже ставим галочку. И значит – что?

– Что? – уточнил я, вовлекаясь в игру и старательно копируя интонацию. – Можно начинать расспрашивать? Или этот год неудачный, подождем до високосного?

Но Мурмаша меня снова переиграла, осадив на взлете.

– Тихо-тихо, нечего мне райдер портить. Там еще пункт «напои» имеется. Так что… – Она взяла со стола бокал и протянула мне: – Ты же составишь компанию?

Вино я по неопытности пролил на скатерть. Но в бокалы тоже попало достаточное количество. Маша взяла свой бокал, легонько коснулась им второго и, прижав к груди, села обратно в кресло.

А вот то, как она поступила с его содержимым, мне очень не понравилось. Примерно так, торопясь на службу, я выливал в глотку остатки остывшего кофе. Они не встречали препятствий, даже глотать почти не приходилось. Как бензин в бак автомобиля: заправился и езжай.

Выходит, на пристрастие к алкоголю в магазине Маша меня не проверяла. Поскольку сама неровно дышит к этому делу. Или все-таки показалось? Перенервничал человек, все же незнакомый город, едва знакомый мужчина. Вот и успокаивает беззащитная дама нервы. Похоже ли на правду? Не уверен, просто хотелось бы, чтоб так и было. Чтоб хэппи-энд и все с ним связанное.

Но вдруг боится Мурмаша не меня, а в принципе боится? И заглушает страх регулярно? Тогда снова приходят на ум мои невеселые гипотезы. А я уже почти списал их со счетов, расслабился.

Так может, взять и спросить в лоб: «Чем обязан визиту, сударыня?» Или еще хлеще: «Чего приперлась, кошка драная?»

Спросить-то можно, с меня не убудет. Да только в ответ почти наверняка получишь: «А ты что – не рад? Я летела за тысячи километров, а он!..»

Ну или выпишет Маша за хамство смачную пощечину. Не то чтоб это пугало с ее силищей. Но не хотелось бы так бездарно потерять расположение небезразличной мне леди. Да и Муриных субтильных ручек жалко – ушибет же о мой фасад. А мне потом до утра дуй на больные места и лед прикладывай!

Оставался более затратный по времени, но менее бестактный вариант – зайти издали. И выбрав его окончательно, я спросил первое, что пришло на ум:

– Чем сейчас занимаешься? Тебя год на конкурсах не видно.

Маша сморщила нос и сдвинула бровки, словно близоруко высматривала бегающих по мне муравьев.

– Ай, – неопределенно махнула она рукой. – Что толку от этих конкурсов? Да и от литературы, если разобраться.

Вероятно, на Мурену накатил кризис среднего возраста. Во всяком случае, ее последние слова иначе как полнейшим разочарованием не назовешь. И выпивать она стала по такому чудному поводу. А явилась ко мне, подталкиваемая страстью к перемене мест, чтоб начать с чистого листа.

«Страх, тревога!» Попал, снайпер, пальцем в Кассиопею!

– Мне казалось, тебе интересно, – совершенно искренне признался я. – Что, прости за пафос, это призвание, никак не меньше.

– Призвание… – хмыкнула она. – Коэффициент полезного действия у конкурсов мизерный. – Маша издала губами звук, который сопровождает расколоченные об пол надежды. – Добиваются путного результата единицы.

Все сходилось. Увы и ах, Машу-стервочку, Машу-кремень догрызает депрессия во всей красе. Слова о «зря потраченном времени» и «тщетности всего» будто списали из учебника по психологии.

– Кое-что полезное, правда, там есть, – все же сменила она гнев на милость. – На конкурсах вращается уйма народу с похожим складом ума. Писаки привыкли работать со словом. – Маша щелкнула пальцами, оставив один из них так, чтоб он указывал на меня, и закончила деловым тоном: – Это-то нам и нужно!

Я сделал вид, что мне безумно интересно, и для этого почти не пришлось притворяться: Маша умела разбудить любопытство.

– Ты что, издательство собственное открыла?

– Пф-ф, издательство! – фыркнула она, уронив на халат крошечную винную каплю. – Помнишь, рукописи не горят? Вот и здесь мысли правильно формулируются и даже записываются. А однажды четко сформулированные и записанные, те остаются в мозгу и проецируются многократно.