Я вопросительно смотрю на Стаса, но тот отрицательно машет головой.
– После того, как Андрей изначально попытался категорически отказать Станиславу, ваш сын начал угрожать ему, – Игорь Валентинович говорил тихо и неспешно, что видимо должно было взывать к чувству вины.
Первой не выдержала Вероника Николаевна:
– Это возмутительно! Это же беспредел, в самом натуральном виде! Я требую, вы слышите, я требую…
Что она там требовала, я не совсем поняла, так как была больше сосредоточена на Стасе. Ребёнок мой сидел напряжённый, а может быть даже подавленный. Хотя злости в нём было тоже предостаточно, сжатые в кулаки руки были тому явным доказательством. Только бы сдержался. Я положила свою ладонь ему на колено, из-за чего Стас вздрогнул. И растерянно на меня глянул, интересно какой моей реакции он ожидает?
– … у нас уже давние претензии к Станиславу! – оказывается, Вероника Николаевна всё это время продолжала свою возмущённую тираду.
– Какие?
– Что?!
– Какие именно давние претензии у вас к Станиславу?
– Как?! Вам разве недостаточно того, что произошло сегодня?! – женщина не то чтобы кричала, скорее уж повизгивала. Интересно, она всегда всё драматизирует?
– Да, давайте разберёмся в сегодняшней ситуации. Я согласна с тем, что ситуация нехорошая. Поэтому у меня вопрос, всё было действительно так? Или это позиция кого-то одного?
Я посмотрела на тощего Андрея, который тут же засмущался и отвёл от меня глаза. Ох уж эти дети, да у них же на лбу всё написано. Но почему-то никто больше в кабинете не хотел этого замечать.
– Да, как вы… – начала было возмущаться представительница семейства Паточкиных, но Игорь Валентинович наконец-то решил вмешаться в наш скандал, который ещё не случился, но уже начинал набирать обороты.
– Вероника Николаевна, давайте успокоимся. Александра Сергеевна, понимаете, после того, как мальчиков разняли на перемене, мы сразу начали разбираться в случившемся. По факту мы имеем следующую картину: Станислав первый применил физическую агрессию по отношению к Андрею, Станислав списал контрольную работу у Андрея, это подтвердил учитель математики, некоторые из одноклассников видели, как Станислав и Андрей спорили перед началом урока…
– Да не спорили мы! – это уже Стас впервые подал голос за всё время, что мы находились в кабинете. Говорит и замолкает.
– Да как ты! – опять Паточкина.
– Стоп, – я уже начинаю злиться, и та действительно замолкает. Ну, надо же, какие мы.
– Александра Сергеевна, Станислав так и не смог нам пояснить сложившуюся ситуацию, поэтому мы можем судить только со слов Андрея и других свидетелей, – вновь мне поясняет директор.
Меня уже начинает раздражать полная форма имени сына, есть в этом что-то такое обвинительное.
– Хорошо. Стас, ты нам расскажешь, что случилось?
Стас какое-то время морщится, а потом выдаёт:
– А зачем?! Они же уже всё для себя решили…
Так и хочется закрыть лицо ладонью, изобразив полный фейлс-палм. Ребёнок, ну не время сейчас свой характер показывать, не время. Но он видимо не может иначе, и, кажется, это тоже надо принимать. Но вот другие взрослые не спешат этого понимать.
– Молодой человек, последите за своим языком! Прежде чем в чём-то обвинять присутствующих, вы бы попробовали ответить за свои действия! – Игорь Валентинович вдруг становится раздражённым и недовольным, и почему-то мне кажется, что он был таким на протяжении всей нашей беседы, просто не показывал. Ох, не зря он мне не понравился. Стас прав, тут все для себя всё решили.
Я ещё раз смотрю на сына. И спрашиваю себя о том, мог ли он угрожать другому человеку, шантажировать его? И сама себе отвечаю: нет, не мог. Ударить мог, в порыве гнева, раздражения или большой обиды, мог. Но не специально с целью запугать. А если я права, то и вся история не столь однозначна, какой её тут рисуют.
– Стас? – ещё раз пробую я, но тот лишь недовольно поджимает губы. Так и хочется попросить его, хоть чуть-чуть облегчить мне задачу. Но ребёнок не торопится.
– Хорошо, дети выйдите, пожалуйста, за дверь, – прошу я парней. Стас выжидающе смотрит мне в глаза, но этот раунд остаётся за мной. И он пулей вылетает из директорского кабинета, хорошо ещё что хоть дверью не хлопает. Второй парень тоже ждёт реакции своей матери, но той, слава Богу, хватает благоразумия, чтобы тоже отправить ребёнка за дверь.
С уходом детей атмосфера легче не становится.
– Вы же понимаете, что мы будем вынуждены принять меры…
– Подождите! Вам не кажется, что надо в сначала по нормальному во всём разобраться?
– А что тут разбираться?! – вклинивается Паточкина. – Вы собираетесь отрицать вину вашего сына?!
– Я ничего не собираюсь отрицать, я просто предлагаю нормально прояснить, без преждевременных выводов.
– То есть вы во всём обвиняете Андрюшу? – высота её голоса повышается прямо пропорционально её возмущению.
– Я никого ни в чём не обвиняю. И вину со Стаса тоже не снимаю. Но если он так поступил, значит, его что-то спровоцировало… ну или у него оказались какие-то на то причины. Я знаю своего ребёнка и знаю, он бы в жизни просто так не стал никому угрожать, – стараюсь сохранять спокойствие, хотя визги Паточкиной и Игорь Валентинович с его негласными обвинениями начинают меня бесить. А ещё и Анна Леонидовна молчит всё время, потупив глаза в пол.
– Мы спрашивали его, но он же молчит, вы слышали, – разводит руками директор.
– Видимо весь вопрос в том, как спрашивать?
– А как его надо спрашивать?! Цацкаться с ним? Да у мальчишки же нет никаких авторитетов, слышали же, как он нам отвечает. Как он тут с Игорем Валентиновичем общался! – в этот момент она чуть ли не кланяется в сторону директора. Странно, что ещё «господином директором» не называет. – Никого ни во что не ставит. И мать ему не указ!
Я если честно даже рот открыла, то ли от чужой беспардонности, то ли просто от непонятных мне выводов.
– Так, может хватит уже из моего ребёнка монстра какого-то делать?! – всё-таки не выдерживаю я и уже сама повышаю голос.
– Дамы… – пытается вклиниться Игорь Валентинович, наконец-то понимая, что теряет контроль над ситуацией. Но нас уже понесло.
– А из него уже делать ничего не надо… Всё уже сделано! Конечно, с такой-то матерью!
– Это какой такой?! – я даже подскочила на месте.
Не знаю, что она мне там собиралась сказать, но директор наконец-то решил показать, кто главный в этом кабинете, и стукнул кулаком по столу. Выглядело комично, но зато на Паточкину это оказало отрезвляющий эффект. Она села на свой стул, смиренно сложив свои руки на коленях.
Бог ты мой, ну что за цирк тут?! Вся ситуация кажется выдуманной и сюрреалистичной. Как мы вообще от подростковых разборок перешли к бабским истерикам?
– Вероника Николаевна, давайте успокоимся, я уверен, что Александра Сергеевна понимает всю щекотливость ситуации. Александра Сергеевна, я понимаю, что вами движет желание защитить Станислава, – ха, понимает он! – И я с вами даже соглашусь, что возможно ситуация выглядит достаточно однобоко, но на данный момент – это вся информация, которой мы обладаем. А решения нам нужно принимать именно сейчас, так как семья Андрея крайне серьёзно настроена писать заявление на Станислава. Возможно, у него действительно были некие причины на такое поведение, но он первый поднял руку на Андрея, что автоматически делает его виноватым.
– Да, виноватым, – вторит ему Паточкина. – А вы знаете, я действительно напишу заявление в полицию, кто-то же должен пресечь весь этот беспредел?
– Пишите, – безразлично говорю я. И все тут же утыкаются на меня своими непонимающими взглядами. Кажется, звание «мать года» мне сегодня точно не грозит. И становится как-то всё равно.
Лицо Паточкиной наливается кровью, она подскакивает со своего стула и делает вид, что хватает ртом воздух:
– И вам всё равно?! Всё равно на то, что будет с вашим сыном?
– На сына – нет, на заявление – да. А что будет? Может уже наконец-то и моего ребенка спросят, что же сегодня случилось. Если вдруг полиция решит, что он виноват, то возможно Стаса поставят на учёт, не более. Да, неприятно, но вы же мне сами только что кричали о том, что мой ребёнок не знает никаких границ. Значит, узнает, что такое ответственность.
