Ехали неспешно, верхом, а следом за ними двигались дровни с едой и питьем. В каждой деревне Дмитрий устраивал сход, придирчиво расспрашивал что и в каких размерах платят ему, помещику, а теперь вотчиннику, а что государству.

По возвращению из-под Нарвы в свой «господский» дом, Дмитрий устроил пир, чтобы поддержать Никиту и обмыть щедрый дар Петра. Пили водку, брагу, пиво, крепкие наливки. Водка ему не понравилась – слабая, меньше тридцати градусов и вкус гадкая. То ли дело наливки. И в голове шумит после одной чарки и на вкус приятна.

Бывшие государевы крестьяне барщину не имели. Как и оброка. Зато денежные налог был куда выше и еще вопрос, что хуже. Еще надоедали крестьянам различные натуральные повинности – ямская, дровяная, дорожная и т. д. И лихоимства чиновников. А попробуй не дай – на законном основании со света сживет.

Дмитрий все эти сомнения понимал, но доказывать свою правоту не спешил. Слова – это пустое, практика покажет, что он был прав. А деньги крестьянам нужны. Ведь надо платить еще государев налог и различные повинности, растущие, как грибы после дождя. И покупать товары. Конечно, крестьяне той поры вели хозяйство почти натуральное, обеспечивая все свои потребности, но соли у них не было, так же как стали и железа. И рыбки каспийской хочется. А купить несколько аршин сукна или бумазеи на зависть всех соседей – золотая мечта любого хозяина.

Мужики загалдели. На словах все выглядело красиво, а что будет по жизни. Один попытался проверить:

– Барин, Христа ради, второй год в землянках живем. Нам бы леса…

Дмитрий не понял. Не в пустыне же. Край лесной, деревья даже отсюда видно.

Дмитрий тоже посмотрел. Рядом с его владениями находился обширный сосновый лес с хорошими соснами. Он во владения Дмитрия не входил, но что не сделаешь для хорошего человека. Дворовый отнес на дом воеводы набор немецких металлических чарок, красивых, расписных и лес переписали на сына боярского Кистеня. Он сразу, немедля, нанял мужиков рубить сосну, решив, что сотню стволов приготовит на продажу. А то узнают еще.

– Вот этот лес, – кивнул на сосны, – на двадцать десятин мой. Разрешаю вам рубить березу, ель, ольху, – что же там еще, господи, – кривые сосны, – выкрутился он. – Только не мухлевать! – пригрозил он и предложил, – зимой на смолокурню кто пойдет за гривенник в неделю?

Вызвались все семь мужиков, проживающих в деревне. Зимой что в деревне делать? Скот накормил, да на печку. А тут деньги!

Дмитрий с ходу пообещал всяких чиновников в их деревни не допускать, а число повинностей сократить. С них две поездки в Москву по зимнику с продовольствием барина, из Москвы – купленный товар. Причем перевозка обратно оплачивалась. Но государственные повинности он отменить не мог, только если откупиться.

Крестьяне откровенно зачесались, не зная, как реагировать. Денежные налоги в средневековье из-за слабых рыночных отношений были очень тяжелыми. У них элементарно не было денег, а продукции хватало, но ее оказывалось тяжело продавать. Поэтому уменьшенная подать, да еще только натурой была для крестьян манной небесной. А вот вторая четверть сдаваемой продукции настораживала. Не обманет ли?

Никита все вздыхал, завидуя другу, но постепенно хмель давал свое и они заспорили о качестве сабель и красоте девиц.

– Ты, меня, теперь раза в три богаче будешь, Митрий Ляксаныч – с завистью и с какой-то меланхолической грустью констатировал Никита. Дмитрий про себя удивился, по отчеству именует! Видимо изменение в хозяйстве меняет и статус, хотя и в основном моральный.

– Подати мои будут составлять четверть от всех ваших прибытков. Потом объясню, что конкретно. Еще четверть вашего добра я буду продавать. Деньги стану отдавать вам по нынешней стоимости в деревне.

Так они проехали по всем деревням, осмотрели все земельные владения Дмитрия. Никита и раньше знал о свалившемся на его друга счастье (в причинах он так и не разобрался, посчитал – повезло). Но одно дело знать о богатстве друга, а другое видеть.

– Барщину ликвидирую.

Скот и сукно было жаль, но с другой стороны, прибыль могла оказаться еще больше. А когда Дмитрий щедро угостил (слуги кое-как унесли пьяного воеводу из трактира), его дела пошли молниеносно. Воевода, правда, запросил еще и денег, но Дмитрий обещал их отдать после окончания межевания.

Мужики, как по команде, рухнули на колени.

Дмитрий думал немного. Объявил:

Он обхватил ее и прижал к себе. Она не сопротивлялась, только скинула мешающее платье. Хорошо быть дома!

Уже засыпая, Дмитрий почувствовал, как его бережно поволокли к кровати и раздели. Марья! А он ей ничего в подарок не привез, скотина!

Крестьяне объяснили, дивясь незнанию жизни своим хозяином. Оказалось, что весь лес был отписан на государя, т. е. был государственным. Грибы-ягоды еще можно было собирать, хворост, а вот деревья трогать категорически запрещалось. Запорют до полусмерти и штраф большой положат.

Воевода согласился и «порадел» за сына боярского. Земли перешли от государства к Дмитрию хорошие, он даже переселил крестьян одной деревушки в другое место. Крестьяне поначалу протестовали, но когда увидели, что земля к ним перешла добрая, рядом река и лес, согласились.

Одна часть сознания Дмитрия – из ХVIII века – возмутилась и предложила обратиться с жалобой к царю. Петр Алексеевич очень не терпел, когда его приказы волокитили и воевода мог легко лишиться должности или даже головы, особенно если царь был не в настроении. Но другая часть, родом из ХХI века, циничная и более расчетливая, предложила куда простой и легкий выход. Вечером он явился на воеводский двор, приведя телку, двухлетнего жеребчика и полштуки сукна.

После всех этих хлопот требовалось бы отдохнуть, но уже пришла весна, и надо было озаботиться посевной, иначе потом весь год будешь сосать лапу. До нее оставалось месяца два. Пригласив с собой Никиту, который хотя и был ранен, но передвигаться мог (на руках, как известно, не ходят), он проехал по всем деревням.

Глава 11

Милость государя – это хорошо, но и самому тоже не стоит зевать. Наступившее половодье позволило сравнительно легко провести по рекам сосновые бревна. Нанял до посевной молодых парней (мужики повзрослей не решились, необходимо было довести подготовку к весенним полевым работам). Нашелся и лоцман, проводивший еще при Алексее Михайловиче караваны судов.

Помолились по моде того времени и отправились. Сотня бревен, сложенных в плот в два слоя, не такой уж и тяжелый груз. Но работники все оказались неопытные, а сам Дмитрий речное дело знал только в теоретическом разрезе. Поэтому намучились, но до Москвы добрались.

Оброк не слишком накладный, крестьяне не разорятся. Да и урожай в этом году обещал быть средний. Правда, средневековая агротехника была очень низкой. Сам-3, сам-4 – вот и все достижения. Но о повышении технологий речи пока не шло.

Глава плотницкой артели сначала заартачился, услышав о цене по алтыну за дерево, но сосна была первоклассная – длинная, почти без сучков, без следов червя. Посмотрел весь плот, каждое дерево (готовые к продаже, стволы лежали в воде у берега в один ряд.) – все было в прекрасном состоянии, и плотник сдался – вытащил деньги и расплатился с Дмитрием.

Зато он передал косарям на праздничный обед телку. На восемь деревень досталось не очень много, но бульон получился хороший.

По ночам плот надежно прикрепляли к берегу, разводили большой костер, варили уху из пойманной рыбы. Ее в ХVIII веке было очень много, а полиции, готовой штрафовать за браконьерство не будет еще несколько столетий. Сетку разворачивали, ставили позади плота неким подобием бредня и так волокли. Через полчаса в ячейках сети было полно рыбы: щуки, плотва, окуни, ерши и еще какие-то породы, которые Дмитрий не знал.

Ему удалось неподалеку найти несколько иноземцев, среди них голландца и немца. Для них он проводил еженедельные пирушки, водки и пиво лилось рекой. Разумеется, гости не могли отказать радушному хозяину в незначительной просьбе – беседовать с ним на различные темы на их родных языках, чтобы он научился говорить, почти, как и они. В итоге, за несколько месяцев он хорошо говорил на немецком и бегло на голландском. Два самых популярных иноземных языка в России при Петре I.