– Пятьдесят два градуса северной широты, – отозвался неспящий навигатор, – и шесть минут.

Штурман приготовился поставить точку на карте, ждал долготы, и навигатор отозвался:

– Тринадцать градусов и десять минут западной долготы.

Штурман отметил место корабля, а навигатор продолжал:

– На юго-востоке от нас сторожевой фрегат Империи, готовый выйти на помощь. На севере пассажирский транспорт из Нортела – триста пассажиров, их шторм обошел, готовы идти к нам, но не хотели бы. От острова «Арвал-большой» отошел грузовой пароход «Хариб» из Лиды, но они сами почти в эпицентре. У них машина втрое мощнее нашей.

Шармин молча слушал, потом сказал:

– Добро! Будет полный оверкиль светить – позовем. А пока – рано сливать масло.

Бодрствующий навигатор вдруг сказал:

– Шестой флот империи отправил два рейдера на паровом ходу нам навстречу, – и тут же добавил: – Мы их не звали!

Шармин пожевал бороду. Кто просит помощи, тот за нее и платит. Корабль и фрахт застрахованы, но пока получишь страховку, все жилы вытянут. Выбросить часть груза – тоже не выход: сброшенные бревна могут стать причиной аварий для других судов.

– И когда будут здесь?

Навигатор помолчал, получая информацию от спящего, и сказал:

– При их ходе в сорок узлов – самое быстрое будут через шесть часов.

Шармин повернулся к штурману:

– Попробуй его утихомирить, шесть часов такого мордобоя наш старичок не выдержит.

Штурман принялся подбирать заклинание и настраиваться на управление штормом.

В рубку ворвался матрос:

– Лекарка где?

Шармин ответил по-морскому с упоминанием женских принадлежностей.

Штурман сказал:

– Не ругайся, ты ж ее сам в каюту послал.

– Что случилось? – спросил Шармин.

– Юргесу ногу тросом отхватило! Напрочь!

– Отнесите его в кубрик и зовите девчонку, она в своей каюте, блюет небось…

Атрелла прилетела в кубрик, хватаясь за стены, скобы, крючья и все, что могло помочь удержаться на ногах в этой бешеной болтанке. На столе лежал белый как снег человек – матрос, а рядом, отдельно, – его нога, отрубленная будто топором чуть выше колена. На культе был накручен из пеньковой веревки импровизированный жгут. Матрос был в сознании и плакал. Рядом стоял его товарищ и уговаривал:

– Моли бога, что живой, не плачь, Юргес, лекарка уже тут, все будет хорошо, и без ноги жить можно!

– Мне на берегу жизни не будет… – раненый не стонал, боли еще не было.

Атрелла положила левую руку на лоб пострадавшего и первым делом погрузила в сон. Болевой шок не успел перейти в фазу торможения, когда следующей станет агония.

Летом в портовом госпитале ей было поручено обезболивать всех травмированных, а еще она помогала лекарю, который делал операции при разных травмах. Сейчас у нее помощников не было. Опытные моряки успели только наложить жгут на ногу, и теперь парню хотя бы не грозила смерть от кровопотери. Нужно было с чего-то начинать. Атрелла осмотрела культю.

Мышцы, сосуды и нерв были размозжены – не отрезаны. Это плохо. Она настроилась на организм больного и правой рукой осторожно обработала срез культи, удаляя осколки бедренной кости, кусочки мышц и жира из-под кожи.

Артерии и вены белыми трубочками-глазками смотрели на нее. Она вспомнила старую мудрость: была бы кость цела – а мясо нарастет.

Кость! Нужно восстановить ее первым делом. Атрелла взяла отрубленную ногу, смахнула со среза медкие частицы размозженных тканей и кости и приставила к культе, помощнику сказала: «Держи так», – тот схватился двумя руками за ступню и держал. А девушка, запустив обе руки в рану, к прижатым друг к другу краям бедренной кости, лихорадочно вспоминала, что отец говорил о работе с этой тканью. Вспомнила. У трубчатых костей два полюса! Нужно возбудить рост с полюсов. Она настроилась на края бедренной кости, и невидимые силовые линии протянулись через место перелома друг навстречу другу. Атрелла склеила по кругу надкостницу и ощутила, как остеоциты зашевелились на краях перелома. Увидеть это невозможно, но «шевеление» ею воспринималось как зуд. Она дала команду поднять уровень кальция и фосфора в крови. Из других костей в кровь выбросились необходимые элементы. Оссификация – рост костной ткани пошла резвее.

Время летело, но для Атреллы, погруженной физически и фигурально в организм пострадавшего матроса оно словно остановилось. Сколько прошло – час или два? Помощник держал ногу пока не устал, и оба они не заметили, что удары в корпус корабля стали тише. Шурману удалось договориться с ураганом.

Наконец кость схватилась. Мозоль еще была мягкой, и там, где недавно была щель, появилось пухлое желеобразное кольцо, которое быстро твердело. Атрелла взялась сваривать сосуды. Ногтями одной руки она их сводила, второй рукой склеивала стенки. Затем также подтянула концы и склеила нервы. И уже совсем почти без затрат энергии сварила разрубленные мышцы и кожу. Потом отпустила жгут. Вся работа заняла полтора часа, нога была еще жива.

Юргес не просыпался, а Атрелла, положив ему руки на лоб, пыталась проверить – правильно ли ей удалось восстановить ногу. Все проблемы оставались с нервом, тот рос неохотно, связи восстанавливались медленно.

Она посылала команду за командой: пошевелить пальцами, стопой. Наконец, с мизинца начались движения, а за ними и чувствительность. Боль в ноге еще сохранялась, но была терпима. Атрелла перешла от головы к ноге и легкими касаниями помассировала место, где еще недавно была культя. Кость будет полностью готова дня через два. Девушка вытерла мокрый лоб и сказала помощнику:

– Пожалуй, пока все. Теперь два дня ему нужно будет лежать, а потом начнет учиться ходить заново.

Помощник глядел на нее, выпучив глаза. Он и представить себе не мог, что такое возможно.

– Ты чего? – спросила Атрелла, – что с тобой?

Матрос потрогал себя за лоб, нос, потом еще раз прикоснулся к ноге Юргеса.

– Этого не может быть… – он сел прямо на пол. – Я такого… – Он зажал рот руками и сидел, раскачиваясь. – Ты где училась?

Атрелла поправила на себе робу, подошла к небольшому зеркалу над умывальником и, прихорашиваясь, спросила:

– Ты не знаешь, у кока от обеда компот остался? Пить очень хочется… а училась я только у папы.

Шторм еще лупил в корму, но уже беззлобно, в кубрик ввалилась мокрая и смертельно уставшая команда. Они застыли у дверей, видя, что их товарищ спит на столе, и обе ноги у него на месте. Атрелла удивленно повернулась к сидящему на полу помощнику:

– Значит, нет компота?

Тот только молча разводил руками, показывая то на спящего Юргеса, то на Атреллу, то на команду. Моряки столпились в дверях кубрика и молчали, а онемевший помощник вдруг сказал:

– Нет, ребята, это надо видеть! У меня слов нет.

Потом Атреллу тискали, орали так, что пришел старпом, и ему наперебой рассказывали, что Юргес на скользких бревнах покатился, и ногой прямо под стальную стяжку, тут удар в борт, бревна прощелкнули, и тросом Юргеса по ноге, как ножом! Нога – каюк, отдельно, кровища фонтаном, Юргеса и ногу, которую еле поймали на палубе в воде принесли в кубрик, думали, прощай нога, а она вот – на месте! А лекарка, это ж ваще… от нее-то ждали, что она только культю закроет! А она, вон… всю ногу на место прилепила… и сейчас компоту просит. А ведь девчонка совсем!

Старпом кое-как понял, что Атрелла восстановила ногу за три часа. О том, чтобы так приживляли отрубленные конечности, он, конечно, слышал. Но только когда такие операции выполнялись в больших госпиталях маститыми лекарями-хирургами. А тут не лекарка – недоразумение! Однако матрос спит на столе, нога на месте, а команда в полном составе тронулась умом. Вот такой компот.

Впрочем, компоту девушке все-таки дали. Все толпой пошли на камбуз, чем немало удивили кока, и принесли большую кастрюлю и кружку:

– На, лапушка – пей, сколько влезет.

Юргеса в шесть рук переложили на койку, он все еще спал. Очумевшую от гомона Атреллу усадили за чисто вымытый стол и стали наперебой угощать. Всем хотелось ее потрогать, не верилось, что она настоящая. И ей совали подарки: ремни, ножи, кто-то сунул губную гармошку, кто-то новую тельняшку.