Кстати, для повышения уровня нашей безопасности предлагаю выучить гимн некоторых африканских племён, например, гимн бушменов.

Я не пугаю, а просто призываю к ответственности.

Еще раз:

1. Учим гимны. 2. Осваиваем ориентирование. 3. Ограничиваем себя в шутках. 4. Уменьшаем количество принимаемого алкоголя.

Готовимся!

Повторяю, если у Вас проблемы с ориентированием, обращайтесь к Ксенофонтову».

-2-

Помните, у Гребенщикова есть такие слова: «Мы выпускаем птиц – это кончился век»…? А у нас: «Мы выпускаем черепах – это начался век!!!!!»

Вы только представьте себе этот величественный кадр: пустыня, барханы. На песке в солнечных лучах стоит шеренгой 10-А. Перед нами лежат 50 контейнеров. Позади нас – наш лагерь: палатки, обеденный тент и развевающиеся флаги 10-А, Алжира и России, прикреплённые к середине длинной антенны радиопалатки Бори Конона.

По сигналу мы открываем контейнеры и, затаив дыхание, видим, как 200 черепах выползают на волю и, словно ласточки, уносятся по песку к горизонту, превращая пустыню в плиссе-гофре!

А мы поем гимн Алжира на французском языке.

И разве это не прекрасно? Ребята! Чувствуете, как скрипит песок на зубах? Видите, как Танечка танцует на песке? …

Этой ночью нам особенно приятно от чувства выполненного долга.

Мы сидим у костра. Запах горящего саксаула пьянит своей эфирной пряностью. Зеленый чай в тумче. Звезды так низко, что, кажется, до них можно дотянуться рукой.

Лучина обняла Видулееву и Степанович и затянула "Лужицу":

Дом наш трехэтажный в луже потонул

В луже потонул,

Великан какой-то дом перевернул,

Дом перевернул.

Верю и не верю я своим глазам

Та-да-да-дэа…

Вот и с головою в лужице я сам,

В лужице я сам…..

Плов еще не остыл.

Мы съели уже по пять порций, но хочется, есть еще и еще!

– Озорнин! – возмутилась Лучина, – хватит жрать, когда я пою!

– Ой, извини, Иришка, – смачная щепотка риса зависла в воздухе – Все, все, прости, – задумался Озорнин, не зная, что делать со щепоткой риса: съесть или положить обратно в казан.

Лучина этой ночью пела особенно долго.

Когда мы стали клевать носом, Лучина возмутилась вновь:

– Озорнин! Плов уже остыл! Я проголодалась!

– Сейчас, сейчас, – Ксенофонтов и Озорнин вскочили и поставили казан на выдолбленную в такыре продолговатую ямку очага. – Сейчас, сейчас, Иришка, Сей момент.

Когда плов зашкворчал, к казану выстроилась очередь.

– Помидорчики, помидорчики порежьте.

– Где соль?

– Мы, что? На сухую, что ли будем сидеть?

Воцарилась тишина. Все осуждающе посмотрели на Борю Конона.

– Да ладно, ладно, я пошутил…, – Боря запнулся.

Все осуждающе посмотрели на Борю во второй раз.

– Ладно, ребята, я просто так выразился, я помню, что сухой закон и шутить нельзя. Просто так душевно сидим....

Лучина встала, подошла к Боре и положила руку ему на плечо. Все замерли.

– А я поддерживаю Борю! Боря – ты молодец.

      Лучина демонстративно поцеловала ошалевшего Борю три раза. И села рядом с ним.

Костер трещал саксаулом, искры смешивались со звездами, из хозяйственной палатки доносился хруст и чавканье.

– Что это?

– Да это сурикаты морковь воруют, – предположил Рычагин и направил на хозяйственную палатку луч мощного карманного фонарика, освещая вереницу сурикатов, быстро выносящую из хозяйственной палатки морковь, картошку и орехи.

– А ну, ша! – закричал Ксенофонтов и выстрелил в воздух из походного  револьвера.

Испуганная стайка сурикатов выбежала из хозяйственной палатки и, оглядываясь, разбежалась в разные стороны.

– Гипербола!!! – раздался неожиданный крик Озорнина, смешанный с аккордом расстроенной гитары.

– Что случилось? – все в панике обернулись на поющего под гитару речитативом Озорнина:

– Да просто в шестом классе Алевтина Николаевна задала вопрос о художественном преувеличении, на который я не смог тогда ответить и получил двойку.

Все молча, слушали, как поёт Игорь, но Лучина громко его перебила.

– Озорнин! Иди в свою палатку и там пой, а то я обижусь!

Озорнин покорно поднялся и, на ходу бренча гитарой, направился в палатку.

– Гипербола! Парабола! Геометрия! Алгебра! – пел Игорь из палатки. Ощущалось, что Игоря посетило вдохновение.

– Ребята. Давайте это обсудим, – Лучина встала, жуя яблоко, – Что будем делать?

Все молчали и с волнением смотрели на Лучину, толком не понимая, что надо обсуждать.

– Ну, что будем делать? – строго спросила Лучина.

– Надо пойти его успокоить.

– Ты о чем, Юль?

– Как о чем? Об Игорьке.

– Об Озорнине, что ль?

– Да.

Юлечка поднялась, и хотела было сделать шаг к палатке, где буянил Озорнин, но Лучина остановила Юлю, – Не бери в голову, Юль, поорёт, поорет и успокоится.

– Так он плачет…

– Побольше поплачет – поменьше поссыт, – Лучина не на шутку рассердилась, – Что будем делать? –  Лучина обняла Борю и обвела всех испепеляющим взглядом. Все молчали.

– Так и будем на сухую сидеть в такой прекрасный душевный вечер?

Крутько и Розин оживились.

Степанович что-то шепнула Марише.

– Леночка Голицына! – Мариша поднялась и подошла к Леночке Голицыной, – Я, как заместитель председателя советы дружины, запрещаю тебе вестись на происки моей подруги Ирины Лучиной. Где спирт?

Леночка Голицына поправила платочек и ответила томно:

– Мариш, не волнуйся, спирт в надежном месте.

– Ну и ладно, я смотрю, здесь все такие принципиальные собрались? Пойдем, Боря – Лучина аккуратно положила огрызок яблока в миску, взяла Борю под ручку и, грациозно виляя бедрами, повела его в радиопалатку.

Прошло полчаса, час.

Все сидят в недоумении.

Лучина и Боря пошли в палатку вдвоем! Их нет уже целый час! Кусок в горло не лезет.

Сурикаты, пользуясь всеобщим оцепенением, просто напросто тащат все, что плохо лежит. Один из них волочит по песку примус, другой кофемолку, третий….

Никому даже нет дела, чего нас грабят сурикаты.

Лучиной и Конона нет уже целый час пятнадцать минут!

Первой не выдерживает Мариша.

– Простите, Вы что-нибудь слышите?

– Озорнин орет, да сурикаты волочат по песку флягу с горючим маслом, – тревожно произнес Ксенофонтов.

– Да я не об этом. Где Иришка и Боря?

– Так они в радиопалатку пошли.

– А точно ли они в радиопалатку пошли? Мне кажется, что они из радиопалатки уже ушли. Уже целый час из радиопалатки, куда ушли Иришка и Боря не раздается ни одного шума!!!

– Действительно. А я думаю, что меня тревожит? – самопроизвольно произнесла Эршевицкая.

– Пойдемте, посмотрим, может быть их уже в пустыне искать надо? Может быть, они уже заблудились? – забеспокоилась Осипова.

– Как то неудобно, – засомневалась Юлечка.

– А если и вправду их в палатке нет? Там же тишина полная! – шепчет Ксенофонтов, на цыпочках приближаясь к радиопалатке, где должны быть Лучина и Боря.

Все повскакали с мест и ринулись за Ксенофонтовым, окружая таинственную радиопалатку и прислушиваясь к ней.

– Да, Озорнин!!! Хорош ты орать! Не слышно ничего! – не выдержал Ксенофонтов, бросая револьвер в палатку Озорнина.

Револьвер глухо ударился о пыльный брезент и скатился в песок.

Все зашушукали на Ксенофонтова. Озорнин петь не перестал.

– Ребята! – взял на себя ответственность Гриша Рычагин, – Ира! Боря! Вы в палатке?

Тишина.

Гриша повысил голос:

– Ребята! Вы в палатке? Лучина! Конон! Але! Ау!

Но из палатки не раздавалось, ни единого звука.

Тогда Гриша резким движением раскрыл полы палатки… И…

10-А стоит и видит, как Ира с Борей сидят в наушниках внутри палатки на вьючнике и увлеченно слушают по радиоприёмнику «Голос Америки»…