© А. С. Русаков, составление, предисловие, 2012

© Е. А. Хилтунен, составление, послесловие, 2012

© АНО «Образовательный центр „Участие“», 2012

© НОУ «Санкт-Петербургская Монтессори-школа Михайловой», 2012

Книга подготовлена по следующим изданиям:

1. Сухотина Т. Л. Мария Монтессори и новое воспитание. – М., Изд-во Горбунова-Посадова, 1914.

2. Тихеева Е. И. Дома ребёнка Монтессори в Риме, их теория и практика. Пг., 1915.

3. Фаусек Ю. И. Месяц в Риме в «Домах Детей» Марии Монтессори. – Пг., 1915.

Использованы фотографии из перечисленных изданий и из архива Е. А. Хилтунен.

Мало кто знает, что первый опыт монтессори-педагогики в России был сельским. Селом же этим была Ясная Поляна. А первым организатором этого опыта – любимая дочь Льва Толстого – Татьяна. Ей же принадлежит и первая отечественная книга о методе Монтессори, которую мы предлагаем вашему вниманию.

Увлечение Монтессори-педагогикой было лишь одним из ярких этапов жизни Татьяны Львовны Толстой-Сухотиной: и художницы, и хранителя Ясной Поляны, и первого директора музея Л. Н. Толстого, и литератора-мемуариста…

Именно её книга откроет триаду ярких полемических произведений о посещении римских «Домов детей» Марии Монтессори.

Через год выйдут две замечательные и полярные по оценкам книги знаменитейших в будущем отечественных дошкольных педагогов: Елизаветы Ивановны Тихеевой и Юлии Ивановны Фаусек.

Вокруг метода Монтессори – ещё только намечающегося к воплощению в России – развернётся дисскуссия, во многом развившая и оформившая позиции ведущих направлений отечественной педагогической мысли.

Одновременно написанные и одновременно изданные по одному и тому же поводу и на одном и том же материале книги Елизаветы Тихеевой и Юлии Фаусек об их посещениях весной 1914 года «Домов» Монтессори в Риме предстают удивительной страницей в истории русской педагоки.

Посещая одни и те же «Дома Детей», авторы двух книг видят разное и приходят во многом к противоположным выводам. Причём очевидна равная искренность, достоверность наблюдений, огромная опытность обеих знаменитых деятельниц российского дошкольного воспитания.

Их острый заочный спор предстаёт перед нами как яркий пример тех движущих педагогическую жизнь диалогов, где нет стороны безусловно правой и безусловно ошибающейся. Диалогов, смысл которых, в первую очередь, оказывается обращён к прояснению, углублению, развитию позиций каждого из педагогов-исследователей (и их читателей, и их последователей).

Характер спора между книгами Тихеевой и Фаусек можно считать модельным отнюдь не только по отношению к школам Монтессори, но и к любой новой становящейся педагогической системе. (Другое дело, что редко подобные расхождения бывают выражены в столь обстоятельной и литературной форме).

Там, где один взгляд интуитивно прозревает в ещё складывающейся педагогической практике всю полноту и гармоничную стройность замысла – другой с болью отмечает множество резких несоответствий между деталями реальности и провозглашаемыми целями. В тех недостатках, в которых одни видят лишь естественные временные недоразумения, другие обнаруживают закономерную обратную сторону достоинств.

Одни находят в новой педагогике то, чего так давно искали сами: и воодушевляются всем, что предстаёт перед ними. Другие, чей жизненный опыт и профессиональная позиция идут вразрез с новым делом, даже непредвзято рассматривая его, склонны обнаруживать куда больше настораживающего и сдерживающего. Увы, расхожие понятия об «объективности» и «субъективности» мало что объясняют в методах осмысления этих сложных и живых противоречий. То проявляющееся, то ускользающее совершенство педагогического труда предстаёт перед каждым человеком очень по-своему…

Интересно и то, что критика Тихеевой звучит как критика не из прошлого, не от правоверности, скажем, «фребелевской» традиции – а скорее, критикой из будущего, ещё туманного, но уже очевидно иного, чем тот, который виделся Марии Монтессори.

Елизавета Ивановна Тихеева (уже получившая известность как автор книги «Родная речь и пути её развития») в эти годы как раз разворачивала и оформляла собственную систему взглядов на дошкольное детство: с огромным вниманием к живой речи, к многообразию эмоций и общения, с осмыслением того, насколько гибко может изменяться педагогическая работа в зависимости от складывающихся вокруг обстоятельств, с требованием ясности, доступности и практичности в любых рекомендациях для воспитателей…

Не удивительно, что она ощущала чужеродность своим излюбленным замыслам и в монтессорианских «уроках тишины», и в чёткой регламентированности материалов, и в отведении игры как бы на второй план детской жизни, и в высоких словах о «свободном воспитании», далеко не во всём (на её взгляд) подтверждаемых практикой, и в общественных восторгах по поводу всеразрешающей силы очередного передового метода…

Спор двух выдающихся и самоотверженных деятельниц российского образования, конечно, не был случаен, развивался далеко не только из-за тех или иных личных пристрастий. (Хотя известно: когда начинается любое новое дело, даже особенности характеров основоположников часто оказывают на его развитие сильное влияние).

Дело было не только в тех или иных индивидуальных предпочтениях авторов. Этот диалог, свидетелями которого мы сегодня становимся, – о путях образования. А поскольку его участницы были не только теоретическими сторонницами того или иного подхода, добросовестными исследователями, но и активно работающими практиками, яростными пропагандистами идей, то этот спор во многом повлиял на характер развития детских садов и массового педагогического образования воспитателей в России.

В последующее за выходом этих книг десятилетие Е. И. Тихеева и Ю. И. Фаусек станут едва ли не главными личностями, вокруг которых забурлило становящееся массовое педагогическое образование воспитателей. К концу же двадцатых годов, после этапа яркого развития, педагогика Монтессори была практически запрещена в СССР и воскрешена уже в конце восьмидесятых, вновь вызывая бурные споры о своей естественности или надуманности, инородности или органичности для русской почвы.

Убеждения же, открытия, принципы Е. И.Тихеевой, одной из основоположниц дошкольного факультета Ленинградского Пединститута, во многом определят культурные традиции советской дошкольной педагогики. Эти традиции останутся живыми и действенными в руках тех, кому они передавались «из рук в руки»: в среде избранных судьбой воспитателей и лучших «дошкольных» учёных. В массовом же употреблении канонизированные (вроде бы) традиции «системы Тихеевой» будут «засушены», обездвижены, лишены всякой живой взаимосвязности, гибкости и открытости к детям.

Кто знает, сколько бы ещё пользы дошкольному делу в нашей стране принесли участницы этого диалога и их последователи, как вообще развивалось бы дошкольное образование, если бы их спор не был бы перенесён в те годы, когда содержательные аргументы в честном научном споре часто становились статьями обвинения…

Ю. И. Фаусек (и мы все вместе с ней) проиграла в этом споре – монтессори-педагогика на долгие десятилетия была запрещена в нашей стране. Но и Е. И. Тихеева, к сожалению, тоже не выиграла. Поскольку её замечательные идеи и предложения по организации жизни детей в детском саду были во многом формализованы, и, как часто случается в таких случаях, превращены в массовой практике детских садов в их противоположность.