– Неужели? А меня ты тоже можешь определить по туфлям? – ухмыльнувшись, спросил я.

– Нет, – рассмеялась она. – Потому что мы вместе покупали тебе туфли.

– Ну, хорошо. А что тогда ты скажешь вот об этих вещицах? – проговорил я, медленно проезжая около очередной скамейки, на которой лежала газета, придавленная нелепыми очками, а рядом покоилась разложенная шахматная доска с разбросанными фигурами.

– Мне кажется, что на этой лавочке сидели старики, которые играли в шахматы и смаковали свои минуты жизни в обсуждении каких-то повседневных новостей с такими же одинокими сверстниками.

– Ты знаешь, – спустя некоторое время выдавил я, не отрывая взгляда от дороги. – Я только сейчас задумался о том, что каждый пришедший сюда имел свои какие-то мысли, мечты, надежды, и все это испарилось. Даже в уме не укладывается, как это все могло исчезнуть в одночасье.

– Это грустно… – тяжело вздохнув, проронила Лиза и замолчала.

Тем временем мы подобрались к самой вершине парка. Дальше дороги не было. Но впереди предстала еще одна картина, взбудоражившая наши души.

– О боже, Марк! Ты только посмотри на это… – выйдя из машины, промолвила Лиза. – Как такое вообще могло произойти?

– Это ужасно… – отозвался я.

На самом возвышенном месте парка, среди зеленых газонов и ветвистых деревьев, располагалась полянка, которая была излюбленным местом родителей, гуляющих с маленькими детьми. Когда мы увидели ее, наши сердца будто пронзило иглами. Вся лужайка была усыпана брошенными пустыми детскими колясками. Все они молча стояли и будто ждали, что за ними кто-нибудь придет. Мой взгляд переходил от одной коляски к другой, словно я слышал детский плач со всех сторон. Меня будто начало раздирать изнутри, когда я представил, как все эти малыши разрываются от плача в тот момент, когда их родители начинают погибать. Эти маленькие беспомощные существа даже не могли сами бороться за свое существование. Не понимая, что происходит вокруг, и потеряв защиту в виде взрослых, они могли только истошно кричать и надеяться, что кто-нибудь придет к ним на помощь.

– Куда же Бог смотрел, когда все это происходило? Неужели он ничего не мог поделать? Ведь это же дети, они еще ни в чем не были виноваты, – огорченно проговорила Лиза, стоя в окружении брошенных колясок.

В ту секунду меня будто поглотила какая-то атмосфера одиночества и страха за потерю будущего всей нашей планеты. Я стоял в раздирающей душу тишине среди деревьев, замерших от безветрия, и думал о надвигающемся на нас бессмысленном и одиноком бремени бытия.

– Ты знаешь, – обронил я, подойдя к Лизе. – У меня такое ощущение, как будто весь мир просто очистился от гнетущих паразитов, сорвав с себя толстую корку, пропитанную человеческой ненавистью, злобой, выхлопными газами и всякими пакостями, которые создавал человек. Возможно, наша планета использовала все произошедшие события, чтобы наконец-то с облегчением вздохнуть.

Лиза грустно посмотрела вдаль на высотные здания, возвышающиеся сразу за холмом парка, и затем, обернувшись ко мне, сказала:

– Я не знаю, что нам теперь делать.

Я ничего ей не ответил, а лишь, слегка приобняв за плечи, молча постоял с ней некоторое время и потом тихо произнес:

– Может, пойдем еще кого-нибудь поищем?

– Но где? – удивленно посмотрев на меня своими зелеными глазами, поинтересовалась Лиза. – Я не знаю других городских мест, в которых могло бы собираться больше людей, чем здесь.

– Я думаю, что стоит посмотреть еще там… – указал я рукой в сторону скопления высоких зданий.

Сразу за парком величественно возвышался офисный центр города. Он весь был утыкан серыми небоскребами, походившими издалека на стеклянные карандаши разной высоты. Они были видны с любой точки города и собирали в себе всю деловую жизнь.

– Ну, хорошо, пойдем, – уныло отозвалась Лиза.

Взявшись за руки, мы побрели по уходящим вниз, красиво сложенным каменным ступеням. То был единственный и самый короткий путь, спускающий с холма парка на главную улицу офисного центра, состоящего сплошь из бетона и стекла. Солнце еще было высоко, но уже постепенно начинало опускаться в сторону заката, изредка пропуская свои лучи сквозь небольшие зазоры между высотными офисными зданиями. Центральная улица города оказалась такой же покинутой и безмолвной, как и парк на холме. Осмотревшись по сторонам, мы вышли прямо на дорогу, которая была непривычно пустой, и неторопливой походкой направились вдоль одиноких, уходящих в небеса зданий на поиски таких же выживших.

– Марк, ты знаешь, мне пришла в голову одна мысль, – проворковала Лиза, рассматривая пустые сумрачные небоскребы.

– Какая?

– О том, где мы сейчас находимся.

– И где же?

– Ну, вот смотри, – проронила она, глянув на меня с серьезным видом. – Если порассуждать логически, то мы находимся в нашем мире, но здесь никого нет. То есть мы вдвоем попали в какой-то другой мир, похожий на наш.

– Логично, – смачно чихнув, выпалил я. – Но только мне кажется, что ты слишком много думаешь.

– Марк, нам нужно думать и рассуждать, чтобы выбраться отсюда.

– Я думаю и рассуждаю, – чуть шмыгнув носом, проговорил я. – Но мне все-таки хочется верить в то, что мы просто попали на телешоу и нас разыгрывают или же проводят какой-то психологический эксперимент.

– Да твоя теория об эксперименте полная ерунда, потому что такой масштабный опыт вряд ли кто-то мог сделать, – раздраженно отрезала Лиза. – Здесь что-то другое. И, возможно, разгадав это «другое», мы сможем понять, где находимся и как отсюда выбраться. Просто нужно вспомнить каждую мелочь, которая произошла с нами, и попробовать во всем этом найти какую-нибудь взаимосвязь. Мне кажется, что только так мы сможем найти выход отсюда.

– Ну, если поразмыслить, как отсюда выбраться, то я думаю, что выход будет примерно там же, где и вход, – улыбнувшись, проронил я, пытаясь поддержать Лизу в ее рассуждениях.

– Ты что имеешь в виду? Озеро? – вздернув брови, поинтересовалась она. – Нет, хоть там и очень красиво, но я туда больше не вернусь.

– Ну, тогда нам остается только одно – продолжать искать кого-нибудь из свидетелей этих непонятных событий.

Грустно посмотрев на меня, Лиза тяжело вздохнула и, ничего не ответив, продолжила вглядываться в окрестности, размышляя о чем-то своем.

– Все будет как во сне, – задумчиво проговорила она через некоторое время.

– Что? – переспросил я, невольно тут же вспомнив неприятного незнакомца с дороги и его странную фразу о сне.      – Я вспоминаю слова гадалки, – промолвила Лиза. – Она сказала: «Все будет как во сне».

По мне тут же прокатилась какая-то волна мистики, тревоги и предвкушения чего-то таинственного. Я даже не верил, что такие странные совпадения возможны.

– Так, может, мы просто спим? – наивно предположил я, сопоставив слова Лизы и незнакомца с дороги.

– Я тоже так подумала, но мы не можем видеть один и тот же сон одновременно.

– А если это только мой сон?

– Почему он твой? Он может быть также и моим.

– Нет, малыш. Если это сон, то он определенно должен быть моим.

– И почему же?

– Потому что во сне ты не замечаешь мелких деталей и почти не можешь рассуждать и чувствовать. А я здесь могу хорошо все видеть, чувствовать и рассуждать.

– Ну, знаешь… Я тоже здесь могу все чувствовать, видеть и рассуждать, – недовольно заявила Лиза.

– Вот именно так мой плод воображения мне бы и ответил во сне, – ухмыльнувшись, обмолвился я.

– Марк, да ты точно так же можешь быть моим вымыслом и фантазией.

– Нет, малыш. Есть одна причина, по которой я не могу быть твоим сном.

– И что же это за причина?

– Помимо того, что во сне ты не можешь толком рассуждать, чувствовать и видеть мелкие детали, там еще практически не работает и память. Вот ты, например, можешь вспомнить, что делала месяц назад в это же время?

– Нет, конечно. Но я думаю, что и ты этого не помнишь. Просто это было очень давно.