Голос Девена был сухим и хриплым. Если бы не Бала, если б не его спесь, то еще долгие годы люди с равнин рассказывали бы про хозяйку-ведьму и ее чернокудрую дочь, живущих там, куда не всякая птица осмелится залетать.
Но нет в этих горах ведьмы, и почти уже нет и хозяйки.
- О чем была твоя песня?
Гудрун отвернулась.
- О песнях не рассказывают, воин, их поют и верят им. Может и твое счастье, что не понял ее.
***
Через несколько дней был пир. Девен не потрудился узнать, что за повод, но похоже царю и повод был без надобности. Не свои погреба и кладовые подчищать, к чему мелочиться. Бала лениво доедал ножку ягненка. Гудрун почти ни к чему не притронулась, лишь настороженно порой оглядывалась по сторонам, точно старалась прочесть мысли каждого. Кто-то отводил взгляд, кто-то смотрел также пристально и бездумно. Девен знал причину. Не новость, что от хозяйки многие отвернулись. Спокойной жизни вряд ли дождешься, если поддерживаешь опальную госпожу.
- Ну же, улыбнись хоть раз, радости немного смотреть на кислые лица, порадуй меня, - царь был еще трезв, но отчего-то в приподнятом настроении.
Девен лишний раз не хотел знать причину. Не раз и не два приходил он к старому другу. Пытался, просил, толку только ни на грош. Царь остался. Не особо мудрый, вспыльчивый, но какой уж есть, бывает и хуже, не так ли? От друга осталась только тонкая тень, которая и без того таяла с каждым днем.
- Ты меня слышала?
- Я слышала тебя, царь, - Гудрун даже головы не повернула.
Бала помрачнел. Девен мысленно возвел глаза к небу. Если тот не проглотит свою нелепую обиду, а вновь упрется, как бык, то прощай тихий вечер. Жизни Гудрун ничто не грозит, нет. Только вот легко казнить какого-нибудь служку за любую оплошность. Но царь не спешил. Он молча водил пальцем по тонкому краю кубка, улыбаясь тихому звуку.
- Ну так что же, ты до сих пор отказываешься признать, что я здесь хозяин? Хотя пробыл я здесь уже несколько лун.
- Ты только гость здесь, царь. Незваный, надолго оставшийся. Но не больше.
- Ты еще забыла, что я твой муж, дорогуша, - Бала огрызнулся, на лице проступили багровые пятна, но через мгновение он вновь был спокоен.
Гудрун молчала. Не надо быть мудрецом, чтоб догадаться, что именно это бесило его больше всего. Но сейчас он молчал, смотрел на кубок и криво улыбался. Блики от огня плясали на вычищенной меди.
- Зовешь меня гостем, Гудрун...
Та еле заметно вздрогнула. Он почти никогда не звал ее по имени, хоть этому она была благодарна судьбе. Слушать собственное имя из ненавистных уст было тяжко и мерзко.
- Все думаешь, если не примешь, не поверишь - то все для тебя станет, как прежде... Одинокая постель, венец на челе, люди, покорные тебе, дочь, которая стала бы твоей наследницей...
Рука хозяйки дрогнула. Уголок губ дернулся вниз, багровое пятно расползалось по вышитой скатерти, а кубок с пустым звуком покатился по полу. Девен невольно потянулся к рукояти меча и сжал на ней дрожащие пальцы. Взгляда хозяйки он не забудет еще долго, пусть и смотрела она через зал, полный людей и копоти от сальных свечей. Если бы все сплетни и сказки оказались правдой, если б правда она была ведьмой, гарпией с горных ущелий, если бы кинулась сейчас к нему в бессильной ярости - он бы не помешал ей и не остановил бы ее. Хоть и нет его вины, боги свидетели, что он молчал.
- Как ты?..
- Не смотри так на Девена, дорогая, расслабься, - с усмешкой перебил ее Бала. - Не думала же ты, что я приставлю только его следить за тобой. Он верен, но наивен и жалостлив, твои люди оказались куда более сговорчивыми и понятливыми. Подумать только, сколь многое в этом мире можно купить и продать, если сговориться в цене...
Гудрун дрожащими пальцами медленно перебирала бахрому на скатерти, стараясь сдержаться. Вновь и вновь, как и каждую минуту за последние месяцы. Ради них она боролась, они же и оставили ее, как оставляют тонущую ладью во время бури.
- Ее здесь уже нет и придумать ты ничего не успеешь, - продолжал царь, наливая себе остатки вина из кувшина. - Ее отвезут в Дор и там она и будет оставаться, пока ты не образумишься. Пойми уже, она не займет твое место. И только наши сыновья будут наследовать и моя кровь. А твое время - твоих колдунов, крикливых птах, вздорных старух - все это уйдет, поверь, будто и не было никогда. Пройдет, как нелепый сон и это будет мудро.
- Скорее умру и предам все, что мне дорого, чем дам тебе сына, царь, никогда, запомни.
- До чего вы, женщины, падки на громкие слова! - Бала расхохотался; Девен начал невольно пробираться ближе к столу, все также нервно сжимая рукоять, пойми зачем - его царь, его воля. - В смерти вам нет радости, нет избавления, вы же до жути боитесь ее. Не надо, дорогая, у меня как раз есть для тебя подходящий подарок.
