– Прости… те, – зачем-то промямлил он.
Вместо ответа я выстрелил ему в бедро. Парень заверещал, как свинья недорезанная. Принципы человечности работают только с людьми, которые их разделяют. К таким не относятся разбойники с большой дороги, без зазрения совести режущие людей.
Бандит потянулся к АК. Я отбросил автомат ногой и тот глухо звякнул о кузов самосвала. Наступил горе грабителю на шею, полностью перекрывая дыхание. Каблук впился ему в кадык. Малейшее усилие и я его убью.
Он это понял и затих. Глядел на меня широко раскрытыми глазами. Напоминал испуганного щенка, которого хочется пожалеть. Интересно, сколько людей он убил лично? Десяток? Два? Не бывает наркоманов, начавших сразу с героина, как не бывает и банд-формирований, начавших сразу с крупных дел. Например, с засады на въезде в Москву.
– Сколько вас ещё здесь? – ослабил нажим. – Отвечай быстро! – направил ему в лицо оружие.
– Всё, – прохрипел бандит.
Тогда я вновь наступил на его кадык. Парень непроизвольно схватился за мою ногу и попытался убрать. Боковым зрением я видел, как кровь хлещет из его простреленного бедра. А ещё заметил РПГ-30. Непонятно откуда он взялся у бандитов, но именно им бы нас и остановили, реши я переехать лысого.
– Сколько вас было? – чуть отпустил шею парня.
Вдали послышались странные звуки. Это могло означать лишь две вещи. Лучший вариант – изменённые. О худшем и думать не хотелось.
– Шесть… семь…
– Отлично, – выстрелил ему во второе бедро.
Парень завопил от боли. Как закричит, когда поймёт, какая участь для него приготовлена? Собаке – собачья смерть. Подхватив автомат и РПГ, я вернулся в КамАЗ. Что-то во всей этой засаде ненормально. Место хоть и подобрано хорошо, а исполнение на самом низком уровне. Не продумана тактика, нет укреплений, огневой поддержки. Исполнители – бывшие урки. Безграмотные и наглые. Такое чувство, что они лишь пешки, а руководит операцией кто-то другой. Скорее всего, расчёт был на то, что мы попытаемся проскочить и тогда нам по колёсам лупанут из РПГ. Разнесли бы машину, а без неё в центр города не добраться.
В зеркале заднего вида показались трое изменённых. Двое мужчин и женщина. Точнее при обычной и нормальной жизни они были мужчинами и женщиной, сейчас об этом напоминали лишь постепенно стиравшиеся половые признаки. Привлечённые выстрелами, они бежали вдоль ограждения.
После апокалипсиса появилась новая жизнь. Лишь выжившие люди, со свойственным своему виду развешиванием ярлыков, называли эту новую жизнь «изменённые». На деле это эволюция. Страшная, противоестественная, но эволюция живого в мёртвое. Планета преобразилась. Обычным, нормальным видам остаётся всё меньше и меньше места в этом мире. Скоро его совсем не будет.
Всё началось как-то странно, но при этом до жути банально. Грянула очередная эпидемия. Поговаривают, что это США проводили репетицию биологической войны, но вирус вышел из-под их контроля и начал распространяться по Земле, одновременно мутируя. От него начало умирать всё живое: кошки, комары, голуби, крысы, собаки, хомяки, змеи, деревья, пчёлы, люди. Через несколько часов умершие начали оживать с изменённым сознанием, потрясающей регенерацией и феноменальной способностью к мутации. Если у людей стирались лишь половые признаки, то зверьё преображалось так, что в нём с трудом различался изначальный вид. Единицы животных, растений и людей, неподверженные природным силам, постепенно уничтожались новыми видами жизни.
А в том, что это эволюция уже мало кто сомневался, так как многие виды научились размножаться.
Я включил передачу и тронулся. Изменённые убыстрились – подумали, что добыча ускользает.
– Сзади, – крикнул жене. – Трое. Просто держи на прицеле, не трать патроны.
Машина быстро набирала скорость. За самосвалом мост оказался свободен. Встретилось лишь несколько легковушек, прижатых к крайней правой полосе. В зеркало видел, как мертвяки приблизились к единственному выжившему парню. Как он кричал и пытался от них отбиться. Как они грызли его бедра, от которых исходил такой вкусный и притягательный запах крови.
А потом мы съехали с Ленинградского моста. Фиолетовая листва на деревьях с правой стороны дороги шевелилась от лёгкого ветерка. Стволы всех изменённых деревьев со временем поросли шишковидными наростами, начали прижиматься к земле, ветви стали эластичны, появилось подобие рта. Поговаривали, что в некоторых районах Коми такие дремучие леса, что никто из тех, кто туда отправился, обратно не вернулся. Да что там… когда проезжали Зеленоград такого насмотрелись, что не раз ещё посреди ночи проснусь. Деревья в новом мире любят полакомиться мясцом. Ох, как любят.
Ира вернулась в кабину. Достала зеркальце, поправила причёску. Красивая у меня жена. Не устаю ею любоваться. Рыжие волосы ниже плеч, немного вытянутое личико, острый носик. Бельмо на левом глазу, последствие химического ожога, по-моему, даже придаёт ей шарм. Нечасто встретишь красивую девушку с подобным дефектом. А в современном мире и вовсе не часто встретишь девушку. Они предпочитают сидеть в охраняемых лагерях, а не шляться по самым опасным местам изменившейся планеты.
Ира подняла ноги на сиденье, прижала колени к подбородку. На левом бедре, на джинсах, большое масляное пятно, измазалась где-то в башне. Я остановил машину возле первых закруглённых высоток. Здесь мы могли уйти на съезд и по Прибрежному проезду объехать Ленинградку.
На удивление, одна из самых некогда загруженных дорог Москвы, оказалась практически пуста. Ненормально это. За МКАДом столпотворение машин, а здесь пусто. Значит, кто-то или что-то после катастрофы мешал людям выбраться. Тогда много было разных карантинов, но ни один из них не помог. Впереди, почти со стопроцентной вероятностью, огромные заторы. Подобную картину мы видели в Риме. Там армия окружила город и расстреливала всех, кто намеревался его покинуть. Пытались локализовать угрозу заражения. Тогда ещё никто не понимал, что пожар эволюции остановить невозможно.
Когда-то мы с женой были чистильщиками. Мы были молодые и наивные. Нам было всего по двадцать пять, мы пару лет как поженились и верили, что сможем вернуть Земле прежний вид. Нас таких, молодых и наивных, много было…
Те времена давно в прошлом. Уже никто не пытается уничтожить изменённых. Даже ребёнку понятно – человечество доживает последние годы. У нас нет будущего.
Мы проехали мимо коньячного завода. По левую руку стояли высотки. Старые, серые, и новые, зелёно-коричневые. Когда-то квартиры в этом направлении стоили сумасшедших денег. Когда-то люди тратили жизни, чтобы здесь жить. Сейчас все эти потуги казались смешны и нелепы.
Москва стала огромной братской могилой.
Массив деревьев по правую руку разросся. Ветви выбрались даже на выделенку. Одно из них метнуло к нам ветви-руки. Фиолетовые листья зашелестели перед лобовым стеклом.
– Огнемёт бы… – вздохнула Ира.
Я промолчал. Это моё упущение.
Под Великим Новгородом, в деревне Кунино, находилась база выживших. Такие базы теперь располагались рядом с любым крупным городом. Организовывали их прежние власти, когда была армия. Потом анархия поглотила остатки человечества. Власть сменилась, армии распались. Остались общины, где один за всех и все за одного. Когда Кунинцы узнали, кто к ним пожаловал, то предложили нам работу – найти и привезти группу, связь с которой пропала несколько дней назад. Последний раз группа выходила на контакт из сквера Воинской славы. Задание оказалось не из лёгких. Изменённые обложили остатки группы в Ледовом дворце, а какая-то тварь, в прошлой жизни даже не понятно к какому виду принадлежавшая, чуть-чуть и сломила бы защиту людей. Но мы подоспели вовремя. Группу вывезли. В благодарность нам предложили установить на крыше огнемёт ТПО-50. Где достали – неизвестно. Я отказался. По набросанным чертежам увидел, что работа будет выглядеть топорно. А теперь иногда жалел.
Я прижал грузовик к крайней левой полосе. Мы проехали заведение быстрого питания. На заправке приметили движение. Я притормозил.
