Баллов, может, в 7–8. Иногда, конечно, бывает и 12. Но редко, не чаще раза в год. Потом-то уж Ганс разобрался, в чем дело, когда бабу Фиму вблизи увидал. Он когда ее увидал, решил, что умом тронулся, и она есть его галлюцинация по имени Геката. Но баба Фима его разубедила своей мягкосердечностью, женственностью и небывалым разворотом левого плеча. Он ей сказал «спасибо», поклонился и так стал ее поклонником. И всякий раз, когда баба Фима на него свою руку клала (выделяла, значит), он кланялся. Злые языки, конечно, говорили, сгибался. Нет в людях великодушия, деликатности нет.

И захотел Ганс сделать бабе Фиме приятное, а заодно узнать, что у нее внутри. Он до конца не верил, что она человек. Женщина, то есть. И повел он ее делать МРТ. А чего не повести, если платить за исследование не надо. Потому что Ганс сам аппарат медцентру приволок и сам на нем людей исследовал.

Бабе Фиме приятно было такое внимание и забота, и всю дорогу до областного медцентра, где работал добытый Гансом аппарат, она приветливо Гансу улыбалась и маленько с ним заигрывала. Ганс кривился, скалил зубы, ерзал, охал и вскрикивал, и говорил, что ему совсем не больно.

Но прекрасным этим отношениям не удалось развиться в любовь вечную, эти два чистых человека (очень часто они в бане мылись) так и не смогли узнать друг друга ближе, срастись, так сказать, душами. Потому что вначале, перед процедурой, под бабой Фимой сломались весы, когда проломился пол. А когда она в трубу для МРТ полезла, чтобы все внимание и заботу от Ганса до конца получить, то труба по всем направлениям треснула и горкой осыпалась. Баба Фима не поняла, в чем дело, и осерчала. Но серчать было не на кого, кто-то вместе с полом сгинул, а кто выжил, тот сбег, потому что здание медцентра сломалось тоже. Позвонила тогда баба Фима Аните. Анита быстро приехала, а чего ей быстро не приехать, если у нее вертолет военный. Ми-26 называется. И полетели они в Ядогрибово рок-дайвингом заниматься и о поклонниках сожалеть. Во время прыжков, конечно. Ну, или когда банька.

Аните спалось. Ибо сон – это хорошо, а вот бессонница – это плохо. Вот Аните и спалось. Ну, и правильно, скажете вы. Но Анита знала это и без вас. Она была девушка умная, правильная, аккуратная, чистоплотная и просто плотная. А что, собственно? Почему бы ей не быть плотной? Красота виднее, когда ее больше. Вдруг у кого зрение слабое или, упаси бог, подслеповатый кто… У кого-то может не быть денег на очки или лупу, кто-то может окуляры дома забыть, а кто-то и в драке разбить. Всяко бывает. Вот тут-то и нужна красота видимая и плотная.

Анита успехи имела, ценила и любила. И к своему успеху относилась аккуратно. Все успехи записывала, сортировала, нумеровала и складировала. А почему, собственно, нет? У меня соседка, Лизуня из 21 квартиры, собирает варенье. Самый, с ее точки зрения, ценный экземпляр датирован 1998 годом. Лизуня с него боится пыль стирать, так он ей дорог. И все домашние Лизуни от этой пыли чихают. Лизуня просит их чихать на банку с вареньем, вдруг пыль слетит. А Таня из муниципалитета коллекционирует прыщи. У нее тоже система есть. Она прыщи маркирует зеленкой, йодом и фукорцином. Новый экспонат – йод, средних лет – фукорцин, антиквариат – зеленка. И ни разу не сбилась. Мы спорили. Два месяца наблюдали. Я проиграла, и пришлось мне всем покупать кофе. Хорошо, деньги были. Удачная случилась тогда неделя, было трое похорон. Ну, я и пела. Сначала грустное, после, конечно, всякое. В основном за всякое платят. Это моя коллекция. Люблю я это дело, душевно. Ну, и прибыльно, конечно.

А Жорка, тот почему-то любит женские трусы. У кого мог, у всех спер. У меня, у своей матери, у сестры, у ее подруг, у тетки Клавы, у участкового терапевта Аделаиды Кузьминичны, у продавщицы из сельпо. В его коллекцию пара мужских экземпляров попала, но Жорку это не смущает. Говорит, у него разнообразие и спектр. Ему виднее, его же спектр.

А Анита собирала успехи. Хороший успех был в декабре, когда она упала на мужчину с яйцами. Не в смысле его анатомических характеристик. О приличном пишу. Просто он купил четыре десятка яиц. На Аните в тот день были каблуки, ну, лед, вечер, толчея, туда-сюда. Да и Анита плотная. Короче, они встретились, столкнулись, упали. Яйца всмятку, у мужика три ребра в крошку, Анита не помялась. Только долго встать не могла. Я-то подозреваю, не хотела. Очень, говорила, у него парфюм приятный. Так вот этот мужик все стонал, матом хрипел и Аниту кобылой паскудной обзывал. Аните этот успех очень понравился. Хороший успех был у нее в марте. В муниципалитете отмечали женский день. Отмечали хорошо, с размахом. Пили, ели, плясали, фокусы показывали. Анита предлагала желающим голову между ее грудей засунуть, чтобы изменить им форму головы. У нее хорошо получалось. Желающие от нее отскакивали, как огурцы: продолговатые и зеленоватые. Кто-то, понятно, в больницу попал. Может, скушал некачественное. А руководитель муниципалитета, мужчина круглый, осанистый и дебелый, глаза вытаращил, отдышался, в себя минут через сорок пришел (дольше всех в ее грудях продержался) и говорит: «Не женщина, баба». Мы поняли, о чем он. О приспособлении, которым старые дома разбивают. Чугунная такая штука.

Но самый любимый успех у Аниты был летом, в июле. Она тогда наехала колесом на ногу постового. Он сначала хотел что-то сказать, а может, и сделать, что хотел, но когда Аниту увидел, то обомлел весь, покраснел и прошептал: «Мадам, Ваши глаза как люстры». Анита с ним потом дружила и в шутки играла. Все старалась на ногу колесом наехать. Но у постового был уже протез, и ничего ему было не страшно.

Большое, конечно, безобразие, что много стандартов. Индивидуальность ужалась, зажалась, скорчилась, а кое-где и вовсе исчезла. Обидно. Мне обидно, обидно Лизуне из 21 квартиры, Жорка тоже не рад. А Таня из муниципалитета так просто страдает. У нее прыщи по всей фигуре. Или, если по-приятному, комедоны и акне. А народ любит кожу. Если и не буйволовую (не всякий может ее достать), то любую другую: у того денег нет, другой грамотой не вышел, а мой сосед по даче, Леха, у них три дома на участке и все гнилые, так он вовсе зеленый. И по убеждению, и по состоянию души, и цветом лица и тела. Пьет много. Он природу хочет сберечь для потомков. Своих нет. Не произошли. Зато других много, и им всем природа нужна. Они, его знакомые потомки, потому самогон и гонят, что это питье экологическое. Так Леха даже мух не бьет, а буйволов и подавно. Он их любит, разговаривает с ними. Идешь, бывало, мимо и слышишь из-за забора: «А скажите-ка мне, друг буйвол…»

Так вот, если буйволовой нет (кожи, конечно), то своя должна быть красивой и ухоженной. Или другое, например. Фигура. Тонкая должна быть и звонкая. Звонкая, потому что кости при ходьбе стучат, и, чтобы звук этот заглушить, тонкие девушки носят много браслетов, бус и громко поют. Веселые тонкие звонкие девушки. А Анита не такая. В смысле, не тонкая. Она веселая, шутки любит. И кожа у нее очень хорошая. На днях расшутилась с руководителем муниципалитета. Он мужчина круглый, осанистый и дебелый. Он ее минут двадцать пытался, прошу прощения, за ягодицу ущипнуть (Анита уж ожидать устала), отчаялся и подшлепнул ее. Руку маленько отбил и от боли начал пританцовывать. Мы не поняли, что за танец такой, но тоже стали плясать, а Митюня, юрист наш, тот песни запел и лягушку изображать начал. Так вот, руководителя муниципалитета за старательность и ловкость Анита на шкаф посадила и на коленки ему сейф приладила, чтоб не упал. Руководитель муниципалитета, конечно. Все этой шутке долго смеялись, особенно сотрудники МЧС. Их вызвали, чтобы руководителя снять. Анита отказалась снимать, сказала, что два раза одну шутку шутить нельзя, что это моветон даже. А потом смеялся руководитель муниципалитета. Когда узнал, сколько денег платить надо. И Анита смеялась. Так, смеясь, и пошла к выходу. А один сотрудник МЧС пытался обойти Аниту, чтобы входную дверь ей открыть, и все время маленько стеной травмировался. Он так смеялся, что с трудом проговорил: «Мадам, на Вас уже треснула юбка». Но дверь все-таки открыл.