В оранжевых лучах заходящего солнца темно-синяя пузатая бутылка казалась почти черной. Она до чертиков напоминала пустую тару из-под бренди, как и рассказывали. Борис секунду помедлил, прежде чем снять ее с заросшего голубоватым мхом постамента. Многолетняя привычка быть настороже, обострившаяся до паранойи во время этой, последней, как он надеялся, экспедиции, сейчас словно затихла. Все инстинкты воина уснули в этом до одури спокойном и сонном месте.

Миллионы лет, а может быть и больше, с тех пор как исчезла марсианская цивилизация, в этом храме никого не было. Само время уснуло здесь, уступив место голубоватым лишайникам Марса и могуществу пузатой "бутылки" темно-синего стекла. Она могла все. Марсиане создали ее, спрятали и исчезли, растворившись в красных песках, голубоватых мхах и синих безднах планеты. Может быть, им стало неинтересно жить дальше, если безграничные возможности они смогли засунуть в узкое горлышко сосуда, похожего на бутылку из-под бренди. Может быть, они не знали, что делать с открывшимся могуществом и забросили его в дальний угол планеты, как маленький ребенок теряет интерес к слишком сложной для него игрушке. А может быть, они через чур хорошо представили, что может произойти и спрятали опасную штуку в забытое их богами место от инопланетного греха подальше. Никто не знает. Но, даже если и так, то это не помогло. Марсианская цивилизация исчезла за миллионы лет до того, как человек оставил первый рифленый след от тяжелых военных ботинок на скучной красноватой пыли.

Земляне, всегда готовые к борьбе, получили Марс так просто, что тут же потеряли интерес к новому завоеванию – уж слишком оно показалось легким, быстрым и бескровным. Его объявили научной зоной и ссылали туда ученых-энтузиастов, а в помощь им идеалистов-общественников, хиппи и тихих шизофреников. Но Марс использовал этот беззубый контингент, чтоб нанести расслабившейся Земле удар в незащищенную броней спину.

Борис смотрел на темно-синюю бутылку взглядом профессионала. Его инстинкты отключились, но разум работал по привычной схеме. Он во всем ожидал подвоха и ловушки. Такова была жизнь, повсюду идет партизанская война, которую начал Марс против людей, надо быть готовым защищаться каждую секунду. Но ничего не предвещало опасности здесь в заросшей мхами марсианской ложбине под открытым бесстрастным небом.

Холодное скупое небо Марса прибрало свои последние лучи, погрузив весь мир в чернильно-фиолетовую темноту, но тут же в чреве синей пузатой бутылки заиграл золотистый шар, освещая мох. Тот стал серо-белым.

«Пора», – подумал Борис и взмахнул рукой. Белый порошок, тоньше пудры, струей вылетел из баллона, прикрепленного у запястья. Вылетел и заполнил пространство в ложбине между человеком и его стеклянной целью. Какое-то время в ложбине висела белая пелена и только неяркий свет из синей бутылки уютным пятном выделялся на общем монотонном поле. Затем порошок, вступив в реакцию с марсианским воздухом, превратился в тысячи тяжелых шариков, каждый из которых весил больше, чем взрослый солдат в боевом облачении. Шарики рухнули на почву, врезавшись в пухлую мякоть мхов. Ничего не изменилось. Никаких признаков опасности: ни сигнальных лучей, ни датчиков движения, ни силовых полей, ни древних как мир скрытых ям не проявил чуткий индикатор.

Но, не раз видевший смерть друзей и врагов Борис Борецкий, опытный боец и следопыт, рожденный и вскормленный под известия об очередной гибели очередных солдат с Земли, он, тридцатилетний мужчина, пусть не самый главный в отряде, но с самого начала знавший цель этой экспедиции, он, не мог позволить себе оплошать. В десяти метрах от этой ложбины Борецкий похоронил последнего из членов своего отряда – гречанку Хлою.

Она, умирая, умоляла его не сдаваться и дойти до цели. На ее смуглом кошачьем теле было больше шрамов от ран, чем орденских нашивок на мундирах боевых ветеранов. Трое других из его отряда, канувшие в бурых песках и скалах Марса, смотрели на его с небес и ждали победы.

Потому он отключил гравитацию на своих бахилах и, оттолкнувшись ногами от бурого валуна, на самом маленькой скорости подлетел к центральному храмовому алтарю, раскрошенному, изъеденному временем и лишайниками, похожему на старую бетонную тумбу где-нибудь на взморье. На этой осыпающейся тумбе уже многие годы стояла темно-синяя пузатая бутылка с золотистым шаром внутри.

Картина в ложбине напоминала шутку туристов, обчитавшихся Бредбери и Стругацких. Человек в пыльном мешковатом серебристом комбинезоне органично вписывался в чужой пейзаж. Только в отличие от героев старых фантастических рассказов Борис Борецкий не терялся в догадках и гуманистических идеях о счастье, а точно знал, зачем пришел и что он пожелает, когда придет час вытащить ноздреватую пробку из узкого стеклянного горла. Убедившись, что опасности нет, Борис крепко сжал пальцы на синем горлышке бутылки и резко рванул вверх, уносясь в черничное небо на максимальной скорости своего реактивного ранца.

Осиротевший храм без своего сокровища превратился в заросшую сорным мхом дикую лощину. Выжженные соплами участки обуглившегося мха да свинцовые шарики шпионской пудры, похожие на ягоды – все, что осталось теперь в хранилище самой главной тайны Марса. Ее уносило хилое инопланетное существо с примитивным атомным ранцем за плечами. Уносило, чтоб исполнить свое одно-единственное последнее желание. В бледном свете двух лун шарики тускло блестели как слезы.

К вечеру следующего дня Борис уже был в городе, и все пустынные ужасы Марса остались за крашеными стенами городского купола. Четыре мертвых тела на просторах жестокой красной планеты – не достаточно даже для сообщения в местных новостях. Никто и не собирался о них сообщать. Под фальшивым голубым небом купола было достаточно дел и без этого. Исправно дымили лаборатории, где новые и новые фанатики копались во внутренностях новых марсианских находок и кишках их новых жертв. Каждая находка – перспектива новых возможностей для человека. Стоит недорого, окупается моментально, облегчает жизнь всем. Кроме тех, кто ее нашел. Они обычно не доживают до ее промышленного внедрения.

Изрядно осыпавшаяся местами лазурь говорила о том, что перед системной войной в этом городе была колония хиппи. О том же свидетельствовали и облезлые цветные рисунки на стенах и клумбы одичавшей марсианской марихуаны. Здесь она тоже была голубоватого цвета, как местные мхи. Мутировала, но прижилась. Ученые пели, что марсианская конопля – прорыв в области биологии. А беженцы потом поговаривали, что это было предупреждение. Новый сорт заживлял все раны и удесятерял все силы человека, в том числе и психоз. Правда, про психоз сначала предпочитали не говорить.

Поселения душевнобольных, которых здесь использовали как рабочую силу, находились под бледно-зелеными сводами. Самый гармоничный из всех цветов должен был их успокаивать. Ученые селились под белыми крышами – стерильный цвет науки и больших надежд. Марс все засыпал бледно-красной пылью, объединив купола в одном цветорешении – обшарпанном. Так он одержал одну из первых своих побед над человечеством.

Для второй битвы пыльный шар использовал безобидных сумасшедших и их образованные вариации – ученых энтузиастов. Марс подбросил им свою цивилизацию, как приманку. Точнее то, что от нее осталось – артефакты. Поймал как на живца любопытных жадных завоевателей. Говорят, первую такую штуку нашел парнишка-аутист из-под зеленого купола, когда ковырялся палкой в песке. Ему подвернулась вечная батарейка, из тех, которые запрещены сейчас к использованию, а до этого продавались в комплекте к каждой детской игрушке. Просто вечная и все. Подходит ко всем приборам. Не перегорает, дает мощности сколько требуется, взрывается, как оказалось, с большой разрушительной силой при ноте «ре» второй октавы. Повысь голос до крика – и будет "бум". Это первым наблюдал тот же парнишка-аутист – его грубиян-санитар был меломаном…