Исторически за конкретными цифрами минимального брачного возраста стояли различные концепции. В римском праве минимальный брачный возраст рассматривался как презумпция, согласно которой при достижении установленного возраста лицо рассматривалось в качестве достаточно зрелого не просто физиологически, но и социально, однако, как всякая презумпция, она могла быть опровергнута. Такой подход принципиально соответствовал библейской традиции, согласно которой брак был не просто средством удовлетворения физиологических потребностей и рождения ребенка, но выполнения одной из главных божественных заповедей, отсюда и минимальный брачный возраст (согласно Талмуду – 18 лет) понимался как признак не только физиологической, но и социальной зрелости, при этом допускалось заключение брака ранее 18 лет при более раннем достижении этой зрелости.
На Востоке, тем не менее, достаточно рано – со времени Юстинианова законодательства, брачный возраст получил значение безусловного законодательного брачного возраста. На Западе средневековыми канонистами была воспринята идея минимального брачного возраста как презумпции зрелости, однако на практике фактические сексуальные отношения в большей степени стали критерием зрелости, чем социальная и персональная зрелость. Начиная с Кодекса 1917 г. брачный возраст стал рассматриваться в большей степени как юридически установленный формальный «возрастной ценз» для брака, нежели как презумпция зрелости.
В то же время неправильно было бы совсем отрицать за брачным возрастом значение презумпции в современном каноническом праве западной традиции. Это следует хотя бы из канонического положения, относящегося к браку хотя и канонически совершеннолетних, но заключаемому ранее того возраста, который обычен для соответствующего региона – в этом случае священнику надлежит попытаться «отговорить» жениха и невесту от такого «преждевременного» заключения брака[68]. Как отмечают комментаторы, с недавнего времени «стало ясно, что браки очень молодых людей часто разрушаются по той причине, что они не обладают достаточной зрелостью, чтобы справиться со стрессами и обязательствами брака»[69]. Очевидно, что сопоставление канона 1072 с нормой о брачном возрасте свидетельствует о том, что канонический законодатель не отказался от взгляда на брачный возраст именно как на презумпцию готовности к созданию брачного союза.
Восточно-православной традиции известен также и высший возрастной предел для вступления в брак. Так, в правилах Василия Великого устанавливался предельный брачный возраст 60 лет для женщин и 70 лет для мужчин; в Российской империи (1744 г.) Святейшим Синодом был установлен предельный брачный возраст в 80 лет. В католической традиции такие ограничения отсутствуют.
Импотенция . Данный вид препятствия с определенными различиями признается и на Западе, и на Востоке. Западнокатолическая традиция рассматривает данное препятствие как физическую болезнь, препятствующую браку, в то время как восточно-православной традиции известно препятствие «физическая и духовная неспособность к браку», которая включает не только импотенцию, но и душевные болезни, идиотизм, вследствие которых человек лишен возможности проявлять свою волю[70]. Западно-католическая традиция рассматривает душевные болезни в другом отделе канонического права, посвященном брачному согласию и его дефектам. Но при этих структурных и отчасти юридико-технических различиях обе традиции исходят из того, что неспособность к интимному сожительству по самой своей природе не позволяет достичь целей брака, независимо от того, имеет ли место импотенция со стороны мужчины или со стороны женщины. Наряду с этим обе традиции проводят разницу между неспособностью к брачному сожительству и неспособностью к деторождению – последнее не имеет характера брачного препятствия.
В восточно-православной традиции нормативное признание импотенции как брачного препятствия увязывается не собственно с канонами, но с императорским законодательством – речь идет о 98-й новелле императора Льва Мудрого, запретившей вступать в брак евнухам. Поскольку она была включена в Синтагму Матфея Властаря, она получила и каноническое значение, хотя строгого канонического запрета на брак с импотентами восточно-православная традиция не содержит. В церковном праве Российской империи (Устав Духовных консисторий) вместо категорического запрета установлено право другой стороны по истечении трех лет с момента заключения брака ходатайствовать о признании его недействительным по данному основанию.
Получается, что эта более мягкая позиция оборачивается некоторой юридической непоследовательностью. Если предоставляется возможность ходатайствовать о признании брака недействительным вследствие импотенции супруга, то это значит, что импотенция является основанием недействительности брака, другими словами брак с импотентом не есть брак. Но если другая сторона не ходатайствует о признании брака недействительным и стороны продолжают освященное как церковный брак сожительство, то каков характер этого сожительства? Получается, что его вынуждены признать браком, несмотря на наличие обстоятельства, делающего такой брак недействительным. Вряд ли природа одного и того же сожительства должна быть различна только вследствие различия позиции другой стороны такого сожительства. Этот вопрос пока не получил разрешения в православном церковном праве.
Позиция католического права по данному вопросу более последовательна, поскольку наличие импотенции (как мужской, так и женской) превращает брак в недействительный по самой природе этого препятствия, а не вследствие позиции другой стороны. Наряду с этим в католической традиции хорошо проработаны (в том числе доктринально) различные аспекты, связанные с данным препятствием, что позволяет юридически правильно оценить ситуацию в каждом конкретном случае, хотя это не должно пониматься как решение всех теоретических проблем, связанных с импотенцией.
Католическая традиция различает несколько видов импотенции с различными юридическими последствиями для действительности брака. Прежде всего, существует импотенция абсолютная и относительная: в первом случае присутствует неспособность к супружескому акту с любым лицом, а во втором – только с определенным лицом или лицами. Наряду с этим выделяется импотенция предшествующая и последующая в зависимости от времени ее возникновения относительно момента заключения брака. Наконец, различаются импотенция постоянная, когда она возникла до брака и неизлечима, и временная, если она поддается лечению обычными средствами.
Для того чтобы иметь характер брачного препятствия, импотенция должна предшествовать браку и быть неизлечимой обычными средствами (постоянной). Канонически допустима презумпция, согласно которой импотенция является предшествующей, если она проявилась в первой попытке супружеского акта и осталась впоследствии. Определение характера импотенции в каждом конкретном случае предполагает исследование не только юридических, но и медицинских и психологических вопросов, но при этом медицинское заключение не является исчерпывающим доказательством импотенции в каноническом процессе – для ее доказательства требуется моральная уверенность[71], а во всех случаях сомнений действует принцип, согласно которому любое сомнение в отношении импотенции (как в вопросах факта, так и в вопросах права) не позволяет воспретить брак либо признать недействительным (по этому основанию) ранее заключенный брак[72].
В католической традиции нормативно решена и проблема стерильности. В целом неспособность к деторождению, в отличие от импотенции, не рассматривается в качестве препятствия к браку. Однако причины бесплодия могут быть различны, и серьезную проблему порождали ситуации, когда бесплодие было очевидно – например, когда у женщины отсутствовали поствагинальные органы, либо мужчина вследствие перенесенной операции (вазорезекция) очевидно не мог доставить сперму в место зачатия. Может ли такое бесплодие рассматриваться в качестве брачного препятствия?
