Жалко было несчастных стенографисток, вынужденных записывать эту "кровавую белиберду".
После речи последнего обвинителя, начались речи защитников.
Первым из защитников говорил профессор А. А. Жижиленко, представивший в своей речи подробный анализ понятия о "преступном сообществе" и доказавший, что этот квалифицирующий признак совершенно отсутствует в настоящем деле.
Затем, слово перешло к защитнику Митрополита, Я. С. Гуровичу.
{48} В начале своей речи Гурович указал, что обвинение пытается переместить центр тяжести настоящего дела в область всяких исторических, политических и иных экскурсов, не имеющих ничего общего с процессом. Эти выпады - безличные, безответственные - замаскировывают абсолютную пустоту обвинения в отношении конкретной ответственности лиц, посаженных на скамью подсудимых. Если защитник останавливается вкратце на этих "экскурсах", то только потому, что даже в них допущено столько вопиющих противоречий исторической истины, столько явных выдумок, что их нельзя не отметить.
Защитник представил затем краткий анализ приведенных обвинителями "историко-политических справок" о прошлой роли и значении русского православного духовенства и показал, что все они отличаются, частью и в лучшем случае, тенденциозными преувеличениями, а в остальном явным искажением истины.
Как яркий пример бесцеремонного обращения обвинителей с историей (и, притом, недавнего времени), - Гурович указал ссылку обвинения на Бейлисовский процесс, в создании которого Красиков решился обвинить ... русское православное духовенство.
Более вопиющее измышление трудно себе даже представить. Всем известно, что русское духовенство не только не принимало участия в создании злополучного дела Бейлиса, - но, наоборот, лучшие и ученейшие его представители боролись против кровавого навета на евреев. Тогдашняя юстиция долго металась в безнадежных поисках "благоприятного" эксперта в среде православного духовенства. Никто из них на эту роль не шел. Пришлось удовлетвориться пресловутым католическим ксендзом Пранайтисом, откопанным где-то в глубине Сибири и не поддержанным своими же единоверцами.
(см. Морис Самюэл "Кровавый Навет - Странная история дела Бейлиса"
ldn-knigi.narod.ru в разделе JUDAICA)
Мало того, православное духовенство открыто боролось с антисемитской демагогией в деле Бейлиса. Из той самой Петроградской духовной академии, питомцы и профессора которой ныне сидят на скамье подсудимых, явился на Киевский процесс один из виднейших ученых, профессор Троицкий. Он понес долгий, бескорыстный и самоответственный труд по разоблачению той многовековой, кровавой легенды, на которой был построен процесс Бейлиса. Благодаря, в значительной степени, его мужественной борьбе за истину, Россия не была опозорена обв. приговором по делу Бейлиса. И после всего этого, обвинение позволяет себе укорять русское православное духовенство в создании Бейлисовского процесса.
{49} - "Я счастлив", сказал защитник, "что в этот исторически глубоко скорбный для русского духовенства момент я, еврей, могу засвидетельствовать перед всем миром то чувство искренней благодарности, которую питает - я уверен в этом - весь еврейский народ к русскому православному духовенству за проявленное им в свое время отношение к делу Бейлиса".
Среди обвиняемых сильное волнение. Привлеченные к делу профессора дух. академии и многие из обвиняемых духовных лиц не могут сдержать слезы.
После некоторого перерыва защитник продолжал свою речь.
Он объявил, что отныне защита строго замкнется в рамки дела, дабы не дать возможности обвинению искусственными приемами прикрыть полную фактическую необоснованность данного процесса
Охарактеризовав самую "технику" создания настоящего дела посредством чисто механического соединения отдельных производств и протоколов, ни по содержанию, ни по времени событий, не имеющих ничего общего, Гурович восстановил со всеми подробностями историю возникновения дела.
Он обрисовал все прошлое Митрополита, указав на те черты его характера и деятельности, которые уже известны читателям. "Одна из местных газет, сказал он, между прочим, - выразилась о Митрополите (по-видимому, желая его уязвить), что он производит впечатление "обыкновенного сельского попика". В этих словах есть правда. Митрополит совсем не великолепный "князь церкви", каким его усиленно желает изобразить обвинение.
Он смиренный, простой, кроткий пастырь верующих душ, но, в этой его простоте и смиренности - его огромная моральная сила, его неотразимое обаяние. Пред нравственной красотой, этой ясной души, не могут не преклониться даже его враги. Допрос его трибуналом у всех в памяти. Ни для кого не секрет, что в сущности, в тяжелые часы этого допроса, дальнейшая участь Митрополита зависела от него самого. Стоило ему чуть-чуть поддаться соблазну, признать хоть немногое из того, что так жаждало установить обвинение, и Митрополит был бы спасен. Он не пошел на это. Спокойно, без вызова, без рисовки он отказался от такого спасения. Многие ли из здесь присутствующих - я говорю, конечно, и о людях на него нападающих - способны на такой подвиг. Вы можете уничтожить Митрополита, но не в ваших силах отказать ему в мужестве и высоком благородстве мысли и поступков".
{50} Далее, Гурович очертил деятельность петроградского О-ва православных приходов, положение местного духовенства, настроение верующих масс ... Особенно подробно остановился защитник на главарях "живой церкви", в которых он усматривал истинных виновников и творцов настоящего дела. Он предсказывал, что советская власть рано или поздно разочаруется в этих ныне пользующихся усиленным фавором - людях. Создаваемая ими "секта" не будет иметь успеха - это можно сказать наверно.
Слабость ее не только в отсутствии каких либо корней в верующем населении и не в неприемлемости тех или иных ее тезисов. В истории бывали примеры, что и безумные, в сущности, идеи и секты имели успех, иногда даже продолжительный. Но для этого необходимо одно условие. "Секта всегда представляет в начале своего возникновения, оппозицию, меньшинство, и притом, гонимое большинством. Героическое сопротивление большинству, власти, насилию, часто увлекает массы на сторону сектантов, "бунтарей". В настоящем случае, далеко не то.
За "живую церковь" стоит, очевидно для всех, гражданская, советская власть со всеми имеющимися в ее распоряжении скорпионами и принудительными аппаратами. Принуждение не создает и не уничтожает убеждений. "Церковная революция", происшедшая с разрешения и при благоволении атеистического "начальства", искренних христиан, даже из фрондирующих, привлечь не может. Народ может еще поверить богатому и властному Савлу, после того как он, превратившись в Павла, по своей охоте, променяет свое богатство и положение на рубище нищего, на тюрьму и муки гонения. Обратные превращения не только не создают популярности, но заклеймляются соответствующим образом. Люди, ушедшие из стана погибающих в лагерь ликующих, да еще готовящее узы и смерть своим недавним братьям, - кто пойдет за ними из истинно верующих.
Нет, не сбудутся ожидания, возлагаемые сов. властью на нового "союзника".
Обращаясь к самой постановке обвинения, защитник находил, что таковая не заслуживает серьезной критики. Формулировка обвинения была бы прямо анекдотичной, если бы за ней не вырисовывались трагические перспективы. Митрополиту вменяют в вину факт ведения им переговоров с сов. властью, на предмет "отмены или смягчения декретов об изъятии церковных ценностей". Но, если это - преступление, то подумали ли обвинители, какую они роль должны отнести при этом петроградскому совету, по почину которого эти переговоры начались, по желанию которого продолжались и к удовольствию коего закончились.
{51} Как обстоит дело в отношении доказательств. Было бы разумеется совершенно нелепо говорить о доказательствах той сплошной фантастики, которой переполнены и обв. акт, и речи обвинителей, по поводу "всемирного заговора" с участием в нем Митрополита и др. подсудимых. Впрочем, не больше доказательств и в другой, стремящейся быть конкретной, части обвинения, относящейся к возбуждении, будто бы, Митрополитом верующего населения против сов. власти.
