Михаил предлагал оформить отношения, но Маруся отказалась наотрез.

— Это не потому, что я не хочу быть с тобой. Наоборот, мне еще никогда не было так спокойно и хорошо. Просто штамп в паспорте ничего не значит.

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — упрямо повторил он. — И по паспорту тоже.

— Спроси меня еще раз, когда родится малыш.

Что ж, это уже компромисс.

Они и жить продолжали на два дома. Ночевала Маруся у него, и готовила тоже, а работала и закатывала соленья на зиму у себя. Она и варенье варила, и компоты делала. И, после долгих споров, все же взяла на себя часть домашних дел.

Лето вообще прошло спокойно. К Михаилу время от времени приезжала дочь с мужем, к Марусе — отец. С матерью она поссорилась окончательно и не желала ее видеть. Эта тема была под запретом, да Михаил и сам не хотел расстраивать Марусю.

Михаил все чаще задумывался о будущем. Это ему в деревне хорошо, а держать здесь жену и ребенка жестоко. Первые несколько лет — замечательно, малышу тут будет лучше. А потом? Деревенская школа против столичного образования — это аргумент. Да и зарабатывать надо больше, и зарплата должна быть стабильной, не зависеть ни от дождей, ни от морозов. Уровень ответственности иной, ядрена вошь.

Михаил подозревал, что Маруся не хочет за него замуж и по этой причине. Пересидеть в деревне — одно, а жить постоянно — другое. А ему либо укрупняться, ферму открывать, либо искать другую работу. Какой из него бизнесмен? Зато преподаватель должен получиться неплохой. Если поднять старые связи…

Или подработку какую найти?

Маруська сама пашет, как проклятая. Днем по хозяйству крутится, потом полночи за компьютером сидит, переводит, печатает. Он порой и спит давно, когда она приходит к нему под бочок, уставшая и невменяемая.

Нехорошо…

Впрочем, она шустрая, все успевает, несмотря на выросший живот. И на рыбалку за ним увязалась. Ага, всю рыбу распугала, зато радовалась, как ребенок, когда сама на удочку щучку подцепила. И в лес они вместе ходят, по малину, да по грибы. Лесная малина, хоть и мелкая, и не такая сладкая, как садовая, а ароматная до одури. Из нее Маруся тоже варенья наварила.

Грибы они собирают — ухохочешься. Маруся глазастая, такое впечатление, что даже сквозь листву шляпку гриба видит. А наклоняется за добычей Михаил, ей живот мешает.

В Москву к врачу на плановый осмотр Михаил Марусю сам возил. Однако бывший муж ей звонит. Маруся ничего не говорит, но Михаил замечает, как она мрачнеет после таких звонков. И расспрашивать неловко. В такие моменты он старается приласкать ее лишний раз. Маруся ласку любит, как кошка. Отзывчивая, нежная, теплая.

А Дуська-то котят принесла! Трое деток у нее: рыжий, серый и белый. Видать, всех коты деревенские в папашах ходят. Так и живут у Михаила, одного только Маруся к себе переманила, как подрос, беленького.

— Назову Мишкой, — грозилась она шутливо. — У тебя коза Машка, а у меня будет кот Мишка.

Детский сад! Кота Мишкой назвать! Ладно бы, собаку.

Однако кот приобрел гордую кличку Масяня, на которую, впрочем, все равно не отзывался, как и на «кис-кис». К Марусе он подходил исключительно по собственной воле и по настроению.

Чувствовала себя Маруся прекрасно, даже боли в пояснице не сильно беспокоили. А учудила лишь однажды, да и то по глупости.

Михаилу не нравилось, что работала она в своем доме. У него места мало, что ли? И не шумит он, неправда. Просто спокойнее, когда Маруся сидит рядом, а не где-то на соседнем участке. Но бороться с этим бессмысленно, приходилось ждать и нервничать. И не всегда он ее дожидался, потому как вставал рано, организм требовал полноценного сна.

Вот так уснул как-то раз, а проснулся в пять утра — и нет Маруси рядом. Поначалу испугался, потом разозлился. Она и за работой могла так засидеться. Пришел к ней — сидит, рыдает. Испугался снова, по-настоящему. Думал, может, случилось что с родителями.

— Марусенька, что такое?

— Ничего-о-о…

— Для «ничего» слишком много слез. Расскажи, будь добра.

— Все хорошо-о-о…

Упрямая коза Маруська! Еле-еле удалось из нее вытянуть, что ей захотелось каких-то особенных пончиков с сиропом, которые продаются только в каком-то кафе в Москве.

Ядрена вошь!

А сразу нельзя было сказать? Он у дочки спросил бы, где эти пончики, привез бы ей. Виталий, кстати, недавно по всей Москве искал свежие финики, Ксюше захотелось. Свежие! Сушеные ее не устраивали. Мало ли, что беременной захочется?

Михаил смотался в Москву, привез пончики. Маруся один съела и сказала, что слишком приторные, больше ей не съесть.

Главное, плакать перестала.

Михаил еще сильнее привязался к Марусе, хотя… Разве любовь можно чем-то измерить? Если им придется расстаться, то резать придется по живому. Он буквально врос и в нее, и в ребенка. Он первый узнавал все новости о самочувствии Маруси. Он пережил вместе с ней первый толчок малыша. Он массировал ей поясницу и штудировал книги для беременных. Он уже знал, где сделает детскую и как ее обустроит.

Маруся не позволяла начать ремонт. Чем больше становился срок беременности, тем больше суеверий у нее появлялось. Даже косички не заплетала, «чтобы пуповина не запуталась». Бабкины сказки, тут уж не иначе как Василиса постаралась. Но Михаил не возражал — главное, со здоровьем все в порядке.

Осень выдалась жаркая — и по погоде, и по делам. К зиме нужно подготовиться основательно, урожай собрать и обработать, сделать запасы, продать излишки. Михаил крутился, как белка в колесе, оттого и не уследил за Марусей, не мог сопровождать ее на прогулках.

Казалось бы, чего волноваться? Ходила она известной тропой, ведущей к озеру. Двигалась, потому что стала набирать вес. Михаил находил ее фигуру очаровательной, но Марусе не нравились лишние килограммы. Вот и гуляла каждый день по два раза, туда и обратно.

Михаил посылал с ней Лорда. Псу полезно размяться, а ему спокойнее, что Маруся под охраной. А в тот день Лорд поранил лапу на утренней прогулке, и на вечернюю Маруся отправилась одна.

Михаил с утра копал картошку. У него ее росло немного, не на продажу. Копал сам, без плуга, и собирал тоже сам.

Спохватился он вечером, когда уже стемнело, и обнаружил, что с прогулки Маруся не вернулась.

= 39 =

Где-то в лесу, совсем рядом, плакал ребенок. Ничто другое не заставило бы Машу свернуть с тропы. Как можно проигнорировать ребенка? И то, поначалу она прислушивалась. Может, мать рядом и успокоит малыша? Нет, плачет. Маленький, совсем маленький…

Откуда в лесу ребенок, Маша не задумывалась. Мало ли! Дачников в деревне полно, да и не обязательно кто-то из них мог завести в чащу ребенка. Господи, да сколько жутких историй! Родила — и выбросила. Кошмар!

Плач раздавался совсем рядом. Казалось, что малыш за соседним кустом, за деревом. Но нет… нет… нет…

Дальше… дальше… дальше…

Маша очнулась, когда поняла, что заблудилась. Стало жутко. Слышала ли она плач или ей почудилось? Она беспомощно огляделась. Частые стволы деревьев, кусты, мох под ногами. Никакого намека на тропу. Как она вообще сюда забралась? На предплечьях — царапины. Это она продиралась сквозь кусты?

В какую сторону идти, Маша не знала. Даже по солнцу не сориентироваться, отсюда его попросту не видно, а на дерево она и при очень большом желании не залезет. И полумрак: то ли от густых крон деревьев, то ли потому что солнце садится.

Телефон она оставила дома на зарядке. И вообще ничего в карманах?! Когда они с Мишей ходили в лес, он всегда брал с собой спички и зажигалку, нож, а иногда и ружье. Но ведь она не собиралась в лес! По знакомой тропе до озера и обратно.

Маша лихорадочно перерыла все карманы: в одном нашла две карамельки, в другом — коробок спичек. Точно! В этом комбинезоне она и ходила за грибами, и Миша сунул ей в карман спички. Просто так.

_ Не паниковать… не паниковать… — твердила Маша вслух, для храбрости.

Какое там! Хотелось бежать сквозь чащу сломя голову — быстрее, к людям. К Мише! Она изо всех сил вцепилась в ближайшее дерево, обняла его крепко-крепко. Спокойствие, только спокойствие. Сколько времени она бежала в лес, поддавшись слуховой галлюцинации? Полчаса, не больше. Значит, деревня где-то недалеко. Если сейчас идти дальше, то можно сильнее заблудиться, и найти ее будет сложнее.