– У меня мама худенькая, ничего, родила меня, – скованно улыбаюсь, осторожно откусываю оладушек.

– Конечно, сейчас медицина более развитая, женщины рожают с анестезией, некоторые рожают в воде, на мячах. Еще и с мужьями, они там, по мне, совершенно лишние. Тридцать пять лет назад, родив Никиту, вытерпев адскую боль, я решила, что больше никогда не повторю этот путь.

– Я бы хотела двоих. Мальчика и девочку, – улыбаюсь, Полина Сергеевна хмыкает. Конечно, я бы хотела, чтобы мой первый ребенок появился года через три, но бывает и такое: внеплановое зарождение жизни внутри тебя.

– Конечно, куда в твои годы. Тебе восемнадцать вроде?

– Двадцать.

– И учишься в институте?

– Нет, – мотаю отрицательно головой. – Я после девятого класса пошла в техникум на повара-кондитера.

– Хорошая профессия, для жизни самое то. Твоему будущему мужу повезло. Наверное, он тебя уже заждался.

– Что? – сердце екает, я еле усидела на стуле, чтобы не вскочить на ноги и не кинуться к окну. Окна выходят во двор и все прекрасно видно с третьего этажа. Полина Сергеевна внимательно на меня смотрит, как учительница, которая прикидывает в уме степень моей готовности к уроку.

– Какой муж, – нервно смеюсь, встаю, собираю посуду, – я приехала в Москву к близкому человеку, но выяснилось, что у нас не одна дорога. Так что я до конца недели побуду у вас, а потом поеду в родные края. Пока погуляю, хочу как можно больше увидеть своими глазами.

– Нужно обязательно сходить в Третьяковскую галерею. Если ты не посетил галерею, считай, что не был в Москве. Попрошу Никиту купить нам билеты, давненько я в общество не выходила, хоть пыль со своих нарядов стряхну. Пойду ему позвоню, – Полина Сергеевна явно загорелась идеей посетить галерею, даже не спросила, хочу ли я туда идти, но и отказывать женщине мне как-то неудобно. Она так мила со мной, добра.

Выйдя из лифта, пытаюсь нащупать в боковом кармане ключи, удерживая в одной руке тяжелый пакет. Когда у меня плохое настроение, я начинаю готовить. Вот и в этот раз мне захотелось сделать что-то мясное.

– Давайте помогу, – раздается за спиной мужской голос. Подпрыгиваю на месте от испуга, резко оборачиваюсь. Сзади стоит Никита. Он раздраженно сжимает в тонкую линию губы, забирает у меня пакет. Я против воли засматриваюсь на мужчину. Он сегодня одет в светло-голубую рубашку (ворот расстегнут на две пуговицы, рукава закатаны до локтя) и темные, с заутюженными стрелками, брюки и лакированные туфли. От вчерашнего лесника ничего не осталось. Даже борода сбрита до модной щетины.

– Извините, я не слышала, как лифт подъехал.

– Я поднимался по лестнице. Открывайте дверь, – под его строгим взглядом темных глаз поспешно достаю ключи и открываю дверь. В прихожей вдвоем сразу становится очень тесно. Снимаю балетки, беру пакет из рук сына Полины Сергеевны. Самой женщины дома нет, она час назад ушла в поликлинику.

Некоторое время прислушиваюсь, с волнением ожидая, что сейчас появится Никита. Поняв, что зря волнуюсь, расслабилась, с удовольствием включилась в готовку. Хочу запечь в рукаве курицу с овощами.

Пока нарезаю овощи, мысли то и дело возвращаются к Диме. Я не вытерпела и поехала вновь к бизнес-центру, где он работает. Не стала в этот раз искать с ним встречи, хватило вчерашнего унижения. Думала, что мне не удастся его увидеть, и лучше бы ушла. Дима вышел из офиса с девушкой. Он ее обнимал, улыбался, девушка улыбалась в ответ. Даже со стороны было понятно, что между ними отношения.

Смахиваю слезы, шинкуя лук. Тешить себя иллюзиями нет смысла. Он не передумал, да и вряд ли думал. И все, что было между нами, для Димы оказалось летним приключением. Нужно думать, как быть. Решение позвонить родителям и признаться далось непросто. Уверена, что не сразу мама и папа смирятся с появлением внука или внучки. Еще вариант: сделать аборт, забыть и Диму, и это лето. Тогда никто никогда не узнает о том, что случилось. Как говорила тетя Люба, главный повар в ресторане при гостинице, в которой я работала, внепланово залетают только дуры. Именно дурой, обманутой, наивной, сейчас себя и ощущала.

– Ай! – нож попадает по пальцу, рассекая кожу. Быстро засовываю палец в рот, чувствую на языке металлический вкус крови.

– Что случилось? – неожиданно возникает Никита. Я испуганно вскидываю на него глаза, будто застукал на месте преступления. Он в доли секунды оценивает обстановку, подходит к ящику возле окна, достает пластиковую коробку. Я замечаю в его руках бутылочку перекиси водорода, бинт. Разворачивается ко мне, держа бутылку, взглядом показывает мне подойти к раковине. Его движения точны, не суетливы, а повязка на раненом пальце заслуживает того, чтобы ее показывали ученикам на уроках ОБЖ.

– Спасибо, – глухо благодарю Никиту, стараясь унять бешено колотящееся в груди сердце. Кружится голова, я осторожно присаживаюсь на стул.

– Выглядишь бледной.

– Голова закружилась. Сейчас пройдет, – стараюсь успокоиться, Никита берет нож и дорезает овощи, закидывает их к курице в пакет. Я не вмешиваюсь, мужчина делает все так, как бы делала я. Вот завязывает рукав, все внутри пакета осторожно перемешивает, кладет в форму и отправляет в духовку.

– Спасибо. Думаю, через полчаса все будет готово, как раз Полина Сергеевна придет, – он меня смущает своим присутствием. Смотрит темными глазами, хочется тут же отвести взгляд в сторону, а не отпускает.

– Это на салат? – кивает на помидоры, огурцы, перец.

– Да, но я сама могу все нарезать.

– Сиди уже, – он режет так, как в реалити-шоу режут известные шеф-повара. Я только успеваю моргать, загипнотизировано глядя на лезвие. Чик – и вот салат готов. Только поворачиваю голову, достает тарелки, бокалы, вилки и молча расставляет на столе. На двоих.

– А Полина Сергеевна?

– Она задержится у подруги. Поэтому, если не против моей компании, вместе поужинаем, – в карих глазах появляются смешинки. – У меня как раз припасена вкусная настойка из малины.

– Извините, но я не пью.

– Болеешь?

– Почему сразу «болеешь»?

– Если не пьешь, значит, болеешь или беременна. Если не первое, то второе, – прищуривает глаза, понимаю, что следит за моими эмоциями на лице, а я, словно пойманная на вранье, смотрю на Никиту с широко распахнутыми глазами. Он хмыкает, присаживается напротив меня. Сердито сверкаю глазами, скрещивая на груди руки.

– Знаете, вас это не должно касаться. Это мое личное дело, почему я не пью. Может, у меня аллергия на алкоголь, – возмущенно смотрю на Никиту, он задумчиво изучает мое лицо.

– Тебе хоть восемнадцать есть?

– Это не ваше дело, сколько мне лет.

– Послушай Аня, я не знаю, какую ты наплела историю моей матери, но мне хватает ума сделать свои выводы. Допустим, тебе восемнадцать есть…

– Мне двадцать, если вас так волнует мой возраст. У меня есть профессия, но в Москву я приехала по личному делу. Это все, что вы должны знать, – у меня от гнева горит лицо. Я вспоминаю Диму с девушкой и злюсь еще сильнее.

– Поматросил и бросил? – иронично ухмыляется, я вскакиваю на ноги, рука чешется, чтобы залепить ему пощечину, но сжимаю кулаки.

– Не ваше дело, Никита, не знаю, как вас там по батюшке, – прохожу мимо мужчины, он хватает меня за запястье.

Я удивленно смотрю на наши руки, потом в карие глаза. Мое настроение и без того нестабильно. Сейчас гнев растворяется, уступая место полной растерянности. Почему так? И прикосновение Никиты не раздражает, а волнует. У него огрубевшая кожа на ладонях, хватка сильная, но не причиняет боли. Мне хочется понять, что со мной происходит, понять, почему карие глаза вдруг стали темнеть, а потом Никита все же отпускает руку и отводит глаза в сторону.

– Извини. Действительно, не мое это дело, – встает и оставляет меня одну на кухне с бурей в груди.

Еще раз проверив наличие денег, посмотрела расписание поездов. Вздохнув, набираю мамин номер телефона. Нужно ее как-то морально подготовить, чтобы следующий разговор с глазу на глаз вышел менее эмоциональным.