Ангел решил, до кучи, прогуляться до дома пешком. Идти надо было, наверное, около сорока минут, или час. Но Ангел решился – ему надо было развеяться, отдохнуть, подумать над своим неоконченным сценарием. И уже завтра можно будет возвращаться ко всем этим делам.
Он шёл по узкой улице с обеих сторон утыканной заведениями и размышлял о жизни. Почему это все с ним происходит? Что движет им? Что впереди?
Почему, если он хочет и делает – он не получает того, что хочет? Вот уже сколько лет он пишет, но все равно что-то не даёт ему права назвать себя писателем, вернее называться им, быть известным как писатель – в обществе. Ведь все люди одинаковые – у всех есть призвание, многие его находят, многие добиваются успеха, кто-то в двадцать, кто-то в сорок, кто-то в шестьдесят пять. В глубинке доля успешных меньше – но так кажется только столичным, потому что в провинции успехом считается достижение дефолтного для столицы положения. «На местах» мера успеха – деньги, власть – только такая, ограниченная группа ценностей. В столице, в развитых местах, где деньги зачастую оказываются «ресурсом по умолчанию», нормы успеха искажаются, появляются новые основные цели – вклад в искусство, выражение собственной позиции, во власти становится важным не количество подвластных, а характер и посыл, который доносит завладевший властью. Так рассуждал он о себе. Он пытался добиться нематериального успеха, будучи материально уже обеспечен всем необходимым. Но из-за невозможности совмещения материального благополучия и общественного признания, как творца, он теперь страдал.
Может, и остальное было связано с его слишком большим стремлением творить? С Дашей он мало стал общаться, вместо этого занимался своим сценарием.
Он задумался о том, что было здесь в центре Москвы, в 1999, 2000, 2001 годах. Наверное, было также много заведений, и все набиты ряженой столичной молодежью? Но, наверное, их было поменьше и побольше какой-то ненужной(хотя почему? Наоборот, родной) мишуры, вроде ларьков, каких-то торгашей. Были субкультуры, пожалуй, более ярко выраженные, чем сейчас. Бандитов, криминала было все ещё много. Но все равно, центр и тогда был центром, красивым, ухоженным, прогрессивным, как и везде в Европе, и даже лучше. Пожалуй, Варшава и Прага уступали по безопасности.
Он вспомнил, как они с Дашей ездили в Прагу, и как их чуть было не ограбили в самом центре.
Это было в тот самый счастливый период их отношений, когда Ангел только закончил обучение на бакалавриате и вообще нигде не работал. Они приехали в Чехию на десять дней, семь из которых провели в Праге. Ангел был в Праге до этого, в детстве, но теперь взглянул на неё по-новому. Даше очень понравилась таинственность и величие всех пражских достопримечательностей, каждый день там ее глаза сияли, когда она смотрела на Ангела, зовя его на очередную выставку или в собор. И они шли туда, куда она хотела, потому, что Ангел и сам был увлечён культурным просвещением в этой удивительной стране.
Но в один из вечеров, а точнее ночей, когда они пошли гулять по особенно завораживающей в свете фонарей Праге, Ангел случайно, по глупости спровоцировал небольшую перепалку с чехами, которая чуть не переросла в драку. Прага тогда открылась с другой стороны. На следующий день они, кажется, отправились на какую-то выставку, проходившую в монастыре. Даша была искусствоведом, ей это было все интересно, впрочем Ангелу тоже.
Она была настоящим специалистом в живописи и часто рассказывала Ангелу про Врубеля, Матисса, Тулуз-Лотрека. Врубель нравился ему больше всего. «Гений» однажды восторженно сказал он ей о Врубеле «Лучший художник России». И она улыбалась и соглашалась.
Постепенно шумные и яркие прогулочные улицы сменились тихими полупустынными улицами. Ангел был уже на полпути от дома, близко к третьему кольцу. В этих районах было тихо не только ночью, но и днем. Ангел никак не мог разгадать эту загадку: почему тут нет шума и суеты, ведь это центр Москвы? Все как-то спрятано по дворам, даже в самые загруженные часы машин здесь мало, а дороги широкие. Эта тишина даже делала город больше похожим на европейские пригороды. Увидеть молодежь с гремящей колонкой было здесь удивительно, но именно это он и увидел. По другой стороне улицы шло трое молодых парней. У них в колонке играла песня, которая нравилась Ангелу. Он вспомнил, как лет шесть назад он был главным в компании, потому что у него была колонка, и без него все не знали, что делать, ведь музыки не было.
Он смотрел на темноту города: здесь была смесь архитектуры, на одной стороне улицы стояла какая-то то ли больница, то ли какой-то институт – в классическом стиле, напротив – что-то модерновое, а за обоими этими зданиями – девяти- и двенадцатиэтажные "панельки". А дальше, за этими домами – на проспекте – так вообще на любой вкус архитектура. И все это было в темноте, в жилых домах горели окна, в нежилых все было темно. Фонари подсвечивали голубятню и детскую площадку, и кроны деревьев, и машины, припаркованные возле подъездов. Он шел в футболке и в
шортах, в городе по-прежнему было жарко и безветренно, и с каждым пройденным домом вспоминал что-то из юности, связанное с этими местами. Вдруг до него дошло: он почти не видел города днем. Тогда, лет в восемнадцать, когда он много гулял и кутил, как настоящий москвич, он выбирался на улицу только когда уже смерклось. Это какой-то принцип юности, можно было гулять и днем, но всегда собирались минимум в шесть-семь вечера. И домой он всегда возвращался поздно ночью, так что дневной Москвы было очень мало в его жизни. А ночную он знал хорошо. С ним случалось практические все, что могло произойти с человеком ночью в городе, он много раз попадал в какие-то передряги и конфликты ночью, но всегда отделывался минимальными потерями, даже без драк. Драка была только один раз, и то, когда он сам захотел драться и сам спровоцировал. В целом же он был не только неконфликтным человеком, но и умел договариваться с теми, кто шел на конфликт.
При этом, Ангел всегда замечал за собой, что именно ночью у него внутри просыпается демон, жаждущий приключений. Особенно он стал это ощущать уже в студенческие годы. Сейчас этот демон как будто бы опять пробудился – Ангел, проходя мимо продуктового в одном из дворов подумал купить воды. Магазин был очень маленький, из одного помещения, посреди которого был стеллаж, внутри даже одному человеку было тесно. Ангел взял бутылку воды и подошел к кассе. На кассе никого не было. Он подождал, попытался позвать кассира, и в итоге решил не платить за свою воду. Когда он вышел из магазина, то увидел, что к нему быстрым шагом через дорогу направляется фигура. Он подумал, что это продавец магазина, но это оказался обычный пьяный мужик. Он начал что-то навязчиво орать, отчего Ангел очень сильно хотел его ударить, но сдержался и быстро пошел дальше.
Он стал дальше смотреть по сторонам, что где происходит, но на улице в принципе почти не было людей. Кто-то тихо сидел на лавочке, кто-то ждал трамвай на остановке, проехала пара полицейских машин, но все было тихо. Он вышел на большую улицу третьего кольца. Здесь, казалось, было какое-то движение. Возле букмекерской конторы стояли плотные бородатые кавказцы. Ему вспомнилось, как он в юности ходил в контору ставить на футбол и однажды застал перепалку какого-то грузного грузина с тамошним кассиром. Грузин достал из кожаного плаща толстенную стопку наличности и отдал в кассу. Или сам забрал столько. В общем, в любом случае это поразило молодой грешный ум Ангела, который ставил по тысяче рублей. С этими ставками тоже был связан целый период его жизни, где-то года два это точно продолжалось, потом как-то само исчезло из его жизни.
Ангел тогда очень много думал, что делает человека успешным и идеальным? И считал, что отказ от всего, что вредит – ключ к успеху. При этом необязательно начинать делать полезное, сначала принципиально важно отказаться от всего бесполезного, и когда ты откажешься от всего бесполезного, что, по его мнению, невероятно сложно, тогда ты уже будешь на 75% успешным. Он считал, что вредных привычек у каждого человека десятки, а большинство людей избавляются в лучшем случае от пяти-семи из них. Такого рода теории он строил, когда уже учился в институте. Он любил пофилософствовать. Тогда особенно, да и сейчас тоже.
