Темперанс снова посмотрела на стоящую перед ней старуху.

– А где кухарка?

– Уже семь месяцев как схоронили, – ответила женщина.

– Ладно, – произнесла Темперанс, вставая, – тогда нам помогут мужчины...

– Нет, они работают только в конюшне. Это приказ Маккэрна. Он не хочет тратить время на дом.

– Нетрудно догадаться! – хмыкнула Темперанс. – Зато на лошадей он денег не жалеет!

– Да, для лошадей все, что угодно!

Глаза старухи засверкали от удовольствия: она наслаждалась отчаянием Темперанс.

– Алек увезет вас обратно в город, – снова предложила она.

С минуту Темперанс оглядывала кухню. Старинный камин, такой огромный, что в нем можно зажарить целого лося, но, судя по птичьему помету в очаге, ставший голубятней. Пол не мыли с тех пор, как построили дом, на столе – три потускневшие медные сковородки, связанные между собой паутиной в три сантиметра толщиной. Темперанс искренне пожелала себе не повстречаться с пауком, соткавшим такую паутину.

– Где Маккэрн ест? – спросила она, оглядываясь на женщину.

– У бедной Грейс.

– А кто это?

Старуха опять закудахтала от смеха.

– Его подружка.

Теперь понятно, почему он не хочет жениться. Но нужно найти положительную сторону. Расставить все точки над «и». Темперанс призадумалась...

– Ну, хорошо, конюхам нельзя работать по дому... А можно отправить мальчика с письмом? В виде тренировки лошади!

– Да... – неуверенно произнесла старуха.

– Мне нужны ручка и бумага, – сказала она старухе.

Та развернулась и вышла из комнаты. Вернувшись через полчаса, она положила на большой кухонный стол толстую пачку старой, но отличного качества писчей бумаги, стеклянную чернильницу, и – мамочки мои! – гусиное перо.

С минуту Темперанс смотрела только на это перо. За окном двадцатый век, а она будет писать пером?

Вздохнув, Темперанс взяла перо, попросила старуху принести что-нибудь поесть и начала письмо матери.

Она медленно, ведь быстро писать тупым пером может не каждый, детально описала дом, куда попала. Двадцать девять лет своей жизни она вложила в письмо матери, используя все, что могло бы убедить Мелани помочь дочери уехать отсюда. Вина, слезы, мольбы – все там было.

В заключение, на двадцатой странице, Темперанс просила выслать ей денег на обратную дорогу.

Она скрепила письмо по-старому: воском и тяжелой медной печатью, затем вручила его мальчику по имени Рамси и попросила отправиться в Эдинбург и доставить послание матери как можно скорее.

Она вынуждена была признать, что лошади действительно очень быстрые, а мальчик Рамси не увиливает от работы. В течение суток Темперанс получила ответ.

Дрожащими в предвкушении свободы руками Темперанс вскрыла мамино письмо.

Моя дорогая доченька!

Пользуйся поваренной книгой, которую я дала тебе. Мужчины сделают все что угодно, за сытный обед. Посылаю тебе четвертину говядины, половину свиньи, еще кое-что. Мужчина не ест до тех пор, пока весь день для тебя не поработал.

С большой любовью,

твоя мама.

Из письма выпала стальная ручка.

Четыре дня, думала Темперанс, опуская швабру в ведро. Четыре самых ужасных дня в ее жизни она мыла и терла. Руки у нее загрубели и потрескались.

– Вам надо что-нибудь посильнее, да? – спросила Гриссель, служанка, на исходе первого дня, наблюдая, как Темперанс сражалась с кухней сначала с помощью щетки, затем швабры, затем ножом пытаясь отскоблить многолетнюю ржавчину, которая не желала соскабливаться.

Единственной целью Темперанс было выбраться из этого ужасного места и избавиться от этих ужасных людей. Конюхи ухмылялись, увидев ее. Две древние служанки ходили за ней по пятам и смотрели на нее так, словно она приехала, чтобы развлекать их. Но они и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ей отмыть старый вонючий дом.

Что же касается Джеймса Маккэрна, то она не видела его с того утра, как проснулась в его постели.

На второй день пребывания Темперанс в доме Джеймса Маккэрна прибыла повозка с посылками от мамы и сундуками с одеждой. Никогда в жизни не испытывала Темперанс такого удовольствия при виде своих сундуков, потому что, с тех пор как она приехала, на ней было невысыхающее дорожное платье. Еще прибыли большие деревянные бочонки с тающим льдом, обернутые марлей и бумагой свертки, две корзины с овощами и фруктами, несколько бутылок вина.

Конечно, все работающие у Маккэрна в доме, собрались вокруг повозки и с любопытством заглядывали внутрь.

– Это говядина? – небрежно спросил мужчина, которого, как она теперь знала, звали Алеком.

Темперанс уже настолько устала и была сыта по горло жизнью в замке, что на любезности ее не хватало.

– Хочешь попробовать – помогай мне! – произнесла она тоном, не терпящим возражений.

В следующую секунду ее оттеснили ринувшиеся к повозке конюхи. Манус подтащил один тяжелый сундук к краю повозки, подхватил его и взвалил на спину.

– Куда это отнести? – спросил он у Темперанс.

– Она спит в королевской комнате, – весело произнесла старуха Эппи.

Эти слова ошеломили Темперанс. Та жуткая старая комната, которую она нашла после первой ночи, называлась королевской? Какой королевы? Из какого века?

– Только четыре продержались так долго, – сказал Рамси.

– Четыре кто? – спросила она.

– Экономки, – ответил мальчик. – Большинство уезжали после первого дня. А когда вы уедете?

– Когда закончу работу, – ответила она, поджав губы.

– А-а... – сказал мальчик, – так значит, вам нужно здесь остаться. Вы хотите...

– Если ты сейчас спросишь меня, хочу ли я замуж за Маккэрна, я с тебя спущу, шкуру.

Мальчик улыбнулся так, что Темперанс сразу стало ясно – женщины еще наплачутся, когда он вырастет. Прищурившись, она посмотрела на него.

– Ты умеешь мыть полы, или вам, шотландцам, чтобы помыть полы, нужно размазать конский навоз по всей комнате?

Рамси поднял руки ладонями вверх, признавая поражение.

– Только две экономки принимались за уборку.

– С тех пор, как они это делали, прошло немало времени, – парировала она и ушла в дом.

В повозке было еще одно письмо от матери. Она сообщала, что через два дня к ним прибывает мисс Мишель Эдельстен. Уверена, что она именно та, что требуется, писала мать.

Темперанс попыталась вспомнить, какой тип жены для человека, которого она никогда не видела, она описывала матери. Ах, да: хорошенькая, не слишком умненькая, чуть-чуть образованная, а еще лучше – и совсем необразованная. Теперь Темперанс надеялась, что женщина вдобавок окажется близорукой.

Следующие два дня Темперанс изо всех сил оттирала, чистила и скребла. Она отдавала приказания конюхам, обеим старухам, мальчику, расплачиваясь с ними говядиной, которую прислала мать.

Пытаясь соскрести острым концом топора прилипшие и засохшие кусочки с кухонного стола, она внезапно подумала, что было бы неплохо организовать курсы кулинарии для своих женщин. Возможно, такое маленькое преимущество сыграет для них большую роль. Странно, что матери вообще пришла в голову эта идея насчет еды. Темперанс раньше не воспринимала маму как помощницу. По мнению Темперанс, с тех пор как умер отец, Мелани О'Нил нужен был человек, который заботился бы о ней, а не наоборот.

Приближался день приезда мисс Эдельстен, и Темперанс нервничала. Ей удалось оттереть четыре комнаты: кухню, парадную, столовую и маленькую спальню на случай, если женщина останется на ночь. Конечно, было бы замечательно, если бы она увидела дом только при свечах.

Хотя, глядя сейчас на чистые комнаты, Темперанс гордилась тем, что сделала.

Стоя на пороге, она провела рукой по косяку двери. Как красиво, подумала она, увидев на потолке херувимов, выглядывающих из-за нарисованных облаков. Этот дом можно любить... Но у нее слишком много работы, чтобы думать о красоте.