- Ага, - подумал Седой. - Сволочь!

И он погнал машину, нарушая все правила, опять вопреки своему правилу не нарушать правила уличного движенья. На поворотах легкую старуху подбрасывало, а один раз она со стуком ударилась головой о дверцу последнее вызвало у Седого какую-то особенную, злорадную радость. Дома, окна, машины, улицы мелькали перед его глазами, и он уже не знал, где он и что с ним. Вдруг он увидел руку старухи, костлявую и очень длинную, рука тянулась к нему... Он дернул руль - и больше для него ничего не было...

Собралась толпа, приехала полиция, короче, много было вокруг народу, но никто не заметил старуху в линялом бумазейном халате и в косынке, завязанной надо лбом наподобие рожек. Конечно, Зойку она не любила, это понятно, но по отношению к другим у нее не было никакого особого злого умысла. Всего-то и надо было ей, бывшей кассирше трамвайного депо, потерявшей все свои нехитрые сбережения в одночасье в один из черных дней недели черного месяца черного года, всего-то и надо было ей - несколько денежных бумажек, пошелестеть... Она прошла сквозь толпу и скрылась в глубине улиц прекрасного города Праги.

Жена Бухгалтера собиралась... Она не плакала, только как-то особенно сурово шмыгала носом, когда подступали слезы. Вещей у нее было немного чемодан на колесиках и сумка. В сумку она положила последние театральные программки. Картины же сложила в одном месте, как дрова. Раз купив, она на них больше и не смотрела... Закрутила краны, закрыла и зашторила окна, везде, кроме прихожей, потушила свет... Оставалось надеть туфли, ее замечательные, устойчивые туфли... И когда она стала их надевать, позвонили в дверь. На пороге стояла Алла. Она была в искусственной, но довольно-таки дорогой модной шубке, с измученным лицом, по которому от размазанной туши растекались пятна.

- Он уехал! - вскричала Алла с истерическим пафосом в голосе. Навсегда! Навсегда!

- Не надо кричать в дверях, - сухо сказала жена Бухгалтера, пропуская ее в квартиру. - Потом мы не договаривались, что вы можете здесь появляться.

- Навсегда! - сказала Алла и разрыдалась.

- Положим, это всего лишь временная категория, - сказала жена Бухгалтера. - К тому же, все, что имеет начало, имеет и конец. Вы не согласны?

- Почему конец? - кричала Алла, прямо-таки сотрясаясь от рыданий. Почему? В чем я виновата? Что я сделала не так?

Конечно, жена Бухгалтера могла бы сказать то же, что сказал ей самой Седой: "Плевать мне на вас!", но она выразилась мягче:

- У вас отсутствует абстрактное мышление. При чем здесь вы?

- Как? - всхлипнула Алла. - Я же его люблю!

- Не говорите глупости! - сказала жена Бухгалтера и даже немного вышла из себя. - Что вы знаете о любви! - Она смотрела на это размазанное, простенькое, но миловидное лицо, и у нее вдруг появилось желание по нему ударить. Вот так. Запросто. Кулаком.

- Люблю... - всхлипывала Алла.

И опять жене Бухгалтера захотелось ударить. По этой слезливой, глупой, распущенной, размазанной массе. По полной противоположности тому, кем была она. Тем более что проиграли обе. Ударить и хоть немного облегчить себе. Но она этого не сделала, она даже не сказала ей: "Мне плевать на вас!", как сказал ей самой Седой, она была все-таки интеллигентной женщиной, поэтому оставила при себе свою тяжесть.

- Вы меня задерживаете, - сказала жена Бухгалтера. - Мне надо вызвать такси.

Алла, все еще плача, пошатываясь, как пьяная, шла по улице. Ведь она действительно любила Бухгалтера, как любят простые женские души президентов, начальников, директоров и преуспевающих бизнесменом. И если в этой любви и есть какая-то доля корысти, то она же не перестает от этого быть тем, что она есть, - любовью. Шла она так довольно долго в толпе занятых исключительно собою людей, в которой легко можно затеряться и даже исчезнуть, и никто не обратит внимания. Ну разве что раздеться догола и выкрасить себя в синий цвет, - конечно, это может привлечь внимание, но тоже ненадолго. Итак, Алла шла и плакала... Однако, подустав, она подумывала, что пора это прекращать, что хорошо бы уже поскорей добраться домой, выпить чаю и даже чего-нибудь съесть, как вдруг оказалась напротив медицинского центра "Седьмая ступень совершенства"... И в одном из окон увидела ту самую женщину, которая появилась в ее счастливом гнездышке какое-то время назад и с которой началось все плохое. Алла вошла в этот самый медицинский центр с одним единственным желанием - найти эту женщину и вцепиться ей в волосы.

Вечером того дня, когда уехал Бухгалтер, Зойка спросила Евгению прямо сколько она еще собирается быть в Москве. Евгения ответила неопределенно, и тогда Зойка стала жаловаться на то, что работает, как негр, да, как негр, и нуждается в отдыхе, да, в восстановлении своего энергетического потенциала, а посторонние люди в доме мешают ей это делать и даже, напротив, эту энергию забирают. И вообще, если уж на то пошло, - добавила Зойка, - по справедливости Евгения могла бы ей помочь, потому что работает она, как негр, да, как негр. Денег, занятых у Варвары, у Евгении почти не оставалось, переходить к Зойке на иждивение не хотелось тоже, поэтому она согласилась.

Евгения приняла десять человек. Троих она оставила для дальнейшей работы, троим посоветовала обратиться в поликлинику, остальным же никуда не обращаться, не тратить денег и не дурить себе и другим головы. Директриса, экстравагантная женщина в экзотическом наряде, была этим очень возмущена, но Зойка успокоила ее, сказав, что оставшиеся трое - тоже неплохо, они обязательно приведут за собой других. И те, другие, уж не сорвутся с крючка, даже если они повысят цену. Так бы, конечно, и случилось, если бы... в самом конце приема, когда Евгения отпустила уже последнего пациента, не появилась взволнованная, заплаканная женщина в модной и дорогой, хоть и искусственной шубке. Увидев ее, Евгения сразу поняла, что явилась женщина с одной целью вцепиться ей в волосы, но не отклонила головы, а даже как-то встряхнула ею, подалась навстречу и посмотрела спокойными серыми глазами.

- Я виновата перед вами, - сказала Евгения. - Я совсем забыла про вас.

- Почему? - тупо спросила Алла, имея в виду и себя, и Бухгалтера и, возможно, что-то еще. Ярость в ее душе чуть-чуть осела и съежилась, словом, была уже не в том количестве, чтобы вцепиться кому-нибудь в волосы.

- Все связано, - сказала Евгения. - Нет ни одного человека или вещи, которые бы не были связаны со всем остальным... Поэтому не все зависит от нас... Но есть кое-что, что вполне в ваших возможностях.

- Что? - спросила Алла.

- Если вы будете его ждать, он вернется.

- Когда? - спросила Алла.

- Не знаю, - сказала Евгения. - Я знаю одно - если вы будете ждать, он вернется.

Алла ждала Бухгалтера долгих пять месяцев, а потом встретила человека, конечно, в летах, конечно, обремененного семьей, но достаточно обеспеченного, чтобы позволить себе и то, и другое. Неплохой оказался человек, внимательный и щедрый, и постепенно она стала забывать своего Бухгалтера, забывать, и наконец забыла совсем... Но это случилось уже позже, потом... Когда же она вышла от Евгении, какая-то остаточная ярость в ней еще оставалась, во всяком случае ее хватило на один телефонный звонок... Да, она позвонила жене Бухгалтера, которая все еще ждала такси, и сказала, что случайно встретила женщину, с которой, скорее всего, и началось все плохое, и назвала место, где она ее встретила...

В такси жена Бухгалтера села не одна, а с мрачноватым мужчиной внушительного роста. Она вдруг так разволновалась, что вместо обычных своих очков надела очки для чтения, тогда как обычные свои очки засунула куда-то на дно сумки, а когда спохватилась, времени уже не было. Но когда человеку что-то очень нужно увидеть, он увидит, как бы ему ни мешали обстоятельства, вот и Евгению жена Бухгалтера сразу узнала в одном из окон медицинского центра "Седьмая ступень совершенства", хоть и была она в ее глазах размыта, как изображение в неисправном телевизоре. Узнала и кивнула на нее своему спутнику. Тот вышел из машины и пошел... вроде бы совсем в другую сторону, а жена Бухгалтера отправилась дальше, в аэропорт, чтобы вылететь в Америку к сыновьям.