Теперь я был «рок-гитаристом», поэтому из необходимости я занял у бабушки сотню баксов и купил электрогитару. Это была очень дешевая копия гитары Les Paul, которую изготовила компания под названием «Мемфис Гитарс». Меня привлекала ее форма, потому что большинство моих любимых музыкантов играли на гитаре Лес Пол – она была для меня эталонной рок-гитарой. Тем не менее знаний мне не хватало даже о том, кто такой Лес Пол. Я не был знаком с его великолепным исполнением джаза и понятия не имел, что он был пионером в развитии электрических инструментов, примочек и методов их записи. Не знал я и того, что цельнотелые гитары под его брендом скоро станут моими основными инструментами. И тогда я и понятия не имел, что мне представится честь выступать с ним на одной сцене, и не раз, много лет спустя. Ничего такого не приходило мне в голову: тогда мне просто казалось, что эта гитара визуально напоминает сам звук, который я хочу из нее извлекать.

Найти гитару было все равно что найти самого себя. Она определяла меня, она давала мне цель. Этот инструмент помогал выражать себя в творчестве и благодаря этому лучше себя понимать. Суматоха отрочества внезапно отошла на второй план; игра на гитаре помогала мне сосредоточиться. Я не вел дневников и не умел выражать своих чувств словами, а гитара давала мне эмоциональную ясность. Я любил рисовать, и с помощью этого занятия мне удавалось отвлекаться от многих проблем, но для полного самовыражения мне в нем чего-то не хватало. Я всегда завидовал художникам, которым удается выражать себя в искусстве, и только играя на гитаре я пришел к пониманию того, какое это восхитительное освобождение.

Долгие часы упражнений в любом месте, где бы я ни оказался, давали мне свободу. Игра стала своеобразным трансом, который успокаивал душу: и руки, и разум были заняты, – и в этом я находил удовлетворение. Как только я попал в группу, я обнаружил, что физическое напряжение от выступления на сцене стало моим главным личным освобождением; когда я играю на сцене, я чувствую, что нахожусь там, где и должен быть, и ничто другое не дает мне подобного ощущения. Существует подсознательный, эмоциональный уровень, который связан с игрой, а так как я один из тех, кто все носит в себе и не дает выхода эмоциям, ничто кроме музыки не может лучше выразить мои чувства.

Обретение собственного голоса через гитару в пятнадцать лет стало для меня настоящей революцией. Я совершил скачок в развитии. Не могу вспомнить ничего подобного, что бы так же сильно изменило мою жизнь. Ближе всего к этому откровению тот момент, когда двумя годами ранее я раскрыл тайну противоположного пола. Когда это произошло, я решил, что лучше секса ничего нет… пока не начал играть на гитаре. Вскоре после этого я обнаружил, что эти два занятия никак не могут ужиться в моем подростковом мире.

Мою первую девушку звали Мелисса. Это была симпатичная пухленькая девчонка на год младше меня с отличными сиськами. Ей было двенадцать, а мне тринадцать, когда мы вместе лишились девственности. По современным меркам это не так уж и рано, и сейчас подростки открывают для себя взрослые занятия и того раньше, но в 1978 году мы с ней шли на опережение: большинство наших сверстников только начали целоваться взасос. Мы оба интуитивно понимали, что если нашел что-то хорошее, стоит это беречь, поэтому встречались несколько лет подряд с перерывами. В первый раз мы занялись этим в прачечной ее дома, которая была на первом этаже здания. Она мне подрочила – и это был первый сексуальный контакт для нас обоих. Потом мы стали заниматься этим у нее в маленькой квартирке, где она жила со своей мамой Кэролин. К сожалению, в наш первый раз Кэролин рано вернулась домой, и мне пришлось лезть в окно спальни в спущенных штанах. Но к счастью, кусты оказались ко мне снисходительны.

Когда ее мамы не было дома, мы занимались этим у нее в постели, а когда она приходила, перемещались на диван и ждали, пока она вырубится от валиума, в надежде, что не проснется и не застукает нас. Конечно, дождаться действия валиума не всегда было легко. Вскоре после того, как Мелисса с Кэролин переехали повыше в квартиру с двумя спальнями, Кэролин смирилась с тем, чем мы занимаемся. Она решила, что лучше мы будем делать это у них дома, чем непонятно где, и это все, что она нам сказала. Нам с Мелиссой, с нашей подростковой, сексуально ненасытной точки зрения, казалось, что ее мама самая крутая на свете.

Кэролин курила много травки и не скрывала. Она скручивала нам отличные косяки, а еще позволяла оставаться у них и спать с Мелиссой целыми неделями. Мы начали встречаться летом, поэтому моя мама не возражала. Мать Мелиссы не работала. У нее был очень милый парень, намного старше ее, который продавал наркотики: кокс, травку и кислоту, – и все это он давал нам бесплатно при условии, что принимать мы будем только дома.

Их многоквартирный дом находился на пересечении проспектов Эдинбург и Уиллоуби, примерно в двух кварталах к западу от Фэрфакса и в полуквартале к югу от бульвара Санта-Моника. Расположение было идеальное – начальная школа Лорел, где мы часто зависали с друзьями, находилась чуть дальше по улице. Кстати, там мы с Мелиссой и познакомились. Детская площадка у школы была таким же тусовым местом, как дом Мелиссы. Ее район представлял собой интересную культурную мешанину: молодые геи, пожилые еврейские семьи, русские, армяне и выходцы с Ближнего Востока жили бок о бок. Там царила какая-то старомодная атмосфера в стиле сериала «Предоставьте это Биверу», все улыбались, махали друг другу и здоровались, но при этом в воздухе висело ощутимое напряжение.

Обычно вечерами мы с Мелиссой накуривались и слушали музыку вместе с ее мамой, а потом шли в гости к Уэсу и Нейту, двум геям, которые жили в единственном частном доме среди многоквартирных домов в радиусе шести кварталов. У них был огромный двор, наверное, около сорока соток, и высокий дуб с качелями. Мы выкуривали с ними косячок, а потом шли на задний двор, где лежали под дубом, глядя на звезды.

За это время я открыл для себя много современной музыки. И уже упоминал о том, что мои родители все время что-нибудь слушали; это самое дорогое воспоминание детства. Я до сих пор все это слушаю – от классических композиторов, которых любил мой отец, до легенд шестидесятых и начала семидесятых, которых любили и мама, и папа. Этот период был самым творческим временем рок-н-ролла. Я постоянно ищу и редко нахожу музыку лучше той. Иногда мне кажется, что получилось найти что-то классное, но при более тщательном прослушивании оказывается, что это очередное переложение старого оригинала. А потом я понимаю, что лучше послушаю самих Stones или Aerosmith, чем тех, кому они послужили вдохновением.

Когда мне было тринадцать, мне уже не хватало родительской коллекции музыки. Я искал новых звуков и обнаружил их бесконечный запас дома у Мелиссы. Именно там я впервые услышал Supertramp, Journey, Styx, April Wine, Foghat и Genesis, – и никто из них не удовлетворял мой вкус полностью. Зато мама Мелиссы много слушала Pink Floyd, о которых я узнал еще от своей мамы, а при том, что там еще была отличная трава, музыка Pink Floyd вдруг приобрела новое звучание. Эта квартира была раем для начинающего гитариста: накуриваться бесплатно, слушать новые мелодии и всю ночь заниматься сексом со своей девушкой – и все это еще до того, как я окончил среднюю школу.

Остаток восьмого и весь девятый класс я целыми днями слонялся по Голливуду со Стивеном, играл на гитаре у себя в комнате, а потом спал с Мелиссой. В какой-то момент я украл толстый магнитофон «Панасоник» и повсюду таскал его с собой, как губка, впитывая музыку вроде Теда Ньюджента, Cheap Trick, Queen, Cream и Эдгара и Джонни Винтеров. Каждый день я крал все больше и больше кассет, проглатывая по группе за раз. Обычно я начинал с концертного альбома с записью живой музыки, потому что считаю, что это единственный способ узнать, заслуживает группа внимания или нет. Если они довольно хорошо звучали вживую, то я крал все их записи. Кроме того, в концертном альбоме можно было послушать их лучшие хиты перед тем, как красть все альбомы, – я был экономным. Я по-прежнему люблю концертные альбомы. Как поклонник рок-музыки – а я до сих пор ощущаю себя в первую очередь поклонником – считаю, что нет ничего лучше живого концерта любимой группы. Мне по-прежнему кажется, что лучшие портреты моих любимых исполнителей запечатлены в их концертных альбомах, особенно если мы говорим об альбоме Live Bootleg Aerosmith, Live at Leeds The Who, Get Your Ya Ya’s Out Rolling Stones или Give the People What They Want The Kinks. Через много лет я очень гордился тем, что Guns N’ Roses выпустили Live Era. Думаю, туда вошли одни из лучших наших моментов.