В День Победы Во дворе под старушкой-вишней, шибко важен и в меру пьян, над столом, над роднёй, как Всевышний, возвышается дед Иван. А застолье – дружки да поросль сыновей, племяшей да снох – то согласно, а то вдруг порознь вяжет песни упругий сноп. И колосьями, пышно и гордо, то согласно, а то не в лад, не слова, не звуки, а годы в голове у деда шумят. Снова дед разбитной и тёртый, не считает ни ран, ни кручин. Чуть подрезана гимнастёрка, вдрызг надраены керзачи. И судьба проста и понятна, командиру взаймы вручена… Эх, изруганные, эх, проклятые, эх, отчаянные времена! Как сражалось, как пелось, как топалось! Как любилось – только держись!.. Боль – и молодость, гнев – и молодость, кровь – и молодость, смерть – и жизнь… Песня выстрадана, допета. Дед, ладонью пристукнув смех, – За Победу! – гремит. – За Победу!.. – и, помедлив, скорбит: – За тех, кто не дожил… И горло скрутило – то ли водка жжёт, то ли стон… А хозяйственная баба Тина знай подкладывает на стол. Баба Тина сегодня ласкова и послушна, как никогда. На груди у деда приплясывают завоёванные города. И на тихих или зубастых, на работников и солдат, жёны с гордостью и с опаской на своих мужиков глядят. Бездна Ни залпов, ни слов, ни мелодий уже не слыхать в тех краях, где души подводников бродят на мёртвых своих кораблях. Уже ни чинуши, ни грозы не властны над бездною той, где горькие женские слёзы с забортной смешались водой. Ни песен там, ни разговоров. Реакторы глухо молчат. и вахтенные у приборов, как тени немые, стоят. Их жизнь не разбудит с рассветом, им ветров земных не вдохнуть. Их курс только Господу ведом, и вечен их гибельный путь. Память Шагая в смертоносной круговерти, теряя и друзей, и города, они почти не думали о смерти и битв не вспоминали никогда. А кто-то шёл и кто-то падал рядом, санпоезда везли кого-то в тыл. И каждый день, как срубленный снарядом, кровоточа, в былое уходил. Но даже ночью, где бы можно кануть в кошмары неизбывные свои, их сон, как мать, оберегала память о доме, о покое, о любви. И лишь теперь, уже сподобясь чуда быть прикомандированным к живым, они войну несут в себе повсюду и правнукам передают своим. И чтобы больше на страницах века не повторился сорок первый год, пускай навеки в гены человека те боль и память свой вчеканят код. Земеля
Опять небеса потемнели над серыми гребнями гор… Давай-ка закурим, земеля, пока остывает мотор. Пока от недавнего боя еще не развеялся дым, давай-ка, земеля, с тобою о доме родном помолчим. А дома в тиши безмятежной мальчишки милуют подруг, касаясь фаты белоснежной ладонями чистеньких рук. А нас незабвенные колют погибших друзей имена. Такая нам выпала доля – мужская нам доля дана. Не ангелы мы и не черти, и пули нас ищут в бою. И всё же мы ходим у смерти на самом переднем краю. Опять в пулеметном прицеле качается наша звезда… В грязи у нас руки, земеля, а совесть, – как Знамя, чиста. Прожектора Поэма Солдатам зенитно-прожекторного полка, прикрывавшего небо над Куйбышевом, всем женщинам – ветеранам Великой войны с любовью, уважением и благодарностью 1 – Надюшка, а ведь нынче Новый год! И вечер – погляди, какой хороший… – Мороз дерёт. – Да ладно там дерёт. Зато ни ветерка и ни пороши. Вот красота! – А мне бы – так пурги! Хоть подремать в землянке втихомолку… – А мне б, девчонки, стряпать пироги да украшать бы вместе с мамой ёлку. – А мне бы юбку-«солнце» да паркет, да закружиться в беззаботном вальсе… – А мне бы – только б Лёшка отозвался! И никаких других желаний нет… Как звонки на морозе голоса! Смеётся месяц, небо в крупных звёздах… Но тут же эта хрупкая краса разбита вдребезги сиреной: – Воздух!.. 2 Ах, девчонка ты, девчонка, хохотушка, егоза! Завлекательная чёлка, искромётные глаза. По годам твоим весенним в эту ночь под Новый год покружить тебе б с весельем разудалый хоровод. Да на саночках кататься по дорожке ледяной, да с милёнком целоваться (не качай, брат, головой!). Всё не так! Войной исчёркан этот светлый праздник наш. И в подарок ты, девчонка, получила патронташ. Да винтовку боевую, да команд сухую речь… Да приказ: страну родную от фашиста уберечь! |
