Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Линии те тонко рисовали ее лицо, сохранившее частичку той юношеской свежести, которая так обыденна в молодом возрасте и так поразительна в возрасте зрелом. «Впрочем, она изменилась», – подумал Даниил, ведь не могло быть иначе. Люди беспомощны перед временем, как песок на берегу моря беспомощен перед приливом.

– Привет, – немного растерянно сказала Алина.

– Привет, – эхом отозвался Даниил.

Яркие рыжие волосы ее стали короче, приняли цвет темно-каштановый, да и веснушки будто полностью сошли с лица.

– Ты… здесь?

Она смутилась, задав вопрос. Да, звучал он глупо, но искренне.

– Похоже, что да, – оглядевшись по сторонам, будто бы в поисках себя, а после улыбнувшись, ответил Даниил.

Посмотрев сначала на коллегу, а после на молодую женщину, Евтушенко сказал, что пойдет вниз. Даниил кивнул, ответил, что догонит, но всем своим вниманием оставался прикован к Алине. Ему почему-то казалось, что во вселенной случился какой-то сбой или его мозг закипел и вышел из строя, и что он находится где-то за границей реального. Так странно видеть ее после двадцати лет разлуки. Но что есть двадцать лет? Для кого-то это момент в погоне за своей мечтой. Для кого-то, пожалуй, это целая жизнь.

– И когда же ты прилетел? – спросила Алина. – Надолго к нам?

– Думаю, что надолго. А прилетел я в начале недели. По работе.

Алина прижимала к груди папку с документами, и Даниилу на какое-то мгновение показалось, что она таким образом защищается от него. Кольнула обида, пусть это было глупо. Она ведь шла по своим делам.

– Егор говорил мне, что ты в администрации работаешь.

– Ах, Егор, – Алина покачала головой. – Давно уже мы с ним не виделись.

– Не дольше, чем со мной.

– Это точно.

Даниил все думал, что же осталось в ее лице прежним. Он знал науку и то, что, например, строение лба и расстояние между глазами с возрастом не меняется, как и не меняется очертание подбородочной складки. Но логикой пользоваться хотелось меньше всего, и ему казалось, что остались прежними и улыбка, и взгляд.

– Ну а ты по каким делам здесь? – спросила Алина.

– Я… да по работе забежал, – замялся Даниил. – Слушай, мы тут как два школьника стоим во время перемены. Может быть, встретимся как-нибудь? Кофе выпьем. Тут же найдется заведение поприличнее?

– Почему бы и нет. Так забавно, что ты говоришь, как приезжий.

– Да я уже, можно сказать, и стал приезжим. Но как мне тебя найти? Без мобильников как-то совсем тяжко живется.

– Зато осталось живое общение, – усмехнулась Алина. – Может, договоримся встретиться в понедельник, после работы? Будет время?

Конечно же, будет. Но почему не на выходных? Даниил уже начал обдумывать, под каким предлогом можно будет выбраться из дома на пару-тройку часов. Впрочем, вопрос свой он не озвучил, потому что это выглядело бы, как обычное навязывание самого себя. Ни к чему было показывать свою обычность. Хотелось быть особенным. Тем парнем, который стал другим парнем. Особенным парнем.

– Я занята на выходных, – покачала головой Алина. Будто мысли прочитала. – Обещала встретиться…

– Да конечно, какой вопрос! – подхватил Даниил. – Буду в понедельник.

Распрощавшись с Алиной, он поспешил по лестнице вниз, потому что почувствовал себя маленьким засранцем, которого решили сводить в зоопарк, но который при этом медленно одевается и заставляет своего нетерпеливого отца ждать у входа в подъезд. Но отец Даниила был совсем другим. Никуда он его не водил, да и зоопарка в городе не было.

У здания администрации была припаркована машина. Привычный глазу УАЗ «буханка». Привычный, да не очень.

Евтушенко поначалу не мог понять, что же привлекло его внимание. Только хорошенько покопавшись в памяти, он понял, что интересна была не сама «буханка», а наклейка в виде пламени, яркая, большая, занимавшая почти весь низ машины.

– А вот тебе и «горящая» машина, – сказал он только что подошедшему Даниилу.

Тот покачал головой.

– И впрямь горящая, – он посмотрел на майора. – Тоже захотелось пообщаться с водителем?

– Да. Интересно посмотреть в глаза человеку, который такую безвкусицу на авто лепит.

17

…Только подумай, что будет, если собрать всех людей, которых ты когда-либо в своей жизни обидел, вместе. На целый город хватит. Знаешь, мне как-то страшно от таких мыслей становится.

А ты не думай об этом. Ведь не факт, что те, кого ты обидел, вообще о тебе думают. Им наплевать.

Но я не о том, что наплевать. Я о количестве. Чувствую себя массовым убийцей. Ты не чувствуешь то же, что и я?

Нет. Но мне кажется, что не зря мы с тобой повстречались, друг мой…

Ольга хотела отправить в мусорную корзину и этот лист бумаги, вслед за другим десятком исписанных листов; вслед за другими мыслями. Но в этот раз что-то внутри сладко кольнуло. Обиды? Да, ей определенно хотелось погрузиться в эту тему.

Она поймала себя на мысли, что сделала слишком большой перерыв и теперь вытянуть из себя пару достойных строк станет для нее задачей отнюдь не простой. Прошло ведь уже больше полугода… да, больше полугода с тех пор, как она лишилась работы. Ей сказали, что так лучше, что ей нужно передохнуть, прийти в себя. Но ничто так не разрушает живое сознание, как отсутствие живости в том, что окружает. Пытливый ум должен питаться действительностью не меньше, чем книгами или документальными передачами. Пытливый ум нуждается в свободе.

Они сказали…

Да к черту! Неважно, кто и что сказал. Они поступили скверно. Но разве могли они поступить иначе? Неизвестное зачастую пугает. Думая об этом, Ольга машинально пыталась вспомнить все те моменты неизвестного, что случались в ее жизни, и всех тех, кого она могла обидеть своим поведением. Нужно ли чувствовать себя виноватой?

Так бывает, что мысли кажутся слишком громкими. Ольга не могла слушать свой внутренний голос, бесновавшийся, шелестевший. Кто-то внутри был недоволен тем, что она вот уже несколько дней остается дома. Зачем проделывать путь в несколько тысяч километров, если в итоге стены все так же будут давить со всех сторон и воздух будет казаться тяжелым? Зачем все, что происходит в жизни?

Завитки букв понемногу успокаивали взбунтовавшееся сознание. Хотелось думать не о себе, а о ком-то другом. И все мысли возвращались к Даниилу.

…Ты не познал любовь, пока не упал на колени…

День знакомства. Случайная встреча. На дворе стояла осень с холодными ветрами и дождем, смывавшим прочь желтое и красное. Но Ольга искренне верила в то, что только в такое время года она может чувствовать себя хорошо. Было ли это признаком помутнения? Сезонным обострением?

Нет. Просто еще во времена своего студенчества она заметила, что самые приятные встречи в ее жизни происходят именно в начале октября. Быть может, у жизни был какой-то особый план, детально проработанный в неведомом плановом отделе, и в октябре каждого года перед сотрудниками этого отдела стояла задача подготовить неведомый отчет, и они уже на что угодно готовы были пойти, лишь бы справиться с отчетом. Посылали хороших людей и настроение в придачу давали. В холоде и под приливным дождем без настроения и хороших людей рядом уж совсем никак.

Даниил тогда был совсем другим. От него веяло ненасытной молодостью, безудержностью в мыслях и чувствах; романтизмом, доставшимся будто бы от лермонтовского Печорина, и едва уловимой загадочностью. Когда он на пару с коллегой вошел в школьный кабинет, чтобы рассказать детишкам о милицейских буднях, Ольга все думала, что такому красавчику уж точно не место на улицах, среди насилия и преступников. Слишком заметный для всего этого. Тогда она еще не знала, что этот мужчина, этот Печорин ее времени, уже успел спасти жизнь человеку.

В его глазах пылал совсем другой огонек. Яркий, с красной окантовкой, будто нарисованный. Иногда Ольге казалось, что она встретила одного человека, вышла замуж за другого, а на край земли отправилась вообще с третьим. И вопрос не в возрасте, пусть и минуло, как в один миг, восемь лет. Просто другой огонек теперь пылает в его глазах, а порой и вовсе затухает, и кажется, что прошлое – всего лишь вспышка в темноте.

19
{"b":"692734","o":1}