- Дочур, я тебя никогда никому не отдам. Я же люблю тебя.
Это от души. И она к тебе под бочок. А прощения попросит, сама попросит. Минут через пятнадцать, а может и завтра. Потому что нельзя не попросить у любимого папки, если сама знаешь, что не права. И уж точно он всегда-всегда будет любимым. Ведь только он может её понять, только он...
Нет, если б не было "убыстренной прокрутки", так и вовсе было бы нетерпимо. Тогда б все слова о вечных муках не были бы словами. Ведь на самом деле - есть моменты, которые и смотреть-то не хочется. Ну, право дело, человек спит или, там, на горшке, а ты наблюдай со стороны, наслаждайся. И иногда, иногда бывает, что, вроде бы и сам, проникшись благими намерениями, готов изменить ситуацию, так как чувствуешь, что поступил не лучшим образом, ан нет, не даёт. Делал дурно, но обиженных нет. Значит - и искупать нечего. Вот в армии, когда нагло пёр у старослужащих, то, что лежало плохо - с рук сходило, а стоило молодого разбудить среди ночи для уборки сортира - "запиликало".
Два подростка сидят на полинялой дорожке в длинной комнате.
- А давай, я тебя буду звать Цыпой?
- А давай, я тебя Велосипедом.
- А почему "Велосипедом"?
- А почему "Цыпой"?
- Ну... слушай, а тебе Светка Одинцова больше нравится или Макарова?
А ведь он тогда Серёжку Цыплакова реально поддеть хотел, даже через дружбу переступив. А... не получилось. Не обиделся тот, принял за пустобрёхство. Так и сошло на тормозах, а в душе скребло, карябало. Не зря ж в Библии, что ли, написано, - "Мне отмщенье и аз воздам". Сам то есть. Сам себя не показнишь, никто не поможет. Или, все ж версии имеют право на жизнь, потому и не заострилось в случае с Серёжкой, что себя ты уже погрыз, потерзал по этому поводу, уже переиграл не раз. Нет ответа. Тот, кто создавал правила игры, не удосужился оглашать их перед каждым, кто в неё вступил. Вот вам и "путь исправления". Почище, чем колония или одиночка. Когда понимаешь правила - легче, но всё равно иногда кошмарит.
- Подожди, что ли.
Игорь оборачивается. Сзади вразвалочку приближается Витёк Сергачёв. С дружком. Оба откормленные, лоснящиеся.
- С подружкой гуляешь?
Галка вцепляется в рукав куртки.
- Да, а вам-то что?
Витька он не видел со школы. Поговаривали, что тот рэкитирствует в Москве, а от армии откосил по болезни. Это с его-то бычьим здоровьем. Впрочем, не пойман - не вор, и никто лично, как Витёк совал датку, не видел.
- Да ничего. Вот, завидуем. Может, уже наша очередь, нет? Набережная - она того... Длинная. На всех хватит.
Дружок щерится. Галка мелко дрожит.
- Не ваша. Приятно было повидаться. Пойдём, Галь.
- Так уж и приятно... А её Галей зовут, да? Галя - это же Галька? А галька где? На пляже... - Сергачёв заступает дорогу.
Бить или не бить? Бить первому или? Чего он вообще прицепился?
Урок физкультуры. Класс то ли второй, то ли третий. Хотя второй, точно. В третьем им уже сказали ходить "тёмный низ, белый верх", а тут кто в чём. Все построились, ждут физрука. И тут Сергачёв выходит вперёд и пытается втиснуться между Игорем и увальнем Сашкой Паншиным:
- Я теперь выше, я тут стоять буду!
- Нет, не будешь! Меня сюда Сан Саныч поставил!
- Нет, буду!
- Нет, я за Сашкой. Я за ним всегда стоял.
- А вот теперь не ты.
- Нет, я!
А потом удар. В переносицу. Тогда-то сомнений не было. Дети вообще максималисты. Была кровь. Много крови. Сергачёва оттащили в медпункт, а Игоря тогда попёрли из командиров звёздочки. Мол, командиры драчунами не бывают. А кем бывают, как дисциплину наводить, спрашивается? В той же армии на кулаке держалось не меньше, чем на уставе.
- Нет, я за Сашкой. Я за ним всегда стоял.
- А вот теперь не ты.
- Нет, я!
- А давай, у него спросим!
Сашка Паншин, в отличие от них, отличался философским складом мышления.
- Мериться надо. Витёк, снимай свои кроссовки, они вона на какой платформе и ты свои чешки. Так...Поровну. Я так скажу - а по очереди. В понедельник за мной Витёк, по средам - ты, Гош. А после Нового Года - перемер. Согласны?
Вот и думай потом, если б всё было так, а не как было, убили бы Витька на стрелке в Одинцово или нет. Где оно, то решение, что тянет за собой хвостики? Слова кидаются, поступки сеются, и - какой из них и как прорастёт... Вопросы, однако.
- Игорь, мне больно. Мне очень больно. Вон тот тумблер. Отключи и всё. Так надо...
- Нет. Я не могу.
Он не сможет. Ни сейчас, ни в следующий прогон. Никогда. Доктора её спасут. И она проживёт ещё не один год. Не один и не два и даже не пять. Моторчик сейчас уже научились менять. А то, что с ним больше не говорила - не важно. Ведь она была жива. Она и сейчас жива, а то, что в этом месте каждый раз "мигает" - его не волнует. Он готов переигрывать снова и снова. Зная, что финиша не будет. Потому что её жизнь для него ценнее всех валгалл или как там они называются...
