— В общем, чтоб ты опять не назвала меня Матершинником, я скажу, что мы оба этого хотели, Кайли. Пусть сейчас ты того не помнишь — но поверь, я бы никогда не стал принуждать кого-то, чтобы заняться сексом. Твою мать, я вообще тогда был уверен, что ты в более-менее адеквате, когда мы снимали номер у того парня…
Диеро улыбается, снова проводя пальцами по колючей щеке. Я вновь киваю, потому что в том, что он меня не принуждал — уверена. Если только не считать за принуждение вот такие вот улыбки, и нежелание бриться по нескольку дней подряд. Потому что, если он тогда выглядел хоть немного так, как сейчас — у меня просто не было шансов.
Что ж, у моего алкогольного забыться отличный вкус. Только это не отменяет лавину несостыковок, и маленькой точки у меня под сердцем.
Но Диеро молчит, только наблюдает за выражением моего лица, и поэтому приходится наконец говорить самой.
— А Чары Подчинения? Выходит, я была под ними, когда мы с тобой…
Диеро тихонько смеется, и я обидчиво хмурю брови.
— Кайли, если бы на тебе действительно были Чары Подчинения в ту ночь — я бы заметил. Но нет, все произошло по нашему взаимному согласию… И паре литров алкоголя на двоих.
Я молча открываю и закрываю рот. Диеро вновь смеется, и на этот раз повод обидится действительно есть.
— Но… Но ты сам сказал…
— Конечно, сказал, Кайли. А как еще я мог помочь тебе остаться в академии, и начать «расследование», не вызывая вопросов?!
— Тебя могли поймать на лжи…
— Кто, Кайли? Чтобы проверить правдивость того, есть ли Чары, вызывают меня. А если я сам говорю об этом, кому придет в голову перепроверять мои слова?
Диеро спокойно качает головой, словно удивлен моей бестолковостью. А я сама себе напоминаю рыбку — вновь молча глотаю ртом воздух.
— То есть все, что было между нами — без Чар?
— Не думал, что всезнающая Выскочка может быть такой глупой, — подначивает Диеро, но я еще не готова закруглять «серьезный разговор».
— Я все равно не понимаю. Зачем тебе все это? То есть, спасибо, конечно, что помог мне не вылететь из академии — но что ты собирался расследовать, если никто не накладывал на меня Чары?
Пока Диеро собирается ответить, мне в голову приходит еще один вопрос — который я тут же задаю мужчине.
— А как же защита?! Ну ладно, я, напившаяся и ни черта не соображающая, но где был ты?!
Ну в самом деле, неужели Бер со всеми женщинами ложится, не предохраняясь?! Или у него таких беременных — не я одна?
— Позволь напомнить, что я тоже был не совсем трезв. Но, ты права, о защите я подумал, — он наклоняет голову, из-за чего теперь смотрит на меня исподлобья, — и когда притормозил, чтобы настроить магию, ты заверила меня, что уже все сделала сама.
Секунда. Две…
— Я так сказала?!
Наверно, это было слишком громкое восклицание, потому что Диеро хмурится, и прижимает палец к губам. В коридоре вспыхивает свет, и Бер одними губами шепчет: «Ложись», а сам исчезает за ближайшую ширму.
— Милая, ты проснулась? У тебя все в порядке? — сонное лицо мамы заставило меня, только что забравшуюся под одеяло, съежиться от страха.
Молчать. Главное, не подавать признаков «жизни», и тогда мама уйдет. Потому что мне почти страшно от мысли, что наш разговор придется прервать.
Спустя почти минуту дверь осторожно прикрывается, и свет в коридоре гаснет. Я слышу, как мое сердце наконец замедляется, а дыхание слегка выравнивается.
Приподнимаю голову, оглядывая палату, и от ее пустоты хочется ущипнуть себя, чтобы понять, не было ли все это сном.
— Выскочка? — раздается прямо у меня над ухом, и я подпрыгиваю на кровати, одновременно разворачиваясь на девяносто градусов.
Бер стоит совсем близко, и когда я поворачиваюсь, оказываюсь практически вплотную к его животу. И не думая отступать, он приседает, чтобы наши лица стали вровень, а затем…
— Можно? — слышу свой севший голос, и не дожидаясь ответа, протягиваю руку.
Кончиками пальцев трогаю его подбородок, и почти вслух постанываю от ощущения колючек под кожей. Диеро чуть приподнимает брови, но не делает попыток сопротивляться. Лишь приоткрывает рот, и от вида кромки его влажных губ мне хочется облизнуть свои.
— Можно еще лучше, — скорее читаю по его губам, потому что как зачарованная смотрю именно на них, и не успеваю ни о чем подумать, как он сам прижимается щекой к моей щеке.
Закрываю глаза, как кошка потираюсь об эту мою самую сильную слабость, и окончательно улетаю.
Глава 26. Что будет этой ночью?
— Кайли, скоро рассвет.
Я протягиваю руку, и легонько себя щипаю, чтобы убедиться, что не сплю. Потому что до сих пор нахожусь в каком-то потустороннем мире, где до красноты расцарапала себе кожу на скулах.
— И что?
— Мне нужно будет уйти, — услышала легкий смешок в ответ.
Вздохнула, недовольно заворочавшись, и приподнимая голову. Подставила кулачок на груди мужчины, устраивая там подбородок, и заглянула в синие глаза. Лежа на спине, Бер наблюдал за моими копошениями из-под полуопущенных ресниц, и я в который раз восхитилась его красотой.
Может быть, не самой правильной и идеальной. Но точно такой, как я мечтала.
— Мы еще не все обсудили, — стараясь добавить в голос строгости, произнесла, будто не я последний час так и эдак терлась о его лицо своим.
— Остались вопросы?
— Всего пара миллионов!
Бер хмыкает, костяшками пальцев проводя по моей щеке. Я закрываю глаза, и тянусь за этой рукой, что ласкает, и чувствую себя реально каким-то питомцем.
Словно нашла хозяина, и теперь ни за что не хочу слезать с его рук. А Бер, судя по всему, совсем не против, так как возвращает руку, теперь уже обхватывая мое лицо.
— Мне правда пора, Выскочка, — вздыхает, отчего я все же открываю глаза, надеясь, что там не накопилось слез.
— А мои вопросы…
— Никуда не убегут. Разве нам обязательно выяснять все сейчас? Я ведь вернусь завтра — точнее, уже сегодня, но уже на официальных правах, а не в качестве прокравшегося преступника.
Вернешься… В качестве кого, Бер? Дознавателя? Учителя? Отца моего (нашего!) ребенка?
Все эти вопросы кололись на кончике языка, но задать их я так и не решилась. Вместо этого потянулась, в последний раз прикладываясь наименее пострадавшей щекой к его щетине. Больно, но невыносимо приятно!
— Хм… Раз уж мы сегодня оба нарушаем все правила… — бормочет Бер мне где-то за ушком, и я удивленно отстраняюсь, — ты позволишь?
Хоть его тон и подразумевал вопрос, вопросом эта фраза не стала. Потому что сразу после меня подтянули, заставляя приблизиться, и чуть не утыкая кончиком носа в свой нос.
— Я знаю, ты не помнишь… — низкий голос пробирает меня до таких нервных окончаний, о существовании которых я не догадывалась, — но целуюсь я лучше тебя.
От такого заявления мой рот мгновенно распахивается, желая высказать, что я думаю о подобных враках, но не успеваю сделать и вдоха, как Диеро впечатывается в мои губы.
Да, именно так, сразу и целиком забирая у меня инициативу, он вторгается внутрь, ударяя языком зубы, чуть-чуть проводя по ним, и, наконец, встречаясь с моим языком.
В моей жизни было два парня, с которыми я целовалась. Один из них — Алекс, поцелуи с которым всегда подразумевали нечто большее, как просто прелюдия к чему-то. Даже когда мы еще не спали, он всегда показывал своими ртом, что это совсем не то, чем бы ему хотелось заниматься без продолжения.
А другим был друг Коула и Брейди, который решил, что раз я таскаюсь все время с близнецами, то открыта для «всего нового и необычного». До сих пор помню, как близнецы набивали его очкастую рожу, а я отплевывалась от его жалкой попытки поиграть в самцовость.
И вот сейчас, когда губы Диеро завладели моими без шансов на сопротивление, я поняла, что такое настоящий поцелуй. Неторопливый и глубокий. Без промедления, но вместе с тем с полным правом на мои губы, будто некто посторонний выдал Беру письменное разрешение на это.