Более того, я пришла к убеждению, что авансы доктору Кауфману будут контрпродуктивны – он может счесть маму неадекватной, и это только увеличит вероятность оказаться на попечении государства. Обеспокоенность доктора Кауфмана имела ту же практическую направленность, что и тревоги моей сестры, ибо он, стоя напротив нас, с чувством произнес:
– Миссис Вогел, вы капитан корабля, от вас зависят люди. И об этих людях вы должны заботиться, и другие должны видеть, что вы о них заботитесь. – Он ободряюще кивнул и продолжил: – Вы должны следить за детьми и вовремя вносить коммунальные платежи. Выполнять эти важные обязанности нужно неукоснительно, и вы должны постараться…
Тут мама прервала его:
– Да, хорошо, я попытаюсь…
Но мистер Кауфман еще не покончил со списком неукоснительных обязанностей и неумолимо продолжил перечисление:
– Вы должны подготовить детей к школе, вы должны закрывать двери и ворота – вы же должны помнить, что это деревня, миссис Вогел, а не город. Вы сами тоже должны хорошо питаться, это совершенно необходимо, у вас вес явно ниже нормы.
С таким же успехом он мог сказать: «А иначе ваших детей отдадут на попечение государства, миссис Вогел».
Во всяком случае, именно так я поняла его речь.
Так что неукоснительные обязанности подлежали неукоснительному выполнению. Выслушав доктора, я с той минуты на 100 % посвятила себя заботам о мамином счастье. Да, я уже дала сестре торжественное обещание, но полного понимания, сколь это важно, у меня до речи доктора Кауфмана не было. Таково свойство докторов. Им все верят. И, наверное, поэтому все хотят за них замуж.
Вернувшись домой, я передала речь доктора сестре, и мы возблагодарили Бога за мое хрусткое плечо и вычеркнули доктора Кауфмана из Списка. Однако мы не стали откладывать в долгий ящик поиски мужчины, следовало ковать железо, пока горячо, и начать с мистера Ломакса, кандидата от Либеральной партии и мастера на все руки. Если по справедливости, он шел первым в Списке, и мы делали на него главную ставку.
Сестра без промедления ему написала. Мамина манера строить фразы давалась сестре хуже, чем мне, от чего я пришла в раздражение и в конце концов была вынуждена вмешаться, чтобы письмо получилось как нужно. Но писчую бумагу и конверт дала сестра, идея тоже принадлежала ей, так что, думаю, это был совместный труд.
Дорогой мистер Ломакс!
Какая же я глупая! Я только сейчас поняла, что даже не поблагодарила вас как следует за все те мелкие работы, которые вы так любезно выполнили, когда мы переехали. Совершенно необходимо поблагодарить вас как подобает, я так чувствую. Пожалуйста, заходите и выпейте со мной горячей воды, или виски, или чего пожелаете. Может быть, обсудим еще кое-какую работу. Позвоните, и договоримся о дате.
Всегда ваша,
Элизабет Вогел
Мы передали письмо мистеру Ломаксу лично в руки, а маме сказали, что он звонил, интересовался, как дела, – касательно дома.
Мама раздраженно переспросила:
– Касательно дома?
И умная и находчивая сестра ответила:
– Господи, мама, просто ты ему нравишься, он хочет тебя увидеть.
Мама пожала плечами и сказала:
– Боже.
Но вроде обрадовалась.
Прошла еще пара дней, от мистера Ломакса не было никаких вестей, и мы подумали, что, наверное, этим все и кончится, так что сестра спросила у мамы, не желает ли она позвонить мистеру Ломаксу.
– С чего бы мне звонить херову мистеру Ломаксу? – удивилась мама.
И сестра ответила:
– С того, что он хочет с тобой встретиться.
И тут, какую-то минуту спустя, к нашему удивлению, зазвонил телефон и мама сказала в трубку: «Да, думаю, пятница подойдет». Хотя и довольно сухим тоном.
В шесть часов в пятницу мистер Ломакс запарковал свой фургон под странным углом на газоне и вылез из него в рабочем комбинезоне и коротких светло-коричневых сапогах. Он сказал, что запарковался вот так на газоне, чтобы не блокировать выезды. Думаю, что в тот момент я и осознала, что он вряд ли окажется героем маминого романа. Плевать ей было на заблокированные выходы, она предпочитала, чтобы люди думали о другом.
Мама спросила мистера Ломакса, чего бы он хотел выпить, и он попросил кружку горячей воды, и мама, которая уже налила себе стакан виски, спросила:
– Горячей воды, серьезно? Кто ж такое пьет?
Она скорчила гримасу и открыла кран с горячей водой. Мистер Ломакс попросил кипяченой воды из чайника, и мама посмотрела на него с раздражением.
Они сидели за кухонным столом, и мистер Ломакс много говорил о разнице в качестве воды из цистерны, центральной системы водоснабжения и подогреваемого бака или бойлера. Он говорил о доме и его состоянии. Его беспокоила возможность появления крыс и тараканов, ведь мы разводим цыплят, а за оградой располагается булочная. По его мнению, появления крыс и тараканов «практически невозможно» избежать. Его также беспокоило расположение бойлера, недостаток места для вентиляции, а еще перила, которые совсем расшатались.
Мама предложила ему еще что-нибудь выпить. Он выпил еще горячей воды, и мама довольно грубо спросила его, почему он пьет горячую воду. Мистер Ломакс объяснил, что он только залечил анальную трещину и надо пить побольше воды, чтобы избежать рецидива. Тут мама, видимо, поняла, что ей нечего терять, и мы разыграли для него фрагмент из ее пьесы. Мы часто разыгрывали фрагменты из ее пьесы (пьес), но обычно без публики, и нынешнее представление здорово пощекотало нам нервы.
Мы представили сцену, в которой разводящаяся пара ссорится, решая, у кого останется молодой лабрадор.
РОДЕРИК (его играла мама). Я забираю Дебби.
АДЕЛЬ (я). Нет, не забираешь. Дебби предана мне.
РОДЕРИК. У тебя остаются дети.
АДЕЛЬ. Я хочу Дебби (держит Дебби на руках), а ты получаешь тостер.
РОДЕРИК. Ты делаешь Дебби больно. (Тянет Адель за руку.)
Пара борется.
АДЕЛЬ. Мне больно!
РОДЕРИК. Отдай его мне.
АДЕЛЬ. Нет.
Родерик сдается и уходит со сцены. Адель гладит Дебби.
Мы боролись за Дебби очень энергично и немного устали, потому после представления сделали короткий перерыв, чтобы мама могла выкурить сигарету. Во время перерыва я заговорила о замеченной мною ошибке в тексте – Родерик говорит о Дебби как о существе мужского пола, в то время как Дебби на самом деле сука, и, выходит, эту строку следовало бы читать как «отдай ее мне», но мама заявила, что это намеренная ошибка, показывающая, что Родерик едва знает лабрадора, что он никчемный ублюдок. Мама затушила сигарету. Она выкурила ее только наполовину, фильтр переломился, а из белой части продолжал валить дым. Я знала, что она готова продолжать, и объявила следующую сцену, «Мой муж ушел», но, прежде чем мы смогли начать представление, мистер Ломакс сказал, что уйти нужно ему.
Воюя со своим анораком, он сказал, что знает одного человека, экс-сантехника, оставшегося без работы, потому что он потерял сертификат, выданный Палатой газового оборудования, и этот человек наверняка будет лучше соответствовать маминым задумкам, а потому он опустит его карточку в почтовый ящик. И мистер Ломакс торопливо убежал к своему фургону, припаркованному на газоне.
– Странный малый, – сказала мама, и я не могла с ней не согласиться.
– Недоразвитый, – сказала сестра, которой нравилось произносить это слово.
– Краб, – сказал Джек, он в первый же день определил это, а мнение свое он менял редко.
Сейчас самое время объясниться по поводу пьесы. К моменту расставания с папой лишь одно предприятие мамы увенчалось успехом. Одно-единственное, и произошло это, когда она, шестнадцати лет от роду, написала пьесу под названием «Планета». Она сама ее придумала, сама написала и отдала на конкурс. Потом она заняла первое место, и пьесу поставили в театре одного из университетов, и студенты театрального факультета представляли ее в течение целой недели (такой был приз).