Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Но и перевод для вышестоящей инстанции был закончен. А дальше пошли чудеса, куда ж сказке без них-то? Все переводы оказались идентичны и проверяющие их греки не смогли найти ни одного отличия. Ну, все конечно порадовались сему событию сильно и назвали творение это 'Септуагинта' или 'Перевод семидесяти' (меня всегда волновал вопрос, куда еще двух дели?).

В общем, это все сказка с присказкой была, а дальше пошла суровая действительность. В этой 'Септуагинте' имя Лилит не упоминается, видимо потому, что тогда ее аналога в древнегреческом не было. И чтобы как-то обозначить наличие моей прапра и еще сколько-то там пра-бабки с этом мире, исходя из известных всем внешних признаков, назвали ее 'onokentavros' (получеловек-полуосел). К чему относится 'полуосел' уже догадались?

Бабушка возмущалась тогда жутко, а потом отошла немного и решила копыта осла сделать в АДу брендом сезона. Покопалась в бумагах, подобрала нужное заклинание, немного его усовершенствовала, пытаясь сделать временные изменения внешности более устойчивыми и вуаля! Вместо человеческих ног симпатичные копытца.

В общем, демоницы были в восторге. Сделали себе сию модную коррекцию и цокали по напольным покрытиям и дорогам Шеола целый год. А вот через год вдруг выяснилось, что устойчивость сия оказалась ну слишком сильно устойчивой. Изменения не просто остались, но и внесли свою лепту в генокод будущих поколений, навечно даря своим потомкам копытообразные нижние конечности. Кстати, наши очень часто с кентаврами копытами меряются — пытаются доказать у кого круче. Так молотят друг друга — аж гул вокруг стоит. Хорошо хоть подковы последнее тысячелетие разрешают одевать только в период военных действий.

В общем, следующим шагом был волосяной покров на ходульках с копытцами. Лишние волосы тоже начали удалять, причем самым изуверским способом.

В те времена слово 'депиляция' в народе Верхнего мира не в ходу было. Жили себе женщины со всем натуральном, да, ногами, подмышками и заросшей зоной бикини. И никого это особо не смущало. Правда, позже, в восточных гаремах начали использовать специальную пасту для удаления волос. Но это на востоке, а в Европах… мылись и то раз в месяц, в лучшем случае.

Так что-то я отвлеклась. А-а-а, так вот. Удаление волос при помощи воска с давних времен в АДу, в залах с грехопопаданцами, считалось особой разновидностью пыток и применялась как наказание к сильно нерадивым индивидам. Мужчины каждый раз плакали, как девчонки, когда у них полоса за полосой на груди и животе… снимали тканевые тряпочки с застывшим воском, дело до подмышек и той самой пресловутой зоной бикини доходило только у особо упорных, но и те долго не выдерживали, а уж о том, чтобы ослушаться в следующий раз, и думать забывали.

А потом демоническая бабуля изящным решением своей маленькой проблемки поиздевалась над всей женской половиной человечества и не только. В смысле, не только человеческой и не только женской, как потом оказалось, хи-хи. Первыми подопытными у нее были те же самые демоницы. Поколение копытных и излишне волосатых дамочек и не задумывались о неэстетичности вида, пока Лилит со своей легкой руки не сотворила косметическую революцию в Шеоле. Правда, вначале пришлось пострадать самой, чтобы показать все преимущества и красоту своей задумки. Но что такое адовы муки от удаления волос, перед сладостью мести всем врагиням — бывшим, настоящим и будущим?

А дальше было, как в анекдоте: мыши кололись, плакали, но продолжали есть кактус. Так и демоницы — выли, проливали слезы и продолжали укладывать полосочки ткани на обмазанные горячим воском участки.

К людям тоже сие новшество дошло и, хоть и не сразу, но прижилось. Так что, Лилит может в полной мере наслаждаться местью всему женскому роду. Уж отомстила, так отомстила, да.

Вот примерно все это только в усеченном варианте я и выложила своим студентам. У всех вид был… слегка очумелый. И если мужская триада вздрагивала при одном только слове 'депиляция', то вся оставшаяся группа всем своим видом показывала восхищение сметливостью и мстительностью демоницы.

Из аудитории мы с сестрой вылетели на полном ходу, за что и поплатились, врезавшись со всей дури в не особо мягкое препятствие. Оно, препятствие, нас обеих подхватило и если Заньку просто поставило на место, то меня еще и приобняло за талию, прижимая к себе. Хвост, предатель, до того свободно висевший внизу, обвился со своим знакомцем, а я была удостоена совершенно сногсшибательного поцелуя.

С ног он сшибал основательно — коленки дрожали мелкой дрожью и отказывались держать хозяйку.

— Ведьма… моя… сладкая-а-а, — шепот, едва касающихся губ, вызывал дрожи не менее.

— Мурр, — вырвалось у меня. Мамочки! Ужас! Откуда эти кошачьи наклонности?! Хотя-я-я… так помурлыкать хочется от удовольствия, — мур-р-р, — душа отозвалась снова.

Когда Белет все же прекратил целовать, состояние мое было, мягко скажем, неадекватное. И решив, что не вежливо просто молчать, если тебя так встречают, да еще и цветы ни с того, ни с сего дарят, прошептала, если можно тот хрип именно так обозвать:

— Эти поцелуи сойдут, как благодарность за цветы? — на слегка напрягшиеся руки, обнимающие меня, не обратила внимания, — Было неожиданно, но очень приятно, правда.

Говорить о том, как я испугалась его букета, было стыдно. Объятья тем временем вообще стали каменные и я, решив выяснить, в чем дело, подняла голову.

— Спасибо, что поддержали мою девушку, она у меня такая неуклюжая, — голос из-за спины заставил удивленно замереть, чужие руки попытались выдернуть меня из железобетонного захвата, а Степенский тем временем продолжал вещать, — дорогая, а где благодарность за шикарный букет? И да, как мило было с твоей стороны позаботиться о Геше.

Захотелось молча сначала хлопнуть себя ладошкой по лбу, а потом хорошенько стукнуть одного тупого колдуна.

В этот раз каменные объятья демона уже не просто сжимали меня в тиски, а удерживали от членовредительства в виде ломания конечностей зарвавшемуся колдуну.

А сам гад, не замечая нависшей над ним угрозы в виде разгневанной ведьмы и просто невсебенного демона, в этот момент уже пытался не меня выковырять из демонических ручек, а у Заньки корзинку с ящером вырвать. Последнего уже не вынесла трепетная ведьминская душонка:

Чего-о-о, — уже вовсю брыкаясь, вопила я, — Занька, врежь этому коту помоечному, чтобы не смел тянуть руки, ноги и прочие части тела к чужому добру!

У сестры слова с делом редко расходились, а некоторые инстинкты, вообще, доведены до уровня автоматизма. Особенно, если старшая сестра говорит: 'бей!'. Так что, уже через секунду Дарий Степенский тянул руки исключительно к своему добру. Причем, одна ручка придерживала, кровоточащее и дающее замечательный французский прононс, 'добро' на лице, а вторая усиленно сжимала дорогое своему хозяину имущество в паховой области.

— Гаг ты могла? — гундосил колдун, сложившись пополам, и обвиняюще глядя на меня, — А как же бугет? Я на него тгратился!

Взывание к моей жалости оказалось излишним. Для него. Демон, до того обнимавший меня, понял, что: 'не виноватая я, он сам пришел', легонько, как пушинку отодвинул.

Рога, копыта и хвост — вот оружие массового поражение, с которым не сравнится даже атомная бомба. И главное, совершенно экологически чистое, без вредных последствий в глобальном масштабе. Через пару минут демонстрации помеси дзю до и дзю после, демон подхватил полудохлого колдуна и… и был таков. Ни демона, ни колдуна. Только я, Занька и толпа студентов вокруг. Ну, и голова Авенира, исчезающая в потолке — стучать побежал, гад.

Мир дому твоему… Нет, не то!

Земля тебе пухом — Вот, оно самое! — колдун.

Прям, так и захотелось, как на кладбище, скорбно опустить голову. Не вышло.

Потяжелевший Геша резко метнулся из корзинки и, взобравшись по мне со скоростью звука, уселся на шее и вцепился в волосья так, что сразу становилось понятно — отодрать его от меня можно будет только со скальпом.