Герман поднял лицо от экрана и встретился взглядом с женщиной в сером. Это была сестра Кукольника. Она была не в гриме, но Герман всё равно её узнал. Чувства, которые обуревали его в Кукольном театре, вернулись все и сразу. Не последним из них был страх.
Сергей бросился обратно, на бегу запихивая телефон в карман. Герман обернулся и, к своему ужасу, понял, что, хотя женщина не ускоряла шаг, расстояние между ней и близнецами сокращается, как в страшном сне.
Брат взлетел по ступеням и забарабанил в дверь «Сна Ктулху». Камеры вылупились равнодушно. Спустя несколько невыносимо долгих минут дверь распахнулась. Сергей рухнул через порог, разом потеряв равновесие и контроль над телом.
Все расступились перед Марго.
— О-о, - выглянув на улицу, понимающе протянула она и посмотрела на близнецов сверху вниз. – Так вы передумали или что?
Герман отполз в угол и уставился на неё, тяжело дыша. Саднили сбитые об дверь кулаки.
— Не слышу! – подстегнула Марго.
— Мы остаёмся, - с ненавистью ответил брат.
Заперев дверь на ключ, который висел на большой, как из сказки про Синюю Бороду, связке, Марго раздала распоряжения: охране – вызвать полицию, персоналу – разойтись, потому что ничего интересного не происходит, близнецам – убраться с глаз долой…
— Это всё из-за тебя! – не сдержался Герман.
— Что, прости? – переспросила Марго.
У персонала сразу нашлось сто дел в холле, как будто что-то интересное всё-таки происходило.
— Это ты сообщила Кукольнику, что мы собираемся уйти! Специально!
— Можешь орать сколько угодно, но я не при чём. Мне всё ещё дорога моя работа. А вот любой из них, - Марго широким жестом обвела присутствующих, и те изо всех сил прикинулись, что тоже не при чём, - мог слить вас за невысокую плату.
— Ты же менеджер, - крикнул Герман. – Ты не должна была этого допустить! Что ты собираешься теперь делать? Как вычислишь того, кто спелся с Кукольником?
Марго вскинула тонкую чёрную бровь, напоминающую угольный росчерк. Голос зазвенел от злости:
— А в попку вам не дунуть воздухом комфортной температуры? От вас одни проблемы. Я так радовалась, что вы, наконец, свалите, но нет же! Вы и тут облажались. Сегодня худший день в моей жизни!
Близнецы поплелись к себе. Кто-то уже убрал за ними комнату, из чего следовало, что Марго не врёт – ей и правда не терпелось от них избавиться. Брат опустился на голый матрас, бросил рюкзак под ноги и обречённо вздохнул.
— Серёга, не переживай. Мы что-нибудь придумаем, - попытался приободрить Герман.
Брат заговорил с неожиданной злостью:
— И что? Что ты придумаешь, Герман?! Сбежать на Северный полюс, взорвать Кукольный театр, что?! – Он запнулся, в голосе послышались задумчивые нотки: - Хотя… Сколько у тебя уже денег?
Герман опешил.
— Много, наверное. Я хочу сказать – большая часть ведь в эйфах, и я не могу сказать точно… А что?
— Давай отдадим их Кукольнику, чтобы он оставил нас в покое, - предложил Сергей.
Теперь разозлился Герман:
— Вот так просто, да? Я столько раз рисковал – и всё для того, чтобы дать денег этому козлу? Чтобы снова всё было напрасно… это в какой уже раз, не напомнишь?!
— А ты и рад стухнуть в этой дыре из-за сраных денег, - презрительно отозвался Сергей, - от которых всё равно толку немного. Дёшево же ты стоишь.
— Ты стоишь ещё дешевле! – обвинил Герман в ответ. – Ты продался Балаклавицу только ради того, чтобы продолжать работать с Елисеевым. За тряпки свои продался! А я предлагал убежать.
Будто не расслышав, брат рассуждал:
— В конце концов, это ведь не твоя подпись в расписке. Любая экспертиза подтвердит. Не прятаться же нам до конца жизни!
— Что же ты тогда сбежал? – Герман вскочил на ноги. – Пойдём, скажешь сестре Кукольника, чтобы подавала на нас в суд. Может, она ещё там. Давай?
Сергей промолчал, и Герман замолчал тоже. И хотя последнее слово осталось за ним, он чувствовал себя так, будто брат прав, а сам Герман – всего лишь фантик, ненадолго прилипающий то к одной, то к другой подошве.
Крик звучал, как удар ножом.
Германа подбросило на постели, в ускоренном режиме протащив через все круги Кукольного театра.
В комнате застоялась темнота, только фары ощупывали потолок через прорези жалюзи и подслеповато подмигивали. Простыня под близнецами пропотела и сбилась.
— Ты знаешь, - нарушил тишину брат, и Герман вздрогнул, - иногда я не уверен, что всё, что с нами происходит – не продолжение галлюцинаций. Может, мы по-прежнему в фуре у Кукольника и только что выпили отравленный кофе. Или я один там остался. А ты продолжаешь жить без меня. Как всегда мечтал.
Герман прошептал:
— Так не бывает.
— Я уже не знаю, как бывает. Я так больше не могу. Мне нужно какое-то доказательство, что каждый предыдущий день действительно был. Чтобы оно всегда было перед глазами, стоило мне только, не знаю… Помнишь, как Андрей говорил? Посмотреть на руки.
— Андрей много чего говорил.
Странно, но воспоминание о Грёзе не вызвало отторжения. Герман вдруг понял, что скучает, что это с ним давно, а в последнее время он то и дело ведёт про себя разговоры, в которых мужчина оправдывается, а близнецы и хотят, и боятся ему поверить.
С тревогой, как будто заблудился в предрассветном мороке, брат позвал:
— Герман?
— Да?
— Давай собираться. Я кое-что придумал.
Они оделись и вызвали такси. Сергей не помнил адреса, но у него была хорошая зрительная память. Как, впрочем, и у татуировщика, который при встрече посмотрел на близнецов очень выразительно. И это выражение значило отнюдь не «Чего изволите?».
Он ткнул пальцем в написанную от руки бумажку над входом:
— Объявление для кого висит? Приём только по предварительной записи.
— Нам срочно надо. Врачи ведь принимают без очереди с острой болью. Вот и у нас что-то такое, - нагло ответил брат и шагнул прямо на татуировщика.
Тот инстинктивно посторонился, чтобы не соприкоснуться с близнецами, и Сергей вошёл. С прошлого их визита ничего не изменилось, только кушетка была застелена – татуировщик на ней спал.
Прикинув, видимо, что выгнать близнецов выйдет накладнее, чем уступить, он включил лампу, планшет с эскизами и буркнул:
— Где будем бить? Рекомендую на лбу. Прикиньте, как все попутают. Это будет как-то отвлекать внимание от…
— Нет, спасибо. Нам для себя, а не для окружающих, - с холодной вежливостью сказал брат и закатал левый рукав. – Здесь.
— Имей в виду, православным нельзя надписи бить, - заботливо предупредил мастер. – Религия не позволяет. Вы крещёные?
— Понятия не имею. Детдомовские мы. Там вообще крестят?
— Дело твоё. Может, тогда иероглифы? Или на латыни что-нибудь?
Татуировщик намётанным движением переключился на вкладку с Google Translator и приготовился стенографировать. Герман ощутил запоздалое беспокойство:
— А что там насчёт религии?
— Не надо никаких надписей, - перебил их обоих Сергей. – Сделай нам сову. Как в мультфильме «Время приключений».
Дорога, вымощенная жёлтым кирпичом, оказалась совсем не такой, как представлял Герман. Она была разбитая, пыльная, изжелта-серая, как проходящий синяк, но всё-таки привела в волшебную страну, если можно так выразиться.
«Вот так и разбиваются детские иллюзии», - подумал Герман, ступая на территорию Дома Солнца.
Вокруг, насколько хватало взгляда, расплескались маки. Возник двухскатный шатёр цвета выгоревшей травы. Над входом горел золотой символ – солнце в когтях у орла. Тряпичные створки приглашающе трепетали.
После Кукольного театра Герман испытывал к шатрам здоровое недоверие. Но поскольку другого приёма не предполагалось, пришлось войти.
Через стенки шатра проникал рассеянный свет. Пахло так, будто где-то жгли палую листву. Появилось музыкальное сопровождение, как обычно, отдалённое и ускользающее – долгое низкое дрожание попеременно двух струн. Оно наводило отрешённость.