Гитлер сообщил о своем пожелании Иодлю. Тот заметил: "Для обхода танковыми силами Петербурга у танковых соединений нет достаточных возможностей"{519}. Время еще терпело, и поэтому вопрос оставался открытым. Но ненадолго.

Когда вечером 30 июня, в день рождения Гальдера, после церемонии поздравления открылось совещание для выработки новых решений - первое подобное совещание с момента вторжения в СССР, - Гитлер изложил свои планы: теперь первостепенная задача - овладеть Финским заливом, чтобы "обеспечить свободное плавание по Балтийскому морю" и подвоз железной руды. Затем он подчеркнул значение Украины как "продовольственной и сырьевой базы и промышленного района". Особенно важно ускорить наступление на Ленинград. Конечно, в случае достижения Смоленска в середине июля пехотные соединения "смогут занять Москву только в августе". Но за время, пока пехотные соединения будут двигаться на Москву, Лееб "очистит весь Север", а затем "можно будет сосредоточить танковые соединения в районе восточнее Москвы"{520}. Никто не сомневался, что отныне вермахт сможет свободно наносить удары куда захочет. Конечно, вызывало некоторую досаду, что в Москву армия вступит поздновато - "только в августе". Но захват столицы произойдет на завершающей стадии похода, когда будут разгромлены последние силы Красной Армии. Так думали и Гитлер, и ОКВ, и ОКХ. Никто не сомневался, ибо каждый точно знал: Советский Союз уже исчерпал все свои резервы. А что он сделает без резервов?

По данным разведки, на 2 июля можно было ожидать прибытия на фронт перед группами армий "Север" и "Центр" дополнительно еще только 15 - 20 стрелковых, и 6 танковых советских дивизий{521}. Такие перспективы вполне устраивали генеральный штаб сухопутных сил, и Гальдер 3 июля пришел к заключению: "В целом теперь уже можно сказать, что задача разгрома главных сил русской сухопутной армии перед реками Западная Двина и Днепр выполнена... восточнее рек Западная Двина и Днепр мы можем встретить сопротивление лишь отдельных групп, из которых каждая в отдельности по своей численности не сможет серьезно помешать наступлению германских войск. Поэтому, - делал он вывод, - не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней"{522}.

Однако командование сухопутных сил считало, что было бы правильнее наступать не к Прибалтике, а на Москву. При всех обстоятельствах оно требовало перед последним наступлением "создать новую базу между Минском и Смоленском, опираясь на которую можно будет во взаимодействии с войсками, базирующимися на Ленинград, овладеть всей северной Россией и московским промышленным районом. После этого предстоит захватить во взаимодействии с группой армий "Юг" промышленный район Донбасса"{523}.

Как только война на Востоке, считал Гальдер, "перейдет из фазы разгрома вооруженных сил противника в фазу экономического подавления противника" - а это произойдет очень скоро, - на первый план снова выступят задачи войны против Англии: наступление на Египет и Сирию, возможно, через Турцию и с Кавказа - в Иран.

Итак, в начале июля рассматривались предстоящие действия во "второй фазе восточного похода", причем, как пишет Варлимонт, все больше выдвигался на первый план вопрос, оставшийся нерешенным в декабре 1940 г.: "повернуть крупными силами подвижных войск на север", чтобы сначала занять Ленинград и Кронштадт и полностью овладеть Балтикой, чего хотел Гитлер, или же по плану главного командования сухопутных сил сосредоточенные силы вермахта направить на захват Москвы - центра русского сопротивления? Возможность "обе цели достигнуть одновременно", как этого требовала директива "Барбаросса", теперь, но словам Варлимонта, "несмотря на повсеместно благоприятную оценку обстановки, странным образом больше не упоминалась"{524}. Более того. С точки зрения ОКВ, все большее значение приобретала другая задача. "В те дни, продолжает Варлимонт, - обсуждалось прежде высказывавшееся лишь в узком кругу намерение, возникшее в связи со значительным отставанием фронта южнее Припятских болот, принять во внимание возможность поворота с центра на юг"{525}.

Утром 4 июля Иодль сказал Гитлеру, что "предстоящее решение... вероятно, станет самым трудным в этой войне"{526}. Фюреру мысль чрезвычайно понравилась. Вечером на совещании в узком кругу он говорил:

- Я уже длительное время пытаюсь вникнуть в положение противника. Практически он уже проиграл эту войну. Это хорошо, что мы разбили русские танковые войска и авиацию в самом начале. Русские больше не смогут их восстановить. Я занимаюсь вопросом, что нужно делать после прорыва линии Сталина. Повернуть на север или на юг? Вероятно, это будет самым трудным решением этой войны!{527}

Итак, самое трудное и единственное! Мы подчеркиваем, с их точки зрения единственное и последнее решение в войне против Советского Союза.

5 июля Иодль беседовал по телефону с Браухичем. Он хотел передать ему мнение фюрера. Подходит момент, сказал Иодль, когда должно быть принято решение о дальнейшем ведении операций, особенно об использовании танковых групп. Так как это решение, повторил он снова, должно быть определяющим, возможно даже вообще единственным важнейшим решением в этой войне, он считает необходимым, чтобы главнокомандующий сухопутными силами прежде, чем поставить новые задачи, обсудил бы с фюрером свои соображения и намерения{528}.

У штаба сухопутных сил, как отмечает Варлимонт, в те дни не имелось намерений снова поднимать вопрос о Москве, который, как думали в декабре 1940 г., сам собой решится в ходе развития событий{529}. Тем более, на следующий день Гитлер внезапно выразил надежду, что группа армий "Север" обойдется собственными силами, а группа армий "Центр" устранит "последнее организованное сопротивление" и "сделает свободной дорогу на Москву". Теперь он опять стал думать о повороте от центра на Украину, а не в Прибалтику и говорить в этой связи о возможных действиях 2-й танковой группы Гудериана в южном или юго-восточном направлении для совместных действий с группой армий "Юг"{530}.

Еще через два дня Гитлер дал общую развернутую оценку обстановки. Запись его речи гласит: "Группа армий "Север", вероятно, сможет имеющимися в ее распоряжении силами выполнить свою задачу наступления на Ленинград. Перед группой армий "Центр" возникает вопрос, должна ли она наносить удар на Москву или повернуть крупными силами на юг за Припятью. Фюрер решительно подчеркивает, что он хотел бы немедленно сровнять с землей Москву и Ленинград. Так как с подобной задачей может справиться авиация, то это не должно влиять на проведение наземных операций. В целом группа армий "Центр" должна была бы еще значительно продвинуться в московском направлении, чтобы на всякий случаи иметь против Москвы достаточные силы прикрытия, если часть сил будет повернута на юг. Решение относительно группы "Центр", следовательно, сегодня еще нет необходимости принимать"{531}.

Одним словом, теперь после достижения Днепра и Западной Двины и, следовательно, "решающей победы над Советским Союзом" германское верховное командование видело перед собой так много заманчивых возможностей и блестящих перспектив, что сразу даже не смогло выбрать наиболее приемлемую для себя. Наступать ли за Днепром на север, на юг или на Москву - все казалось одинаково достижимым и в общем-то легким теперь, когда план "Барбаросса", как казалось в "Вольфшанце", в главной своей части выполнен.

V

В эти июльские дни 1941 г. бункера и бараки ставки Гитлера "Вольфшанце" наполняла атмосфера всеобщего ликования. За своими традиционными ужинами в кругу высших представителей генерального штаба и партии Гитлер разглагольствовал особенно длинно, пользуясь, как всегда, абсолютным пониманием своих верных соратников. Излюбленную тему составляли картины будущего устройства "Великогермании", ее организации, управления, тех богатств, которые польются в рейх. "То, чем для Англии была Индия, для нас будет Восток", - восторженно говорил Гитлер. Новую колонию на Востоке возглавят два рейхскомиссариата, подчиненные рейхсминистерству оккупированных восточных областей под руководством Розенберга. "Германские государственные крестьяне" приступят к "освоению" завоеванного пространства. Они создадут поселения, нечто похожее на рыцарские ордена, крепости, связанные друг с другом отличными дорогами.