Венгерский генеральный штаб особенно настойчиво добивался решения правительства о войне против Советского Союза вместе с Германией. В мае 1941 г. начальник генерального штаба X. Верт дважды обращался к правительству с меморандумами по этому вопросу. Он утверждал: будет одержана "молниеносная победа" - и настаивал на "официальном предложении рейху" добровольно вступить в германо-советскую войну, в близости которой у него не имелось сомнений. Одновременно венгерский генеральный штаб вступил в переговоры с германским.
Еще во время визита в Берлин Барта договорился с Кейтелем: в случае войны против СССР Венгрия выставит 15 дивизий, построит укрепления в Карпатах и предоставит немцам железные дороги. В марте 1941 г. в Будапешт прибыл первый обер-квартирмейстер генерального штаба сухопутных сил Паулюс. Он согласовал вопрос о силах, которыми Венгрия будет участвовать в войне с Югославией и Советским Союзом. В апреле новый германский атташе Туссен, получивший от Гитлера задачу "побудить Венгрию к активному участию в войне против Советской России" и пообещать ей области Восточной Галиции, развернул энергичную деятельность{381}. В результате началось срочное формирование сильной "Карпатской группы" во главе с генералом Сомбатхельи.
2 июня немецкий генерал Гимер, назначенный представителем при венгерском генштабе, вел переговоры об "охране венгерской территории при осуществлении плана "Барбаросса"". Он выяснил, что венгерская мобилизация продлится 20 дней, просил ее сократить до 12 дней{382}. 16 июня немецкий посланник в Будапеште передал венгерскому правительству заявление, в котором предлагал укрепить восточную границу, ибо рейх намерен предъявить Советскому Союзу "ряд требований", что вызовет реакцию, которую "трудно предвидеть"{383}.
19 июня в Будапешт прибыл Гальдер. Он обсудил с генералом Вертом вопросы взаимодействия немецкой и венгерской армий, ибо немцы "в ближайшее время, примерно на этой неделе, начнут решение русского вопроса"{384}. Гальдер сообщил, что в начале военных действий венгерская армия должна "стоять наготове за Карпатами" и "связывать как можно больше русских войск", а только позднее "сильным южным флангом наступать через Коломыю - Городенки"{385}. 20 июня "Карпатская группа" закончила сосредоточение у советской границы.
В Финляндии гитлеровское руководство старалось использовать крайне правые элементы и настроения реванша, чрезвычайно сильные в кругах финской реакции. Нацистская дипломатия взяла курс на поворот финской политики в русло военного сотрудничества с рейхом.
Беседуя с Редером в рейхсканцелярии 13 августа 1940 г., Гитлер распорядился подготовить "надежную опорную военно-морскую базу в районе Петсамо". Было решено создать здесь новое военно-морское командование. На следующий день фюрер выслушал главнокомандующего войсками в Норвегии Фалькенхорста, сообщив, что он намерен перевести из центральных районов страны в область Нарвик - Киркенес горный корпус. Геринг получил приказ оборудовать в Северной Норвегии воздушную базу{386}.
Уже летом 1940 г. Германия заключила договор с Финляндией, по которому немецкие войска получили право переезда через финскую территорию на Киркенес. Новая дорога из Нарвика в Киркенес протяженностью в 810 км вступила в строй в начале ноября 1940 г. Финское правительство в конце августа предоставило в распоряжение немецких войск морской транспорт общим тоннажем 50 тыс. т для перевозки войск и передало в пользование шоссе от Кеми через Северную Финляндию. "Соглашение о транзите" было заключено 23 сентября. Германия обязалась поставить Финляндии новое вооружение. По распоряжению Гитлера в начале сентября была создана должность "адмирал Северного побережья". Ее занял адмирал Бем.
Первым эшелонам войск предстояло высадиться в Финляндии 22 сентября{387}. Риббентроп дал указание в Москву Шуленбургу сообщить об этом договоре Советскому правительству не раньше, чем вечером 21 сентября, в момент, когда немецкие корабли "будут приближаться к финскому побережью"{388}. Когда посол сделал сообщение, то, как он впоследствии доносил, с советской стороны последовали вопросы: на какой срок заключено германо-финское соглашение, о каком числе соединений идет речь и долго ли останутся немецкие войска в Киркенесе. Вопросы остались без ответа.
"Соглашение о транзите" останется действенным, по официальному заявлению Берлина, "до тех пор, пока будет существовать военная необходимость, исходя из требований войны против Англии". Однако подлинные его цели не вызывали ни малейших сомнений: немецкие войска в Финляндии нацеливались против СССР. 26 сентября в беседе с Шуленбургом нарком иностранных дел выразил недоверие по поводу договора и потребовал ознакомить его с текстом, включая секретные части. Конечно, это требование осталось невыполненным.
Стараясь использовать Финляндию в качестве военного союзника на северном фланге, Германия одновременно стремилась наложить руку на ее ресурсы. 20 января Гитлер говорил Муссолини о "большом значении финских месторождений никеля для Германии"{389}.
Согласование оперативных вопросов по линии генеральных штабов начиналось еще в декабре 1940 г., когда начальник финского генерального штаба Гейнрихс приехал в Цоссен на совещание, проводимое Гальдером по поводу плана "Барбаросса". Доклад Гейнрихса перед высшими немецкими офицерами о советско-финской войне был выдержан в духе восхваления финского оружия и критики Красной Армии. Вскоре по заданию ОКВ в Хельсинки вылетел начальник штаба германских войск в Норвегии Бушенгаген. Он обсудил все основные вопросы взаимодействия германской и финской армий и провел совместно с финскими генералами детальную рекогносцировку на местности. Его доклад в ОКВ стал основой разработки оперативных планов наступления{390}. В начале июня Бушенгаген вновь появился в Хельсинки, а несколькими днями раньше Гейнрихс вылетел к Кейтелю. Все последние детали совместного наступления были уточнены и зафиксированы протоколом. За несколько дней до вторжения старый германский генштабист генерал Эрфурт принял должность германского представителя для связи с финским генеральным штабом. 9 июня в Финляндии началась скрытая мобилизация.
IV
Оставалась проблема Дальнего Востока и взаимоотношений с японским союзником во время "восточного похода". Здесь немецкому генеральному штабу приходилось труднее, ибо проблемы, стоявшие перед Берлином и Токио, были слишком различны, а дальневосточный партнер отличался особой индивидуальностью в политических и военных вопросах, имея по каждому самостоятельное суждение. В данном случае, конечно, нельзя было поступать, как с Хорти, Антонеску или царем Борисом, где небольшие подачки, прямые угрозы, заманчивые обещания и дешевая лесть, особенно в сиянии ореола военных побед третьего рейха, действовали лучше, чем приемы классической дипломатии. К тому же это был верный союзник, хотя его замыслы прятались в улыбающихся губах и непроницаемом взгляде дипломатов.
Дальневосточная политика гитлеровской Германии с 1933 по 1939 г. определялась, с одной стороны, стремлением немецких монополий усиленно участвовать в эксплуатации Китая, с другой - наладить союзнические отношения с Японией для нового передела мира путем войны{391}. С 1927 г., а особенно с 1934 г., и до первой половины 1937 г. немецкий монополистический капитал сумел снова укрепить свои экономические, политические и военные позиции в Китае, которые были утрачены и результате первой мировой войны, и создать так называемую систему колониализма без колоний. Импорт из Китая имел особое значение для монополий, работавших на военную промышленность. Благодаря значительным поставкам оружия и боеприпасов, которые прояпонское правительство Ван Цзин-вея получало из Германии, немецкие милитаристы смогли использовать Китай в виде опытного полигона.
Подготавливая агрессию в Европе, немецкий империализм в своей дальневосточной политике делал вторую ставку на Японию, которая тоже держала курс на новый передел мира и была потенциальным союзником немецкого империализма в будущей мировой войне. Но укрепление позиций гитлеровской Германии в Китае мешало интересам японского империализма. Союз с Японией должен был все больше и больше подрывать позиции немецких монополий в Китае. С тех пор как начала расширяться японская агрессия в Китае, т. е. с июля 1937 г., стало неизбежным определение немецкой дальневосточной политики со ставкой либо на Китай, либо на Японию.
