Тогда Фалькенхорст в начале февраля потребовал предоставить ему флотилии новейших судов-миноискателей, усилить вооружение патрульных судов, перебросить новые силы для создания подвижных резервов и установить дополнительные береговые батареи. Войска требовались для охраны аэродромов, с которых 5-й воздушный флот производил налеты на морские караваны союзников, для усиления охраны тяжелых батарей, стоявших у Нарвика и у входа в Скагеррак, для усиления береговой обороны и многого другого. Но гарнизоны, наоборот, уменьшались, потому что и отсюда пришлось бросать силы на Восточный фронт. Имеющихся под командованием Фалькенхорста 12 дивизий (3 армейских корпуса, 380 тыс. человек) не хватало даже для минимальной защиты береговой линии, а тут приходилось направлять все новые отряды в горы для борьбы с партизанами. Германские оккупационные силы находились под нарастающими ударами норвежского Сопротивления.
Перевозка руды, молибдена, меди, алюминия теперь могла производиться только морем, ибо возможности использования шведских железных дорог все более сокращались. А на морских коммуникациях росла активность британского флота. Боязнь перехода Швеции в лагерь союзников, если они высадятся на норвежском побережье, заставила генеральный штаб подвести ближе к ее границе моторизованные части. Просьба Редера к начальнику генерального штаба сухопутных сил о занятии островов Финского залива Лавансаари и Сейскари была в начале января отклонена: нет сил.
Норвежский вопрос стал предметом длительного обсуждения в ставке 15 февраля. Множество советов и приказов Фалькенхорсту: создать подвижный резерв, улучшить охрану фиордов и так далее - оказались пустыми пожеланиями, после того как поднялся начальник штаба главнокомандующего в Норвегии и заявил: "Значительную часть солдат, унтер-офицеров, офицеров, резервистов пришлось с началом восточного похода отправить из Норвегии в Россию, и норвежская оборона ослаблена именно поэтому"{989}. Он просит вернуть всех обратно. Но, конечно, никого не вернули.
В результате, кроме нескольких плохо укомплектованных авиаполевых батальонов для строительства батарей тяжелой береговой артиллерии и 68 новых орудий, штаб верховного главнокомандования дать в Норвегию ничего не смог. Все благие пожелания не осуществились.
На западном участке "Крепости Европа" главные проблемы, с точки зрения генерального штаба, связывались с Францией. Она теперь рассматривалась не только в качестве источника обширных вспомогательных ресурсов для военной экономики рейха, но и как "французское предполье" против возможного англо-американского вторжения из Атлантики или Средиземного моря. Территорию французской метрополии с 11 ноября 1942 г. полностью оккупировали немецкие и итальянские войска. Правда, "военный главнокомандующий во Франции" генерал пехоты Карл фон Штюльпнагель объявил, что страны оси вступили в южные районы Франции и на Корсику не как захватчики, а в качестве союзников. Но действия Штюльпнагеля не оставляли для "суверенного французского правительства" - Виши - никаких прав в области реальной политики и ведения хозяйства.
После Сталинграда во Франции с особой силой вспыхнуло движение Сопротивления, существенно влиявшее отныне на все расчеты генерального штаба. По данным журнала военных действий ОКВ, число актов саботажа во Франции в 1943 г. по сравнению с предшествующим годом возросло втрое{990}. Действия нацистов в начале года: требования выдачи французского флота в Тулоне, немедленной, в кратчайший срок, поставки 5 тыс. грузовых автомашин, изъятие без компенсации оружия, снаряжения и запасов для нужд вермахта, оборудования авиазаводов, наконец, жестокая военная диктатура - все это вызывало ненависть французов к оккупантам, постепенно ослабляло позиции гитлеровцев и их ставленников и входило в противоречие с задачами германской стратегии в Западной Европе.
Трудности обстановки во Франции германское командование и генеральный штаб стремились преодолеть обычным способом: усилением террора. Штюльпнагель имел задачу поддерживать и укреплять режим Петэна - Лаваля, но ликвидировать всякие тенденции к французскому вооружению. Он чрезвычайно холодно отнесся к жалким просьбам Лаваля создать хотя бы самую маленькую по численности армию, пригодную пусть только для противовоздушной обороны. Он оставил ничтожный "символический флот". Личный состав французской зенитной артиллерии был объявлен "неблагонадежным" и распущен, а в некотором усилении "мобильной гвардии" - отказано. Причина такой сверхосторожности объяснялась просто: генеральный штаб не хотел "иметь перед лицом предстоящего вторжения союзников какие-либо французские военные соединения в тылу"{991}.
Фашистское командование в 1943 г. крайне опасалось англо-американских десантов во Франции, тем более что не ощущалось недостатка в заявлениях на этот счет из Лондона и Вашингтона. Какие силы мог противопоставить главнокомандующий на Западе фельдмаршал Рундштедт англо-американскому вторжению через Ла-Манш теперь, когда вермахт нес поражение за поражением на Восточном фронте? Округ, подчиненный Рундштедту, служил до сих пор главным образом для восстановления разбитых на Востоке дивизий и формирования новых из армии резерва.
Со своими ослабленными войсками Рундштедту предстояло решать одновременно множество задач, выдвигаемых ОКВ: обороняться в случае вторжения крупных сил союзников, прикрывая побережье в 2600 км; создать подвижные резервы, чтобы иметь возможность отразить высадку в Испании; готовить операцию по захвату североиспанских портов; отдавать силы на другие фронты "без серьезного ослабления обороны во Франции" и, наконец, бороться с растущим национально-освободительным движением французского народа. Выполнение таких задач становилось делом совершенно немыслимым. По мере переброски сил на Восточный фронт позиции германской армии в Западной Европе серьезно ослабевали, поэтому в 1943 г. имелись предпосылки для успешного вторжения во Францию англо-американских вооруженных сил, для создания второго фронта в Европе (если его пожелали бы создать). Можно согласиться с западногерманским историком В. Хубачем, который пишет в комментариях к дневнику ОКВ: "Вследствие таких обстоятельств высадка противника весной 1943 г. могла быть встречена лишь... слабой и неэффективной обороной"{992}.
Неуклонно шел отток боеспособных войск из Франции на советско-германский фронт. Получаемые взамен обломки дивизий не представляли боевой ценности. Из них импровизировали разные группы, присваивая им громкие названия вроде "штурмовая бригада" (фактически только усиленный батальон) или "подвижная часть" (на лошадях и велосипедах), и формировали "главные резервы" для борьбы с вторжением. План создания в дивизиях третьих полков (дивизии на Западе имели только по два полка) отклонил Цейтцлер: неоткуда взять дополнительно 15 полков. В восьми подвижных соединениях, составлявших резерв верховного главнокомандования на Западе, в конце марта 1943 г. отсутствовало 25% необходимого вооружения{993}. Некоторые дивизии располагали только устаревшим трофейным оружием{994}. Штаб верховного командования требовал ежедневно докладывать о количестве имеющихся на Западе исправных танков. "Эти цифры, читаем в журнале военных действий ОКВ, - дают наглядную картину жалкого состояния вооружения в этих армиях"{995}.
6 сентября 1943 г. начальник штаба главнокомандующего группы армий "Запад" докладывал ставке: в 1942 г. в Западной Европе имелись 22 пехотные дивизии, из них 2/3 полного, трех-полкового состава, 7 танковых и моторизованных дивизий, "находившихся в наилучшем состоянии", и 6 пехотных дивизий в качестве резерва. Теперь, в более напряженной обстановке, группе армий подчиняется 27 ослабленных, малобоеспособных пехотных дивизий двухполкового состава, 6 недостаточно снаряженных танковых и моторизованных соединений и 7 пехотных дивизий в резерве. За минувший год Запад передал на Восточный фронт, на Балканы, в Италию и Тунис 31 пехотную, 16 танковых и моторизованных дивизий. Общий вывод гласил: "После потери береговых укреплений Западная армия окажется непригодной для маневренной войны"{996}.
