Общие безвозвратные немецкие потери в битве под Москвой превысили 900 тыс. человек. 38 дивизий были разгромлены. Оказалось сломленным танковое оружие третьего рейха, основа его ударной мощи: в 16 танковых дивизиях теперь оставалось лишь 140 исправных танков - меньше, чем нормальный состав одной танковой дивизии. Согласно убедительным подсчетам Я. Фридмана, к концу марта 1942 г. вермахт располагал на Восточном фронте 4% боеспособных танков и 16% боеготовых самолетов по сравнению с тем, что имел 22 июня 1941 г.{732} Подвижность армии - главное, на что делали ставку генералы "блицкрига", катастрофически снизилась после утраты более 74 тыс. автомашин и 179 тыс. лошадей. Пополнения не возмещали и десятой доли потерянного. Армии недоставало 28 тыс. винтовок, 14 тыс. пулеметов, около 9 тыс. орудий. Некомплект в каждой пехотной дивизии группы армий "Центр" достигал в среднем 6900 человек.

Вермахт был глубоко потрясен. Целые участки фронта, разорванные в клочья, зияли глубокими ранами. Войска находились порой в шоковом состоянии. В штабах господствовало уныние. Однако Гитлер, более чем когда-либо прежде уверенный в том, что его воля - главный источник и двигатель военного успеха Германии, на бесконечных, следующих одно за другим, совещаниях уже говорил о победах будущего лета, которые "приведут к полному разгрому России". Он требовал, чтобы все думали только так, и подстегивал своих министров, генералов, всю иерархию экономических фюреров и весь нацистский аппарат: быстрее заживить раны и подготовиться к новому походу летом 1942 г. Поскольку эффективность нацистской пропаганды после ставшего явным для каждого солдата обмана с обещаниями победы значительно снизилась, "недостаток боевого духа" компенсировали военно-полевые суды. Десятками тысяч выносили они свирепые приговоры за дезертирство, "самострелы", трусость, нагнетая обстановку страха и "воспитывая" солдат в духе укрепления веры в; то, что говорят, обещают и приказывают фюрер и генералы.

Перед нацистским режимом стала проблема: преодолеть глубокий кризис военной экономики, попытаться перестроить ее в соответствии с перспективой длительной борьбы, компенсировать огромные потери, понесенные на Восточном фронте, вооружить заново целые соединения. Задача оказалась не из легких: в 1941 г. нацисты рассчитывали покрывать материальные издержки за счет текущего производства. Они думали, одержав победу еще осенью, переключить затем производственные мощности военной экономики на усиление флота и авиации.

На крупном совещании по военно-экономическим вопросам 21 января 1942 г. генерал Томас говорил: "Полный разгром России, которого ожидало верховное командование, не наступил. Нам нужно ясно понять, что против России окажется необходимой новая кампания... В связи с этим на рождество мы оказались перед необходимостью приступить к новому усилению производственных мощностей нашей промышленности, чтобы восполнить потери сухопутных сил и дать им все необходимое для решения новых трудных задач"{733}. Томас потребовал полной и решительной перестройки всей системы руководства военной экономикой, всего характера ее работы. И самое неотложное: добиться повышения уровня производства горючего, преодолеть трудности в металлургической промышленности, в машиностроении, на транспорте. Общая программа вооружений на 1942 г. менялась: Гитлер еще 10 января 1942 г. приказал нацелить все на снабжение сухопутных сил, а для флота и авиации оставить минимум. "Выжать из экономики все возможное", - гласил приказ фюрера.

Победа Красной Армии под Москвой, положившая начало коренному повороту в ходе второй мировой войны, стала событием исторического значения. Московская битва не только окончательно развеяла легенду о непобедимости гитлеровского вермахта, но и поставила фашистскую Германию перед неумолимой перспективой ведения длительной, затяжной, изнурительной войны, которой всегда боялась империалистическая Германия и от втягивания в которую всегда предупреждали ее наиболее проницательные лидеры. Теперь самые большие опасения становились реальностью.

Успехи Красной Армии "способствовали дальнейшему сплочению сил антифашистской коалиции, вдохновили свободолюбивые народы мира на борьбу с агрессорами, вселили в них уверенность в конечной победе над фашизмом и оказали большое влияние на последующий ход второй мировой войны"{734}.

Что же представляла собой Восточная армия гитлеровского рейха к последним дням зимы, когда наступала весенняя пауза и фронт постепенно замирал?

На этот счет мы располагаем официальными данными журнала военных действий германского верховного командования. К 30 марта 1942 г., дате, принятой за окончание "зимней борьбы", из 162 пехотных дивизий только 8 дивизий гитлеровская ставка считала полностью пригодными для ведения наступательных действий; 3 дивизии могли стать вполне боеспособными "после предоставления им отдыха"; 47 дивизий рассматривались пригодными лишь "для ограниченных наступательных мероприятий"; 73 дивизии верховное командование оценивало способными только обороняться, а 29 - лишь "для частичного выполнения этой задачи". Общие людские потери Восточной армии составляли 1 167 835 человек, т. е. значительную часть состава, в котором она ринулась на Советский Союз{735}.

Достаточно красноречивые данные!

Теперь, когда весенняя пауза прервала военные действия, верховное командование стало укреплять Восточный фронт. О новом наступлении, по всем расчетам, нельзя было и думать раньше середины июня. Резервы, свежие дивизии, пополнения - все потянулось на восток, где лежал центр мировой борьбы.

III

Коренное изменение обстановки на рубеже 1941 и 1942 гг. потребовало от германского верховного командования решительного пересмотра основных положений его доктрины. Провал под ударами Красной Армии концепции "молниеносной" войны означал крах военно-теоретического ядра этой доктрины, всего образа мышления и методов руководства, присущих германскому генеральному штабу. Поражение под Москвой вынудило немецко-фашистское верховное командование приступить к конструированию новых методов руководства войной и новых принципов ее ведения. К чему же они теперь сводились?

Во-первых, еще больше усилилась концентрация власти верховного главнокомандующего, который стал прямо руководить генеральным штабом сухопутных сил. Роль последнего возросла. От прежнего, присущего кампаниям 1939 г. и отчасти 1940 г., "невмешательства" в оперативные проблемы не оставалось и следа. Отныне Гитлер стал решать все, со временем даже мелкие а потом и мельчайшие вопросы оперативного и тактического характера.

Подобно тому как в начале 30-х годов германская буржуазия, напуганная ростом революционного движения, потребовала установления политической диктатуры фашизма, так и теперь в кровных интересах тех же классовых сил оказалось необходимым угрожающей обстановке утвердить еще более жесткую военную диктатуру Гитлера.

Концентрация руководства преследовала и другую цель: установить максимально твердые методы управления вооруженной борьбой, носителем которых был, конечно, сам Гитлер, объединивший таким образом в наиболее полной форме военную и политическую диктатуру фашизма.

Во-вторых, на смену уничтоженной под ударами Красной Армии теории и практики "блицкрига" приходили методы длительной, напряженной борьбы, в которой прежде отвергаемая оборона получала равные права с наступлением. На передний план выступали вопросы удержания оборонительного фронта.

В-третьих, произошли изменения в высшем командовании. Провалившиеся творцы "блицкрига", его наиболее яркие апологеты - Браухич, Бок, Рундштедт, Лееб, Гудериан, Гепнер, Штюльпнагель - ушли со сцены. Иные временно, некоторые навсегда. Отставка всех трех командующих группами армий и создателя теории "танковой войны" свидетельствовала и о нежелании Гитлера терпеть в новых условиях чересчур "самостоятельных" генералов, даже если их собственное мнение не расходилось с мнением фюрера дальше, чем по проблемам чисто оперативного характера.