- Я понял, что будет война. Ещё в 1945 году Василий Сталин говорил мне, что война начнётся через два-три года. Потому что отец стареет и хочет успеть завершить дело всей своей жизни - завоевать весь мир. Тогда я ему не поверил. О какой войне может идти речь, когда мы только что разгромили Гитлера, ещё не успели похоронить всех погибших и мало-мальски наладить жизнь? И с кем воевать - с Америкой, нашим союзником? На совещании в Кремле я понял, что Василий Сталин ничего не выдумал, он пересказал то, что слышал от отца. Я понял, что война - дело решенное, и вопрос только в том, какими средствами она будет вестись.

   - Какими же средствами?

   - Атомной бомбой. Берия сказал, что бомба у нас будет через два года. Сталин потребовал реализовать проект Зенгера, чтобы на его ракетоплане можно было доставить бомбу в Америку и бомбить Нью-Йорк.

   - Как я понял, реализация проекта Зенгера связана с огромной массой теоретических и технических проблем. Экономика Советского Союза сильно подорвана войной. Вам не показалось, что в Кремле принимают желаемое за действительное?

   - Нет. Вы даже не представляете, какая воля у Сталина. Для него нет ничего невозможного. Всё будет так, как он решил. Даже если для этого придётся уморить голодом половину страны. Он уже делал это не раз. Так он провёл коллективизацию. Так же он провёл индустриализацию. Миллионы голодных заключённых строили заводы и электростанции. И построили. Когда у меня появится свободное время, я обязательно напишу книгу. Она будет называться "Сталин - это война".

   - Вы намеренно саботировали решение Сталина, набрав в комиссию малоквалифицированных специалистов?

   - Нет, я работал с теми, кто был. Тогда у меня и мысли не возникало, что я могу помешать Сталину выполнить то, что он решил.

   - Вы сказали, что с тяжелым сердцем передали генерал-полковнику Серову документы, полученные от профессора Бергера. Почему?

   - У меня было такое чувство, что я делаю что-то не то. Но я не мог поступить иначе. Я ещё был слишком советским человеком с глубоко укоренённым во мне понятием долга.

   - Что поколебало в вас это понятие и заставило взбунтоваться? Было такое событие?

   - Да, было. Это случилось в тот день, когда Серов вызвал меня и приказал вылететь в Париж, чтобы участвовать в захвате Зенгера..."

<p>

XXI</p>

   За три недели до того поворотного для подполковника Токаева дня один немецкий учёный-ракетчик, работавший в Брауншвейгском экспериментальном научно-исследовательском центре, сообщил, что в развалинах центра, уничтоженного американскими бомбардировщиками, сохранилась большая часть архивов, которых немцы не успели уничтожить, он своими глазами видел документы и чертежи, размётанные взрывами по всей территории центра. Два офицера из группы Токаева в штатском выехали в Брауншвейг на разведку. Вернувшись, доложили, что сообщение немца подтверждается, разных бумаг на земле полно, а территория центра не охраняется. Брауншвейг находился в британской оккупационной зоне, центр на окраине города, патрули там не появляются.

   Было принято решение вывезти архивы. Известный риск был, но рискнуть стоило. Выехали вечером на трёх машинах. Токаев на своей "Ганзе", капитан Квашнин на "виллисе", а десять оперативников СМЕРШа в крытом кузове грузовика. Все были в штатском, в потрепанной одежде, какую носило большинство немцев. К утру были в Брауншвейге и сразу приступили к разборке завалов. К людям, разбирающих развалины, в Германии давно привыкли, во всех городах этим занимались трудоспособные мужчины и женщины. Редкие британские патрули проезжали мимо, не обращая на работающих никакого внимания.

   Часа через три стали попадаться первые разрозненные документы, их переносили в кузов грузовика, не разбирая. Потом разберут, для этого будет время. Работа продолжалась, документов попадалось всё больше. Но неожиданно развалины центра окружила военная полиция, под дулами автоматов всех положили на землю, а потом погрузили в автобус и под охраной привезли на военную базу. Начался допрос.

   У всех участников экспедиции были документы советских военнослужащих. Токаева допрашивал английский капитан, довольно хорошо говоривший по-русски.

   - Подполковник, вы и ваши люди незаконно проникли на территорию британской оккупационной зоны, - заявил он. - Это серьезное нарушение соглашения о разделе Германии. Только не говорите, что вы заблудились. Можно по ошибке заехать на десять километров, но не на двести. Вы все в гражданской одежде. Это заставляет заподозрить вас в шпионаже. Ваше счастье, что вы без оружия. Что вы искали в развалинах центра?

   - Вы видели, что мы нашли, - ответил Григорий. - Кое-какие документы. Вам они не нужны, а нам пригодятся.

   - Мне нравится, что вы не увиливаете от ответа. Что же мне с вами делать? Подождите, позвоню в штаб, получу инструкции.

   Захватив документы Григория, капитан вышел, оставив задержанного под присмотром вооруженного солдата. Через полчаса вернулся.

   - Вы свободны, подполковник. Приказано отпустить. Наше командование выразит советским оккупационным властям протест.

   - А что с моими товарищами?

   - С ними будем разбираться.

   "Ганза" уже стояла на территории базы. Дежурный на КПП открыл перед ней шлагбаум. Григорий выехал на ведущий к Берлину автобан, радуясь тому, что он так легко отделался и не понимая, почему это произошло.

   Капитана Квашнина и его оперативников освободили через три дня. Британское командование направило Главноначальствующему СВАГ маршалу Соколовскому официальный протест, на этом инцидент был исчерпан. Но не для подполковника Токаева.

   Генерал-полковник Серов был от ярости вне себя.

   - Какого хуя тебя туда понесло? - гремел он на Григория, стоявшего перед ним по стойке "смирно". - Ты что, не понимал, чем это может кончиться?