В комиссии, которую собрал заместитель председателя подполковник Токаев, входили пятнадцать немецких инженеров, имевших отношение к программе Вернера фон Брауна. Наиболее подготовленным из них был профессор Ланге, человек болезненно самолюбивый, совершенно нетерпимый к чужому мнению. Но Ланге и другие немцы участвовали в программе фон Брауна лишь на вторых и третьих ролях и квалифицированно оценить проект Зенгера не могли. Досье комиссии пухло от протоколов, а от ответа на главный вопрос комиссия была так же далека, как в первый день работы.
В середине июля Токаева вызвал к себе генерал-полковник Серов. На столе перед ним лежала толстая папка с протоколами комиссии, он перелистывал их с выражением пренебрежения на хмуром лице.
- Это они о чём, Токаев? - спросил он. - Ты понимаешь?
- Понимаю, - ответил Григорий.
- Так объясни мне.
- Они рассказывают о ракетах. То, что знают.
- А что они знают?
- Кое-что знают. Но не очень много.
- Нам через две недели сдавать правительству отчёт комиссии. Ты помнишь?
- Помню.
- И что в нём будет? Пустая болтовня? Это саботаж, Токаев! Ты кого в комиссию набрал?
- Кто были, тех и набрал. Да, не лучших. А где взять лучших? Одни с фон Брауном в Америке, другие у нас в Городомле.
- Ты не оправдывайся! На Лубянке будешь оправдываться! Что напишем в отчёте?
- Правду. Что комиссия к определенным выводам не пришла, просим передвинуть представление отчёта.
- На сколько?
- Ну, не знаю. Месяца на два.
- А через два месяца что будет? То же самое? Не годится.
- Тогда напишите, что комиссия выразила сомнение, что проект Зенгера может быть реализован. Протоколы дают для этого вывода все основания.
- Ты забыл, что товарищ Сталин сказал? Проект Зенгера должен быть реализован. И он будет реализован. Я знаю, кто для этого нужен.
- Кто? - спросил Григорий.
- Сам Зенгер!..
В этот вечер Григорий вернулся домой около девяти вечера. На повороте к своему коттеджу он отпустил машину, приказав водителю Норберту Винеру заехать за ним завтра к восьми утра. Было полнолуние, дома и деревья отбрасывали черные тени. Неожиданно от стены коттеджа отделилась тёмная фигура и шагнула ему навстречу. Григорий извлёк из кобуры табельный ТТ и передёрнул затвор. И тут же услышал:
- Григорий Александрович, не нужно оружия, я не причиню вам вреда.
Незнакомец приблизился. Это был высокий худой человек лет шестидесяти в тёмном плаще и фетровой шляпе с обвисшими полями.
- Вы кто? - спросил Григорий.
- Моя фамилия Бергер. Николай Васильевич Бергер. Моя семья из обрусевших немцев, мы жили в России ещё со времён Петра Первого.
- Откуда вы меня знаете?
- Расскажу. Только давайте зайдём в дом. У меня есть предложение, которое может вас заинтересовать.
Григорий убрал пистолет и кивнул:
- Заходите.
Аза, открывшая дверь, с удивлением посмотрела на неожиданного гостя.
- Это ко мне по делу, - объяснил Григорий.
В прихожей гость снял плащ и шляпу. У него были борода, длинные седые волосы и нездоровое бледное лицо, изрезанное глубокими морщинами. Григорий провёл его в комнату, служившую ему кабинетом.
- Слушаю.
- Когда-то я был профессором химии в Петербургском университете, - начал Бергер. - В 1922 году меня посадили на философский пароход и вывезли из России. Вы знаете, что такое философский пароход?
- Слышал.
- Наш пароход назывался "Обербургомистр Хакен". Вместе со мной плыли философы Бердяев, Франк и ещё много других. Из Петербурга нас доставили в Штеттин. Оттуда мы переехали в Германию. Со мной были жена и сын четырёх лет. При оформлении документов мы назвались немцами. Это помогло нам устроиться в Берлине, но обернулось бедой. В 1939 году сына забрали в вермахт, через три года он погиб в России. Для жены это был страшный удар, она заболела и умерла. А я остался один. Устроился техником в исследовательский центр фирмы Сименс, проработал там всю войну. Когда наши подошли к Берлину, немцы стали уничтожать архивы центра. Я воспользовался суматохой и часть документов увёз за город. А теперь я скажу, что это за документы. Центр выполнял заказы по проекту Зенгера, разрабатывал топливо для его ракеты. Поэтому я пришёл к вам. Вы же занимаетесь проектом Зенгера?
- Откуда вы знаете?
- У меня много знакомых немцев. Один их них работает в вашей комиссии.
- Вы хотите отдать документы мне?
- Нет, Григорий Александрович, я хочу их вам продать. Для человека, который считает себя русским, это не очень патриотично. Но я уже старый, мне нужно на что-то жить. Так что не обессудьте.
- Сколько всего документов?
- Килограммов двадцать. Я выносил их из центра в четыре приёма. Если бы меня задержали, меня бы немедленно расстреляли.