– Ты пока размещайся – мест свободных полно. Вечером обязательно приходи на кинопоказы: подъедут Блудман с Молокановым. Посидим, поболтаем. Ну, а мы пошли работать: нужно всё подготовить, технику настроить.
Гремя штативами, камерами и кофрами, они шумно двинулись внутрь гостиницы готовить свои кинопоказы. Я же подошёл к стойке ресепшн с просьбой заселить меня на пару дней («этого за глаза хватит») в одноместный номер.
Пока миловидная блондинка в очках заносила данные моего паспорта в компьютер, я подумал: а не попросить ли мне номер в дальнем конце отеля, ближе к той самой секретной лаборатории, где таинственный учёный создаёт своих кукол-биороботов? Однако, меня смущало то, что там наверняка до сих пор лежит и разлагается труп Эльвиры Улябиной. В самый разгар моих колебаний девушка протянула мне документы и ключ от номера, сказав, что он совсем рядом – по главному коридору второй поворот налево.
«Ну, и хорошо, – решил я, – размещусь недалеко от выхода. А до лаборатории учёного доберусь ближе к ночи, когда в гостинице всё утихнет».
Мой путь от ресепшн неожиданно пересекла группа щебечущих дам, окруживших импозантного мужчину с ярко жёлтым шарфом на шее и в костюме тропической раскраски: его пиджак украшали алые и зелёные попугаи в обрамлении пальм и экзотических цветов, на брюках пылали лимоны, бананы, клубника и ананасы. Вся эта делегация чуть не сбила меня с ног, и по их возбуждённым репликам я понял, что люди идут с научного семинара «Охрана и культивирование орхидей» смотреть выставку цветов.
Действительно, направо за стеклянной стеной я увидел большое количество стендов и стеллажей, сплошь заставленных экзотическими цветами. Я проскользнул за ними в этот выставочный зал. Радости и изумлению моим не было предела – в такую красотищу я попал!
Пока нарядный мужчина рассказывал очарованным дамам о своих впечатлениях от знаменитой Тайваньской международной выставки орхидей, откуда он только что вернулся, я с упоением окунулся в созерцание диковинных цветов. В просторном зале, нашпигованном различными кондиционерами, лампами, увлажнителями и конвекторами, передо мной раскинулся райский сад удивительных растений. Здесь было множество разнообразных одонтоглоссумов, анектохилусов, фаленопсисов, мильтоний, но как только я увидел свои любимые пафиопедилумы или Венерины башмачки – сразу бросился к ним. С восторгом разглядывая башмачки Валлиса и сравнивая их с расположенными рядом камчатскими – Циприпедиум Ятабе, я вдруг к своему неудовольствию услышал, как расписной мужчина объясняет почитательницам орхидей, что главной достопримечательностью этой выставки является фаленопсис Black Pearl, выведенный путём селекционной работы в Калифорнии и являющийся ныне суперпопулярным среди голливудских звёзд. Мол, этот цветок впервые привезли в Ульяновск – спешите лицезреть и наслаждаться!
Я тоже подошёл полюбоваться этим цветком, но он не впечатлил меня сильнее моих любимых Венериных башмачков, а его траурная раскраска вернула меня к мыслям об убитой Эльвире Улябиной, труп которой всё ещё разлагался где-то в отдалённых закоулках «Древа Хитрово». Я моментально вспомнил, что приехал сюда по делам, представил, как весь на нервах ждёт от меня новостей прячущийся в моей нижегородской квартире Игорь Скромный, и поспешил ретироваться из райского сада, оставив в нём цветастого ботаника с его чирикающей стаей.
Свой номер я отыскал довольно быстро, и он приятно удивил меня. Я сразу понял, какое сходство связывает «Древо Хитрово» с Безумным домом во вьетнамском Далате: комната была обставлена словно тропическая хижина – оклеена обоями из бамбука, вся мебель – исключительно из ротанга. Над кроватью раскинут антимоскитный балдахин, стены увешаны яркими тропическими пейзажами: белоснежные пляжи с пальмами где-то на берегах Южно-Китайского моря, выползающие из рек в джунглях аллигаторы, рыбаки в круглых вьетнамских лодках-корзинах и в конических шляпах «нон-ла». На одной из картин отчего-то в таких же конических шляпах были изображены и Владимир Ильич Ленин с детьми. Конечно же, это был Хо Ши Мин!
Меня поразил и туалет, совмещённый с ванной комнатой: потолок в этом помещении был полностью стеклянным и прозрачным с открывающейся широкой секцией. Создавалась полнейшая иллюзия, что выходишь справить нужду или принять душ во двор под открытое небо. Другое дело, что синь наших российских небес многократно уступает тропическим в яркости красок… Но проверив на практике работу унитаза и ванны, я в полной мере оценил замысел архитектора: это было по-настоящему благодатно и романтично!
Придя в благостное расположение духа, я достал из бара пару шкаликов коньяка, с превеликим удовольствием их выпил с устатку после ночной дороги и треволнений первой половины дня, закусил сладостями из холодильника и, растянувшись на кровати под москитным пологом, погрузился в сладкий тропический сон.
…
Проснувшись, я посмотрел на часы и увидел, что мой послеобеденный отдых растянулся почти на четыре часа. Умываясь под уже слегка вечереющим небом, я вспомнил о главной цели своей поездки: проверить помещение, где Игорь Скромный оставил труп Эльвиры Улябиной, убедиться, что тело её всё ещё там и моего приятеля никто не разыскивает. Я проверил в кармане переданный мне Гошей ключ от той комнаты и вышел из номера.
В главном и бесконечном как шоссе коридоре-стволе «Древа Хитрово» я обнаружил, что в отеле в этот час довольно многолюдно: навстречу мне то и дело попадались горничные, чаще – азиатской внешности, да и постояльцев было немало. Так что идти осматривать описанное Скромным место преступления сейчас было не резон.
Тут я вспомнил, что мой приятель Миша Моргунов приглашал меня этим вечером на организованную местным киноклубом ретроспективу фильмов Масленникова и Балабанова, где должны были выступить нижегородские киноведы Молоканов и Блудман. Чтобы убить время, я было направился в кинозал. Но по дороге, ощутив, что изрядно проголодался, решил зайти в ресторан. Проходя мимо выставки орхидей, остановился, чтобы ещё раз полюбоваться экзотическими цветами, и только потом не спеша отправился поужинать.
В ресторане рядом со мной за сдвинутыми столиками расположилась та самая весёлая щебечущая стая во главе со своим вожаком в цветастом пиджаке, которых я встретил днём при заселении в отель. Из их шумного гвалта я понял, что они уже вернулись с просмотра двух серий «Собаки Баскервилей» и, отужинав, собираются пойти досматривать «Жмурки». Мужчина в ярком костюме, энергично жестикулируя, так возбуждённо рассказывал о чём-то своим многочисленным спутницам, что, казалось, попугаи с его пиджака вот-вот соскочат и улетят обратно к себе в джунгли.
Я прислушался: оказалось – они обсуждают сцену из фильма, когда доктор Ватсон в исполнении Виталия Соломина и сэр Генри Баскервиль, сыгранный Никитой Михалковым, после званого вечера в честь прибытия в Баскервиль-Холл в комедийном ключе обсуждают произошедшее накануне в окрестностях Гримпенской трясины знакомство Ватсона с Бэрил Стэплтон. Оба джентльмена успели уже изрядно набраться к тому моменту, когда Ватсон обмолвился о встрече с вышеупомянутой девицей. Сэру Генри, влюблённому в Бэрил, оставалось только завидовать счастливчику-доктору, и потому он продолжал настойчиво расспрашивать, что ещё сказала ему при встрече эта красотка.
«Она сказала, что ещё рано любоваться красотами болота…ми, – отвечал, икая, доктор. – Орхидеи ещё не зацвели». – «Нет, а мне интересно, что она ещё сказала про орхидеи?» – дыша на Ватсона винными парами, не унимался сэр Генри. Ему были интересны про Бэрил любые подробности. Титаническим усилием приняв более-менее сидячее положение, доктор свесился с резной спинки кровати и пытался вспомнить, что ещё она говорила про красоты болот. Вспомнив, он кивнул и глубокомысленно заявил: «Они еще не зацвели», – после чего махнул рукой в сторону, как ему казалось, торфяных топей Дартмура и, пожав плечами, окончательно повис на спинке кровати в ожидании продолжения разговора. «А орхидеи ещё не зацвели… – повторил за Ватсоном сэр Генри и резким движением развернулся к другу. – Что бы это значило?» Выслушав адресованный ему вопрос, доктор наморщил лоб, пытаясь выстроить логическую цепочку либо уловить какой-нибудь мистический подтекст в словах мисс Стэплтон. Наконец, многозначительно подняв к потолку указательный палец и снисходительно пожав плечами, он произнёс: «Не зацвели, и всё». Что означало – смысл слов Бэрил об орхидеях для двух подвыпивших джентльменов так и остался неразгаданным.
