Не скажу, чтобы вся эта возня в каморках, что за актовым залом, доставляла мне удовольствие. Скучно, неловко и довольно глупо, по правде говоря. Но я понимала, что это плата за спокойствие. Теперь я официально была «телочка Димона».

Все эти пацаны, как я позже поняла, сами-то ничего не умели, хотя каждый делал вид, что он ходячая секс-машина и половой гигант. Да и если уж совсем начистоту, мы были мелкие. Мелкие и глупые. Трахались, потому что считалось, что это круто.

Зато парень научил меня водить машину. У его папаши в гараже пылилась раздолбанная «Лада», и когда тот лежал в отключке после пьянки, мы с Димкой гоняли по промзоне как сумасшедшие. До Шумахера мне далеко, но включить зажигание и тронуться с места могу.

Как же заверещала тетка, когда догадалась, что я собираюсь сделать! Для таких, как она, машина ценнее ребенка. От страха у меня тряслись руки, но я все сделала правильно. Чуть не заглохла на повороте, но все-таки справилась и вырулила куда надо.

Бабища застыла на дороге, как чугунная. Кажется, она была уверена, что у меня не хватит духу сбить ее. Но у меня бы хватило, еще как! Несколько секунд я была близка к тому, чтобы так и поступить.

Она была дурой психованной. Она едва не убила меня.

Но в последний момент что-то заставило меня выкрутить руль. Я чудом объехала ее, ободрав весь бок машины о дерево и с хрустом снеся зеркало, и, уносясь по грунтовке, слышала сзади полный боли вопль – словно это ей оторвало руку.

Добравшись до трассы, я заехала за брошенную заправку, нашла булыжник покрупнее и разнесла всю машину к чертовой матери. Стекла, двери, капот – раскурочила все! В рюкзаке у меня всегда были сигареты и зажигалка, и я набросала на сиденья сухой травы и подожгла ее. Правда, потухло быстро, так что эффектно удалиться на фоне взрывающейся тачки, как в фильмах, у меня не вышло.

Зато страх ушел. Растворился в моем дикарском стремлении обезобразить и уничтожить то, что было ценно для этого плосколицего чудовища.

Итак, я ехала с парнем, с которым была знакома десять минут, в неизвестное место и даже, говоря начистоту, в неизвестном направлении. Если бы он развернулся, пока я дремала, и двинулся к Сочи, вряд ли я бы что-нибудь заметила.

Люди думают, что в странных ситуациях они и вести себя будут странно. Но вот с вами что-то случается, а вы ведете себя как обычно. Это-то и есть самое удивительное.

Кирилл ни о чем меня не расспрашивал – рулил себе как ни в чем не бывало. До Великого Новгорода мы долетели без остановок, там остановились пообедать – и снова в путь.

Я заметила, что Кирилл ориентируется по навигатору. Он не бывал здесь раньше, голову даю на отсечение.

Когда проехали Петрозаводск, до меня дошло, что мы и в самом деле в Карелии. И тут меня охватил такой восторг, что я даже засмеялась вслух. Кирилл одобрительно глянул и улыбнулся.

– Здорово, правда?

– Здорово! – эхом повторила я, радуясь, что он понял.

Лес встал по обеим сторонам дороги, и я не могла насмотреться. Казалось бы, ну что такого: лес как лес, мало ли я бродила по перелескам, когда гуляла вокруг нашего «Прибоя», но здесь все было такое огромное! И воздух! И много неба над лесом, широкого и светлого, как бесконечная река, и в открытое окно тянуло водой и кувшинками, хотя никаких кувшинок не было видно.

Невозможно поверить, что только утром я сновала между столиками, дыша выхлопным газом и слушая вполуха Оксанину брань. А рядом все это время было столько красоты!

Заселение в коттедж почти не отложилось в моей памяти. Голова у меня была забита впечатлениями, как подушка перьями, они уже лезли наружу, и больше в подушку ничего не помещалось. Я пришла в себя только тогда, когда мы оказались одни.

– Здесь есть раскладной диван, – сказал Кирилл. Он вел себя непринужденно, как будто мы с ним сто раз путешествовали вдвоем. – Застелить тебе? Ты устала. Или сначала хочешь поужинать?

Я посмотрела на него очень внимательно. Нет, не похоже, чтобы он притворялся или играл в благородство: «Сделаю вид, будто я совершенно ничего от нее не добиваюсь, чтобы потом иметь возможность отыграться». Он просто заботился обо мне, кажется, без всякой корысти.

И вот тут я чуть не разревелась. Хотя вообще-то ни разу не плакса. За последние три года не сдержалась единственный раз – когда ко мне пришла Марина и сказала, что ни в чем меня не винит…

Нет, об этом не надо.

– А если я не хочу спать на диване? – спросила я.

Он улыбнулся.

– Тогда скажи сама, чего ты хочешь.

– Ну, во-первых, снять лифчик, мне в нем жарко, – призналась я, и мы засмеялись.

И так, смеясь, шагнули друг к другу и поцеловались, и это вышло легко и естественно.

И все, что у нас вышло дальше, тоже получилось легко и естественно. И совсем не похоже на то, что было с парнями в школе.

Пока они были в пути, Беспалов позвонил еще трижды. Выяснилось, что Павел Семенович обладает магической способностью буквально двумя фразами создавать эффект своего присутствия. Он просачивался сквозь динамик и ерзал на заднем сиденье; он распространял удушливый запах пота; он жестикулировал и задевал Сергея; он рассказывал о лекарствах, которые выпил по ошибке то ли Жека, то ли Жора, умолял о совете, шуршал упаковками и инструкциями. Бабкин, человек флегматичного склада характера, не злился, но недоумевал. Ему и раньше встречались мужчины, обвивавшиеся, подобно плющу, вокруг женщины, назначенной ими в дубы, – иногда матери, чаще – жены, – но он еще ни разу не видел, чтобы плющ с такой скоростью перекидывался на первое попавшееся дерево. Пару раз он был близок к тому, чтобы не отвечать на звонок. Однако клиент есть клиент. К тому же Беспалов мог сообщить, что его жена нашлась.

Они переночевали в мотеле на трассе и ранним утром двинулись дальше. В начале пути их то и дело обгоняли автомобили с московскими и питерскими номерами, но чем ближе они подъезжали к месту назначения, тем пустыннее становилась дорога. Последние двадцать километров они проехали, никого не встретив.

– Указатель на Озерный хутор, – встрепенулся Илюшин.

Теперь Бабкин вел машину медленно, открыв все окна.

– Чем это пахнет? – спросил Макар, принюхиваясь.

Сергей насмешливо покосился на него.

– Свежим воздухом.

Извилистая дорога через лес привела их к длинной бревенчатой постройке с узкими прорезями окон; в стороне виднелась баня и что-то похожее на амбар. Островерхая крыша постройки щетинилась антеннами. Простая деревянная вывеска над дверью извещала, что они попали в коттеджный комплекс «Озерный хутор». Ниже было уточнение: «ОТЕЛЬ».

– Давай встанем чуть в стороне, – сказал Илюшин. – Не хочу показываться раньше времени.

Они бросили машину на обочине и пошли по широкой натоптанной тропе, уводящей через лес вдоль берега. Под ногами похрустывали шишки, земля была усеяна пожелтевшей хвоей. Не было слышно ни разговоров, ни шума машин – только птичьи голоса и гул ветра в кронах. С озера дул сильный теплый ветер.

– Впереди коттедж, – сказал Макар, прищурившись.

Он был совершенно такой, как на фотографии: с широкой верандой и окнами, в которых отражались деревья и небо. Облака заплывали внутрь и исчезали в глубине.

Будь Сергей один, он для начала постоял бы, решая, что делать дальше. Но Илюшин без раздумий зашагал к крыльцу, напевая под нос.

– Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены, – расслышал Бабкин.

– Только не бардовская лабуда, – простонал он, пытаясь нагнать напарника.

Макар уже мурлыкал о янтарной сосне и лесном солнышке. Он легко взбежал на крыльцо, постучал.

– Где, в каких краях…

Дверь открылась, и взглядам сыщиков предстала исчезнувшая жена Павла Семеновича, живая и невредимая.

Вопрос «…встретишься со мною» повис в воздухе.

– Нанял частных сыщиков, – медленно повторила Беспалова.

– И написал заявление в полицию, – добавил Илюшин.