– По собакам? – переспросил Илюшин.

– Да. Они скулили, просились на улицу, а потом Шерлок сделал лужу в коридоре. Тут мы с мальчиками поняли, что мамуля не вывела их с утра. Кинулись ей звонить – а телефон недоступен.

Илюшин стал задавать традиционные вопросы об отношениях в семье, о привычках исчезнувшей женщины, о ее здоровье, о друзьях и работе. «Заместитель начальника планово-экономического отдела… – быстро записывал Бабкин. – Женаты двадцать пять лет… Подруг нет, досуг проводит с семьей… Машину не водит. Родители живут в Обнинске, приезжает к ним дважды в год на праздники».

На вопрос об увлечениях Беспалов живо закивал:

– Как же, как же! Танюша очень любит готовить!

– А что-нибудь вне дома?

Он задумался.

– Вне дома, вне дома… Нет, ничего не приходит в голову.

Павел Семенович не смог вспомнить ни странных звонков на телефон жены, ни изменений в ее поведении, ни новых знакомств. Все выглядело так, словно размеренную жизненную рутину ничего не нарушало.

– А что с работой? – спросил Илюшин. – Коллеги и начальство не проявили беспокойства из-за ее исчезновения?

– Дело в том, что с понедельника она выходила в отпуск. Конечно, я приехал в их офис в понедельник с утра. Пришлось очень долго ждать на пропускном пункте… меня не хотели пускать! Меня! Ее мужа! – Он начал горячиться, вытер вспотевшие ладони о колени. – В конце концов показались какие-то две дамочки, сообщили, что понятия не имеют, где Таня. По-моему, они решили, что я пьян. Но она никогда раньше не исчезала!

«Вышла с утра за хлебом, дальше что-то случилось? – прикинул Макар. – Нет, исключено. Собачник не пойдет в магазин, не выгуляв прежде своих питомцев».

Тем временем Бабкин пытался добиться от хозяина, какие вещи его жены исчезли из квартиры.

Павел Семенович не совсем уверенно подвел его к шкафу.

– Нет ее паспорта и мобильного, я уже искал. И следователь расспрашивал. Кошелек исчез. Деньги, которые были дома, лежат в ящике… – Он показал три пятитысячных купюры. – Но что касается одежды… У меня плохая память на эти все юбки, жакетики… Вот костюм ее на месте. А все остальное…

– Посмотрите, пожалуйста, что с обувью, – попросил Сергей.

Беспалов и здесь был бессилен. Кажется, сказал он, не хватает одной пары… Такой жесткой, черного цвета… А может быть, и кроссовок. Или это были кроссовки Жеки…

– Хорошо, а косметика? Кремы? – попытался Илюшин.

Павел Семенович жалобно посмотрел на него.

– Можно вы сами поглядите в ванной? Там этих баночек тысячи!

Баночек в ванной оказалось пять.

– Расческа на месте, – сказал Макар, осматривая полки, – но расчёсок у женщины может быть больше, чем волос. Зубных щеток – четыре, значит, по крайней мере, она не взяла свою. Мы пока даже не можем понять, вышла ли она из квартиры с сумкой или с пустыми руками.

– Паспорта нет, – напомнил Бабкин.

– Муж мог его не найти. Давай осмотрим комнату.

Но ни осмотр, ни разговор с сыновьями Татьяны Беспаловой – угловатыми неряшливыми парнями в грязных футболках, по которым можно было определить, чем завтракали их владельцы, – не принесли ничего нового. Старший рассказал, что звонил в Обнинск. У родителей Татьяна не появлялась.

– Павел Семенович, как давно вы обращались в бюро регистрации несчастных случаев? – спросил Илюшин.

– Что это такое?

– Сводная база по моргам и больницам.

Беспалов побледнел и ошарашенно уставился на него.

– Б-больницы? З-зачем?

Сергею Бабкину редко доводилось видеть, чтобы его друг терялся с ответом, но здесь и Макар опешил.

– То есть как… – растерянно сказал он. – Если человек пропадает без вести, логично первым делом проверить, не случилось ли с ним…

Беспалов не дал ему заговорить, отчаянно замахав руками.

– Нет-нет-нет! Абсолютно исключено! Танюша – абсолютно здоровая женщина, никогда ничем не болела… Ну, простуда в прошлом году… Но она даже гриппом от меня не заражается, а я, между прочим, сваливаюсь каждую зиму, а иногда и дважды за сезон! – Бабкину показалось, что это составляет предмет гордости Павла Семеновича. – Никаких моргов, никаких больниц! Кроме того, я ведь написал заявление! В милиции наверняка сделали все, что требуется!

Сыщики переглянулись.

– Павел Семенович, я был уверен, что вы все проверили, – осторожно сказал Макар. – Прежде чем начинать расследование, нужно убедиться, что ваша жена не попала в…

– Я вам заплачу! Вы проверяйте! А я… – Беспалов вытер вспотевший лоб. – Я, извините, нет. Не могу. Просто не могу! Это… так страшно!

– Но у вас два взрослых сына, – не удержался Сергей, представив, что всю эту неделю несчастная Беспалова провела в реанимации. – Это могли бы взять на себя они…

– Вешать на мальчиков такую ношу?!

«Мальчики? На них пахать и пахать!»

Бабкин проглотил это неуместное возражение, поймал взгляд Илюшина и, извинившись, вышел из комнаты.

«Инфантил. Жене полтинник, с ней может произойти все, что угодно, а он голову сует в песок, как страус…»

– Саня? Это Сергей Бабкин, – сказал он в телефон, прикрыв за собой дверь комнаты и убедившись по привычке, что его никто не подслушает. – Можешь кое-что разузнать для меня? Запиши, будь добр… – Он продиктовал данные исчезнувшей женщины. – Подожди, проверю дату рождения… Ага, семнадцатое октября. Шестьдесят девятого.

Вернулся он двадцать минут спустя и на молчаливый вопрос Макара коротко качнул головой. Нет, Татьяны Беспаловой не было ни в больницах, ни в моргах. И никого похожего по описанию.

Перед уходом Сергей обошел подъезд. Видеокамеру над входной дверью жильцы не ставили. Консьержка, сидевшая на дежурстве, поклялась, что утром в день исчезновения Беспаловой ничего не видела. Отлучалась ли она со своего места? Конечно: с семи утра до девяти отмывала подъезд. И полиции она сказала то же самое. Да, ее расспрашивали три дня назад.

«С семи до девяти», – записал Бабкин. Что ж, хоть какой-то временной промежуток.

Утро было солнечное, но к полудню посыпал мелкий дождь. Закрыв за собой дверь подъезда, Бабкин поежился, полез в рюкзак за зонтом, который подарила Маша, и обнаружил, что забыл его в машине.

«Тьфу ты, черт». Жена уехала два дня назад, и за эти два дня он, кажется, исчерпал всю рассеянность, отпущенную ему на год.

– Хочешь взяться? – спросил он Илюшина, безмятежно шлепавшего под дождем. – Зацепок мало, семья ни черта не знает. И что мы будем делать, если окажется, что она сбежала с любовником?

Они искали пропавших людей, иногда – погибших, но никогда не занимались слежкой за неверными мужьями и женами; Бабкин часто думал, что частному сыщику, берущемуся за подобные дела, ниже падать уже некуда. Он не смог бы ответить на вопрос, почему его напарник выбрал эту работу, но о себе знал: его привлекала деятельность, которая, как бы напыщенно это ни звучало, приносила пользу обществу. При этом на само общество ему было, по большому счету, наплевать; он вкалывал как проклятый только ради ощущения, что делает что-то значимое, а следовательно, и сам имеет некую ценность. До встречи с Машей это был единственный смысл его жизни, и он не думал, что возможен другой. В идеальном мире, где родился бы идеальный Сергей Бабкин, он стал бы хирургом. В существующем ему пришлось заниматься сначала поиском преступников, затем – тех, кто пропадал из-за них. Или просто пропадал.

Когда ему было двенадцать, бабушка однажды с осуждением сказала о соседе, человеке никчемном и ни к какой осмысленной деятельности не годном: «Живет как ноги переставляет». Маленький Сережа отлично понял, что она имела в виду. Он представил беднягу-соседа в образе зомби, бессмысленно шатающегося по окрестностям, и решил, что сам так шататься не будет.

Кризис самоидентификации благополучно миновал его: Бабкин всегда знал, кто он такой. И то, что он знал, его устраивало.

– Татьяна Олеговна, шестьдесят девятого года рождения, замначальника планово-экономического отдела, замужем, двое детей, – задумчиво перечислил Макар. – Исчезает субботним утром, ни слова не сказав мужу и детям. Прошло семь дней. У родителей ее нет. С семьей она не связывалась.