— А ты? — тихо спрашивает Игорь, прищурившись. — Ты тоже собственница жуткая?

И взгляд такой, словно видит насквозь. И в рыжих глазах – смешинки. Смеешься, значит, соседушка дорогой? Ну-ну.

— А я – это я, — бурчу, отвернувшись.  Больше не разговариваем. Ловкие пальцы гладят по голове, и от нежных прикосновений по венам растекается тепло. Оказывается, очень удобно лежать на парне, чувствуя его ровное дыхание и биение сердца. Украдкой обнюхивать его, как самая настоящая кошка, и балдеть от запаха его тела. Пробовать на вкус, едва касаясь губами влажной кожи. Узнавать. Ощущать. Запоминать. И медленно проваливаться в сон. Все-таки ухойдокал меня соседушка своими ласками. Поерзав, устраиваюсь поудобнее. Ловлю рваный выдох. Горячие ладони ложатся на поясницу, прижимая крепче, не позволяя ерзать. Ну и ладно. И так неплохо. И с единственным насущным желанием – выспаться – поддаюсь сладкому искусителю Морфею. И засыпая, слышу тихий голос Игоря:

— Тимыч не обидит Польку. И я тебя, - тихий вздох и прикосновение губ к волосам. - Спи.

Ну я, собственно, и не против.

Еще не открыв глаза, понимаю – Игоря нет и, причем давно. Странное чувство и до невозможности поганое: просыпаться одной в постели. Переворачиваюсь на бок и подминаю под себя подушку, на которой спал соседушка. Зарываюсь в нее лицом и втягиваю носом его аромат: чуть горьковатый с ноткой табака и коньяка. И в груди расцветает солнечный цветок, тонкими лепестками будоражащий тело и нежностью растекающийся по венам.

Вздыхаю, нервно хихикнув. М-да, Маруся, это уже диагноз.

Раскинув руки, падаю на спину и утыкаюсь взглядом в потолок, расчерченный тонкими полосами солнечного света. А еще через минуту подскакиваю на ноги и вприпрыжку метусь в душ. И пусть Игорь сбежал, чувство неимоверного счастья переполняет меня до краев. Уверена, вернется мой соседушка, как пить дать. И это знание окрыляет, делает почти невесомой, несмотря на тянущую боль в мышцах.

Выбравшись из душа, надеваю вязаное платье с широким воротом, и на кухню. Позавтракать не помешает, а потом решить, что делать сегодня. Занятия с учениками (а у меня их всего четверо) перенесла на посленовогодние деньки. Заказов тоже не поступало, иначе Степа уже вызвонил бы меня. Значит, на сегодня выходной. Взъерошив волосы, улыбаюсь и замираю на пороге кухни. С улыбкой на губах и руками, приподнявшими кудри. На столе стоит бумажный пакет с нарисованным смайликом и надписью: «Съешь меня».  А рядом полный стакан рыжего сока с еще одной запиской: «Выпей меня».

Хохоча, заглядываю в пакет. Запах молока и свежей выпечки пьянит и заставляет желудок заурчать от голода. Маленькие круглые булочки хрустят и тают во рту, сладкие, еще теплые и невероятно вкусные. Как и мой любимый персиковый сок.

Нет, в этого мужчину нельзя не влюбиться. О завтраке позаботился, надо же. Очуметь можно. Я только и успеваю подумать об этом, как на столе тренькает входящим сообщением телефон.

«Просыпайся, красотулечка, и тяни свою прекрасную попу на кухню».

Чувствуя, как щеки заливает румянец, торопливо набираю ответ.

«Моей попе кухня противопоказана».

И представляю, как Игорь сейчас улыбается. И в его янтарных глазах сверкают смешинки. И вдруг до одури хочется услышать его голос и сказать какую-нибудь глупость. Просто, чтобы он там, где бы сейчас ни был, знал, что я скучаю по нему. Просто поделиться своим счастьем. А телефон снова оживает входящим сообщением.

«Твоей попе противопоказаны приключения. Так что дуй на кухню и жди меня».

И желание спросить, как долго его ждать, колет пальцы. Но вместо этого я откусываю кусочек хрустящей булочки и набираю всего пару строк: «Спасибо за завтрак. Уже скучаю».

И плевать на все. Пусть думает, что хочет. Сейчас мне просто жизненно необходимо, чтобы он знал: я рядом и я скучаю. И пусть ответных сообщений больше нет – не страшно. Я не строю иллюзий и не заглядываю в будущее. Мне хорошо с Игорем здесь и сейчас. Остальное неважно.

Доев завтракать, отзваниваюсь отцу, от которого на телефоне куча пропущенных. Перезваниваю маме, от которой не ускальзывают мои эмоции. На мгновение она замолкает, а потом вдруг:

— Кто он?

— Кто? — ее вопрос сбивает с толку.

— Тот, в кого ты влюблена.

И от ее уверенности вышибает дыхание. Нет, не может быть. Влюбиться за два дня. Так не бывает. Но моя мама, похоже, совсем другого мнения.

— Я в твоего отца влюбилась, едва увидела, — ее голос теплеет и я слышу мечтательные нотки. — И ерунда, если говорят, что нельзя полюбить в шесть лет. Можно. Это ему понадобилась куча лет, чтобы понять свои чувства. А мне достаточно было увидеть его глаза. И я, девочка моя, люблю его до сих пор. И никогда не разлюблю. Так что…

А я не знаю, что ответить. Да, я знаю, что мои родители любят друг друга так, что иногда кажется, будто они только познакомились. Так пылко любят в самом начале отношений, когда целуешься у всех на глазах, когда скучаешь до одури, когда все мысли только о любимом, когда страсть искрит и пылает. Как будто у них медовый месяц. И так каждый день вот уже много лет. Но разве их чувства похожи на то, что плавится внутри меня, стоит подумать об Игоре, вспомнить его глаза, голос, прикосновения? Разве дикое желание видеть его рядом, засыпать и просыпаться с ним в одной постели, завтракать и смеяться от его шуток, целоваться так, будто нет ничего в мире важнее – и есть любовь?

— Он хоть хороший? — разбивает сомнения мамин голос.

Хороший ли мой сосед? Да я понятия не имею, так и хочется ответить, но вместо этого:

— Самый лучший, — и улыбка поселяется на губах.

Мама в трубке мягко смеется. Сейчас бы забраться к ней под бок и долго-долго рассказывать ей о мужчине, который все-таки украл мое сердце. О том, как он всю ночь не выпускает меня из своих крепких рук. О том, что он чешет затылок, когда задумывается или растерян. О том, как целуется нежно и требовательно. О том, что он не любит скорость и не сводит с меня глаз, когда я веду машину. О черной кошке на его лопатке и шрамах, что белесыми нитями прошили его сильное тело. О его силе и нежности в солнечных глазах. Рассказать, что он не любит кофе, потому что кроме горечи ничего не чувствует. И что он давно и безнадежно влюблен в высоту. И что я ничегошеньки о нем не знаю: ни о его семье, ни о работе. Только то, что вижу и чувствую. Но достаточно ли этого?

— Всему свое время, доченька, — успокаивает мама. И я понимаю, что таки наговорила ей кучу всего ненужного и непонятного даже самой себе. — Ты главное – не отпускай. Если любишь – не отпускай. И ничего не бойся. Поняла?

Киваю, а потом неожиданно смеюсь.

— Ох, мамочка, ну ты как скажешь тоже.

И слышу звук проворачиваемого  ключа в замке. Легок на помине. Надо же. И наспех распрощавшись с мамой, выскакиваю в коридор. И даже ногами переступаю в нетерпении. Вот он сейчас войдет и я…и я застываю, как вкопанная. Улыбка сползает с лица, сменяется недоумением. В распахнутых дверях появляется высокий холеный блондин в дорогом костюме с букетом кроваво-красных роз в руках.

— Доброе утро, дорогая, — нагло улыбаясь, выдает он. И в пару шагов оказывается рядом со мной. — Встречаешь меня. Как трогательно и…

Под его голодным взглядом невольно передергиваю плечом, натягиваю ворот и вздергиваю подбородок.

— Какого лешего приперся? — спрашиваю, мечтая только об одном: огреть бы его чем-нибудь потяжелее. Да как назло – ничего подходящего под рукой.

— К тебе, золотая моя, к тебе, — и отшвырнув букет, неожиданно притягивает меня к себе и впивается в губы поцелуем.

Становится противно. И тошнота подкатывает к горлу. А Федька прижимает меня к себе, зажав руки за спиной, настолько тесно, что не остается места для маневра. А врезать ему хочется до зуда в вывернутых ладонях. И от злости, горечью затопившей рот, кусаю Федьку за губу. Он шипит, слегка отстранившись. Но не выпускает, блуждает мутным взглядом по моему телу. А я мысленно прошу, чтобы вот сейчас, в эту самую минуту, вернулся Игорь и избавил меня от этого. Но в жизни сказок не бывает – с детства усвоила урок. Остается ждать, когда Федька меня отпустит, даст немного свободы. И тогда я смогу…