«Сейчас я умру», — успела подумать Марианна, теряя сознание.

Она очнулась на большой поляне, посреди которой чернокожие раскладывали большой костер. Пошевелиться было нельзя — и Марианна, и лежащий рядом Крэг были крепко связаны тонкими лианами. Туземцы поглядывали в их сторону, облизываясь.

«А могут нас в Африке съесть?» — припомнились ей слова бедняжки Лауры. И ответ Жоливаля: «Могут».

— Крэг, — прошептала она, — неужели мы попали к каннибалам?

— Похоже на то, — мрачно сказал Крэг. — Костер явно для того, чтобы нас изжарить.

Марианна закрыла глаза, чтобы не видеть приготовлений к каннибальской трапезе, и принялась шептать молитву. Ее подняли первую и повели к костру.

Она уже приготовилась принять смерть достойно, как вдруг один из туземцев громко закричал, указывая на Марианну и на странную статую, стоявшую неподалеку от костра.

Негры завертели головами, разглядывая статую и Марианну, а потом упали ниц и жалобно затараторили на своем языке.

Некоторые из них воздевали руки к небу.

Все это было похоже на молитву, а когда туземцы начали приносить мясо, оружие и какие-то камушки и складывать их к ногам Марианны, она поняла, что ее принимают за богиню.

Чернокожие все время указывали на статую, и удивленная Марианна тоже повернула голову к ней.

Она увидела себя.

Это была фигура, когда-то украшавшая нос бесславно погибшей «Доброй надежды» — корабля Язона Бофора.

Глава II

ЖИВАЯ СВЯТЫНЯ

Прошло уже более трех недель, а Марианна все еще не могла привыкнуть к тому, что с ней обращаются, как с сошедшей с небес богиней. Женщины, заплетавшие ее роскошные волосы, сперва боялись даже прикоснуться к ним. У них самих были очень забавные, по мнению Марианны, прически — волосы на лбу собирались в пучок, а на затылке выбривались. И мужчины, и женщины носили такие прически, правда, женщины украшали свои пучки цветами или ягодами.

С туземцами Марианна объяснялась при помощи жестов, но самые сообразительные из них уже понимали целые фразы — язык, на котором говорила Марианна, казался им божественным, и они с восторгом ловили каждое ее слово и были счастливы, когда им удавалось понять его смысл.

Крэга очень веселило, что приветствовать друг друга в племени было принято хлопаньем в ладоши. Он каждое утро старался встретиться с возможно большим количеством людей и возвращался в свою хижину с красными, отбитыми ладонями, но очень довольный.

— Надо будет увезти это племя в Европу и приводить на их концерты певцов, — шутил он. — Певцы будут наверняка счастливы!

Племя, которое поначалу захватило их в плен, а затем возвело в разряд богов, называлось топи. В первые дни своего пребывания там Марианна, не зная, как общаться с туземцами, произнесла слово «мванга», которое когда-то упоминал бедный Россиньоль.

— Мванга-мванга! — закричал вождь племени, и на лице его появилось злобное выражение.

— Мванга! — остальные туземцы, присутствовавшие при этом разговоре, забили себя кулаками в грудь и агрессивно посмотрели на Марианну.

После чего молодая женщина поняла, что племя мванга находится неподалеку и с топи очень враждует.

Вождя племени топи звали Баомбо, и он был самым умным среди туземцев. Страшно коверкая английский язык, он рассказывал Марианне о статуе с «Доброй Надежды», которая, по словам Баомбо, упала с небес.

— Бог — небо. Это бог — небо упал! — Баомбо указывал на статую, потом благоговейно смотрел на Марианну. — Ты — бог!

Почти каждый вечер Марианна учила Баомбо и других туземцев английским фразам и словам.

— Марианна, зачем вам это нужно? С ними можно прекрасно общаться при помощи жестов. Они и между собой так общаются, — говорил ей Крэг. — Мне кажется, что у них существует не более сотни слов, которыми обозначено самое необходимое. А вы учите их другому языку.

— Во-первых, мне не нравится размахивать руками, когда мне всего лишь хочется пить, — сказала Марианна. — А потом, нам когда-нибудь придется двигаться дальше, и я хочу, чтобы у нас с вами, Крэг, были надежные проводники.

О’Флаерти развлекался вовсю. Он ходил вместе с туземцами охотиться на буйволов, выучил несколько их песен и много общался с местными женщинами, которые сшили ему одежду из буйволиной шкуры.

— Крэг, вы, наверное, жалеете о своей белой коже, — подтрунивала над ним Марианна.

— Нисколько, — отвечал ирландец. — Они видят, что я другой, к тому же немалую роль играет наше с вами божественное происхождение, и слушаются меня во всем. А женщины-топи просто прелестны, таких я даже на Таити не встречал.

Марианна не разделяла его мнение — женщины этого племени казались ей боязливыми, запуганными существами. Но как-то раз, услышав из хижины Крэга звонкий женский смех, она поняла, что Крэг, возможно, был прав.

Неподалеку от поселения топи протекала большая река, которая называлась Каяфи. В Каяфи водилось множество гиппопотамов, которые поедали посевы топи, и туземцы нещадно убивали этих животных.

По счастью, племя топи оказалось вовсе не каннибальским. Просто у них было принято сжигать своих врагов на костре, как объяснил Марианне Баомба.

— А почему вы решили, что я — враг? — поинтересовалась молодая женщина.

Баомба был лаконичен:

— Белый — другой. Другой — враг. Есть враг — нет.

Питались топи ягодами, растениями, по вкусу напоминавшими кукурузу, и мясом. Крэг и Марианна с восторгом приняли приглашение на трапезу, состоявшую из гиппопотамьего мяса.

Топи нанизывали куски мяса на толстые ветки и жарили их над костром. Марианна последовала их примеру и зажарила для себя аппетитный кусок. Мясо гиппопотама по вкусу очень напомнило ей свинину.

— Я думала, что это будет что-то необычное, а оказалось — самая обыкновенная свинина, — пожаловалась она ирландцу.

— Гиппопотам и есть свинья, только большая, — меланхолично заметил Крэг, уплетая мясо, поджаренное для него Нья-Нья — милой туземкой, чье имя в переводе на английский означало «лиана».

Впоследствии Марианна убедилась в правоте О’Флаерти. Баомба пригласил ее поучаствовать в охоте на гиппопотамов, и молодая женщина согласилась.

Во главе небольшого отряда туземцев, вооруженных копьями и камнями, они подошли к реке. В воде медленно покачивались громадные серые туши. Изредка гиппопотамы распахивали розовые пасти, обнажая желтые клыки.

— Какие они огромные… — изумилась Марианна. — Но каким же образом гиппопотамы могут наносить вред посевам? Им же потребуется уйма сил, чтобы просто выбраться на берег!

— Однако они это делают, — сказал Крэг.

А Баомба добавил:

— Большой гиппо — плохо. Есть ваоза, весь ваоза съедать! Мы убить гиппо.

Марианна заметила любопытную мордочку маленького гиппопотамчика, сидевшего на загривке матери, и подумала, что ради ваозы — растения, похожего на кукурузу, — детенышей убивать не стоит.

Она сказала об этом Баомбе, но вождь был непреклонен.

— Большой гиппо — плохо.

Медленно переваливаясь, из воды на берег выбрался старый гиппопотам. Его серая шкура была покрыта множеством рубцов и шрамов.

— Они часто дерутся между собой, — сообщил Крэг. — Этот, должно быть, просто чемпион.

Однако противостоять граду копий, полетевших в него, животное не смогло, и вскоре тяжелая неподвижная туша громоздилась на берегу, и туземцы радостно суетились вокруг нее, освежевывая гиппопотама.

Вечером на ужин снова была «свинина», и туземцы радостно переговаривались между собой, указывая на распяленную на шестах шкуру гиппопотама.

После еды Марианна зашла в хижину Крэга.

— Крэг, — сказала она, — вам не кажется, что нам пора отправляться в путь? Вы, я надеюсь, окончательно выздоровели?

— Да, — кивнул ирландец. — У этих чертей куча разных трав и корешков, которые лечат почище любых наших лекарств! Они в два дня поставили меня на ноги.

— Я разговаривала с Баомбой, — продолжала молодая женщина. — Он знает, где находится Зоуги, и может дать несколько людей, которые отведут нас туда. Возможно, он тоже отправится вместе с нами, потому что на пути до Зоуги могут встретиться мванга.