— Кроме меня, тебя видел только один человек — мой слуга, он же кучер. А он никому не скажет.

Через несколько минут Марианна наслаждалась крепким и горячим бульоном. Еда вернула ей силы, и Марианна, делая перерывы для того, чтобы передохнуть, смогла рассказать кардиналу о своих злоключениях. Он слушал ее молча, хотя в его серых глазах мелькала уйма вопросов.

Услышав последнюю часть истории Марианны, он помрачнел.

— Ты была у Наполеона?

— Да, — сказала Марианна.

Она потянулась было к цепочке на шее, чтобы показать крестному перстень, но жестокий блеск в его глазах остановил ее.

— Я была у него, — повторила она чуть настороженно.

— И как он выглядит? — поинтересовался де Шазей.

— Неважно, — ответила Марианна правду. — У него болит бок, и он беспокоится о том, что его могут отравить.

Больше она решила ничего не говорить крестному Тогда, в Москве, он был совершенно иным — тихим и просветленным, собиравшимся служить лишь Богу, и кто, как не он, просил Наполеона мирно править миром… А сейчас от его умиротворенности не осталось и следа — это был не посвятивший свою жизнь Богу старец. Это был глава ордена иезуитов.

Марианна решила не спрашивать крестного, что он делает на острове Святой Елены.

— Наполеон очень болен, и похоже, что дни его сочтены, — с болью сказала она. — Это так ужасно, когда последние месяцы жизни некогда великого монарха проходят в страхе перед убийством.

Крестный, немного помолчав, спросил:

— А какой страх гнал тебя ночью в Джемстаун — пешую и промокшую?

Марианна коротко рассказала о требованиях Гудсона Лоу и о грозившей ей тюрьме.

— Мне необходимо бежать отсюда, крестный, — сказала она в конце рассказа. — Вы всегда помогали мне, когда никто уже не мог ничего поделать.

— Тебе необходимо исчезнуть отсюда, и тебе не менее необходимо попасть в Африку, — произнес крестный. — Судьба хранит тебя, Марианна, — завтра утром с острова отплывает французский корабль. Он принадлежит Сенегальской французской компании. На нем ты и уплывешь, я знаю капитана.

— Судьба действительно хранит меня, — прошептала Марианна.

— «Раджа» уходит на рассвете, что весьма выгодно, — сказал кардинал. — Тебя никто не увидит, и капитан Гринье будет уверен, что все в порядке.

Марианна обреченно всплеснула руками:

— Нет, крестный. Меня увидят часовые на побережье. Губернатор наверняка уже разыскивает меня по всему острову. Может быть, уже сегодня сюда ворвутся солдаты. А до отхода «Раджи» еще почти два дня…

— Не беспокойся, — сказал крестный. — Тебя наверняка будут искать поблизости от твоего дома — вчера была ужасная погода, и никто не поверит, что такая хрупкая женщина, как ты, способна верхом преодолеть такой опасный путь. Сюда солдаты губернатора доберутся завтра, а может, и позже. Будем надеяться, что они тебя не найдут. Я не вызываю подозрений у местных жителей. А сейчас мне надо уйти. Постарайся уснуть.

Колено Марианны, натертое кардиналом какой-то остро пахнущей мазью, уже не болело, и она могла свободно передвигаться по комнате. Она решила подойти к окну, чтобы увидеть, что происходит на улице.

Рядом с домом двое верховых солдат разговаривали с толстой женщиной в коричневом платье, которая держала большую корзину с рыбой. Корзина мешала толстухе жестикулировать, и она то ставила ее на землю, то, убоявшись уличных воров, снова брала в руки. Из движений рук женщины Марианна не поняла ничего, зато жесты солдат и некоторые слова, доносившиеся с улицы, были предельно ясны: солдаты искали ее, Марианну. Крестный ошибся, и губернаторские ищейки добрались до Джемстауна гораздо раньше, чем он предполагал. Возможно, виной тому была оброненная Марианной по пути в город накидка или мертвая лошадь де Бальмена, но так или иначе, они были здесь и, судя по всему, заглядывали под каждый камень и обыскивали дома. Марианна услышала, как они постучали в дверь. Она постаралась неслышно задвинуть щеколду, и это ей удалось.

— Пошли, никого нет дома! — раздался грубый голос. — Здесь, говорят, живет хилый старикашка!

— Вечером навестим его еще разок, — сказал второй голос. — В тихом омуте, знаешь ли, черти водятся. Зайдем специально попозже, чтобы застать его врасплох.

Солдаты принялись стучать в дверь соседнего дома, а Марианна отерла со лба холодный пот. Чудодейственная мазь крестного совсем излечила ее, и она могла выходить хоть сейчас, если бы не боялась, что жители Джемстауна узнают ее. Но с наступлением темноты она должна будет покинуть дом крестного — ищейки не остановятся перед тем, чтобы обыскать комнату.

Если капитан Гринье согласится, чтобы она взошла на борт корабля за день до его отправления, будет хорошо. Но этот ее поступок может вызвать у него подозрения, она попадет в такое же положение наполовину пленницы, в котором была на «Элоизе».

На «Элоизе»?! Ах, если бы ей удалось попасть на борт «Элоизы» и укрыться в трюме на эту ночь! К тому же предоставляется шанс помочь Крэгу О’Флаерти.

— Марианна, с тобой все в порядке? — спросил де Шазей, вернувшись. — Я ошибся, считая Лоу нерасторопным и недалеким, — его солдаты рыщут по городу.

— Они уже стучались в дверь! — сообщила Марианна. — И собирались вернуться, как только стемнеет, чтобы застать вас врасплох. Мне надо уходить, тем более что колено у меня совершенно не болит.

Она рассказала крестному о своем желании проникнуть на «Элоизу», и они решили, что Марианна наденет светлый плащ, потому что вечером на остров ляжет туман, — после дождливого дня всегда так бывает.

«Мне помогает сама природа», — думала Марианна, неслышно скользя по причалу. Светлый плащ и белая шапочка, скрывавшая темные волосы Марианны, надежно прятали ее от чьих-либо глаз. У тумана был только один недостаток — Марианна с трудом различала названия кораблей и очень боялась перепутать «Элоизу» с другим судном.

Крестный обещал поговорить с капитаном Гринье и был уверен, что тот согласится принять на борт его племянницу. Так что дело было за Марианной — ей предстояло провести ночь на «Элоизе» незамеченной и после благополучно добраться до «Раджи».

Готье де Шазей, отлучавшийся за этот вечер еще раз, чтобы купить Марианне дорожную одежду, принес радостную весть: солдаты нашли женщину, похожую на Марианну, но из-за тумана не решились ехать по горной дороге, а более спокойный путь размыло дождем. Так что женщину повезут в Планштейн-хаус назавтра днем, и у Марианны есть время действовать.

Наконец блеснуло название: «Элоиза». Обрадованная Марианна легко взбежала по трапу и осторожно, боясь поскользнуться и привлечь чье-то внимание, пошла по влажной от тумана палубе.

Она очень опасалась вахтенного матроса, который, заметив ее, наверняка поднял бы шум. Но вахтенный не попался ей навстречу, и Марианна без помех спустилась в трюм. Точнее, не спустилась, а притаилась на лестнице, ожидая услышать голоса Хью и Брайана и лихорадочно придумывая, что она им скажет.

Однако ее встретила гробовая тишина. Марианна осторожно заглянула через перила — ни Хью, ни Брайана не было на своих обычных местах. В трюм можно было свободно пройти, что и не преминула сделать Марианна, ежеминутно оглядываясь. В ее чемоданчике лежал острый и довольно тяжелый кусок железа, который она собиралась передать Крэгу, чтобы он попробовал открыть замок своей клетки. Ничего более удобного ей достать не удалось.

Марианна вошла в трюм и едва не лишилась чувств от царившего там тяжелого запаха. Пройдя к клеткам, она поняла причину этого запаха — клетки были неубраны, солома гнила, и некоторые из пленников лежали совершенно неподвижно. Присмотревшись внимательнее, Марианна догадалась, что они мертвы.

Но Крэг О’Флаерти был жив. Он сидел в углу своей клетки, рядом с охапкой гниющей соломы, и мерно раскачивался из стороны в сторону.

— Крэг! — тихо позвала Марианна, еле сдерживаясь, чтобы не зажать нос.

— А, это вы, — безразлично произнес О’Флаерти. — Что нового?

Марианна была поражена.