Марианна заметила, что в последнее время с ней начало твориться что-то неладное. Она то беспричинно плакала, то ей хотелось чего-то невозможного, вроде звезды с неба, и она снова начинала плакать из-за того, что никаким образом не могла получить эту звезду.

По всей видимости, желание прокатиться в гондоле было того же рода, потому что сейчас ей совершенно не хотелось выбираться из-под теплого одеяла и куда-то идти.

— И как я могла после всего того, что со мной случилось, вообще испытывать желание сесть в лодку? — спросила Марианна у самой себя и, не получив ответа, блаженно откинулась на подушки.

В дверь постучали.

— Войдите! — весело крикнула Марианна.

На пороге номера стоял Коррадо.

— Как, ты еще не одета? — окинув взглядом лежащую в постели Марианну, спросил он. — И даже не встала?

— А почему я должна была встать? — потянувшись, спросила Марианна.

— Потому что мы с тобой отправляемся на ночную прогулку по Венеции! — объяснил Коррадо. — Ты же просила об этом, и гондола уже ждет нас.

Марианне стало очень стыдно. Конечно, лучше всего было бы признаться мужу, что прогулка была всего-навсего капризом, а теперь ей хочется остаться в гостинице, но неловкость не позволила Марианне произнести этих слов, и она послушно начала одеваться.

Ее томило смутное неприятное предчувствие, и, когда они садились в гондолу, у нее возникло желание предложить мужу вернуться обратно, но молодая женщина отчего-то не сделала этого.

— Почему ты такая печальная? — поинтересовался князь. — Все получилось так, как ты хотела!

— Спасибо, — ответила Марианна. — А… а почему Аркадиус не поехал с нами?

Коррадо хмыкнул:

— Ну, во-первых, потому, что ты настаивала на том, чтобы мы с тобой были только вдвоем.

— А во-вторых? — спросила княгиня.

— Во-вторых, он сказал мне, что не поехал бы даже в том случае, если бы мы с тобой просили его об этом. Он и меня просил уговорить тебя не ехать.

Марианна опустила голову. Значит, и Аркадиус тоже чувствует что-то нехорошее. Вернуться?

Но ночная Венеция была так прекрасна! В небе сияли яркие звезды, и похожая на апельсин желтая луна медленно катилась по небосклону. Легкий плеск весел и мерное покачивание лодки убаюкивали Марианну, и она, прикрыв глаза положила голову на плечо мужа.

Гондольер начал нежную, чудесную песню. Она слилась с песнями других гондольеров, звучавшими в отдалении, и с гулким эхом, разносившим печальные звуки по каналам.

Марианна ощутила безграничное счастье от того, что она плывет по сонной Венеции, сидя рядом с любимым, которого наконец обрела после стольких тягот. И вот, он здесь, рядом, и они слушают прекрасную мелодию.

Молодая женщина прикоснулась к стене дома и тут же отдернула руку — холодная осклизлость не понравилась ей. Но Марианна тихо засмеялась, вспомнив слова Лауры. Девушка была не права — рядом с Коррадо Марианна могла бы вечность смотреть на серые сырые стены.

Но вокруг были не только стены, вокруг было счастье и песня, и звезды отражались в темной воде.

Отталкиваясь веслом, гондольер вывел лодку из узкого канала в более широкий, и Марианна смогла увидеть мощеные улочки и маленькие мосты. Венеция была пустынна.

— Эй, ты! Останови-ка свою посудину! — ворвавшийся в тишину хриплый голос больно резанул слух Марианны.

— Давай-давай, живее! — с хриплым голосом совпал отвратительный гнусавый.

Марианна болезненно поморщилась и вдруг вздрогнула, потому что оба этих голоса были знакомы ей, — это были голоса слуг Иви Сен-Альбэн, доставивших Марианну к ней.

Гондольер остановил лодку.

— Нам нужна эта девка! — развязно проговорил блондин, указывая на Марианну. — Она думала, ей удастся сбежать, да не тут-то было!

Коррадо поднялся в лодке во весь рост, отчего она угрожающе качнулась.

— Что вам нужно от моей жены? — холодно спросил он.

— Это — твоя жена? — рассмеялся гнусавый. — Так вот — у нас есть дело к твоей жене. Пусть она вылезает из лодки, а не сидит там трусливо!

Марианна действительно сжалась в комочек, мечтая сделаться совсем маленькой и незаметной, и чтобы Коррадо стал таким же. Ей было страшно, почти так же, как было страшно в белой комнате Иви. И, как раньше она думала, что ей никогда не достичь озера Зоуги, так теперь ей казалось, что она никогда не увидит дома.

— Я еще раз повторяю — что вам нужно от моей жены? — сказал князь, и Марианна поразилась твердости его голоса.

— Не хочешь, чтобы вышла она, так мы с тобой разберемся! — крикнул хриплый. — Она убила нашу госпожу, и мы должны как следует наказать ее!

В лунном свете остро блеснуло лезвие большого ножа. Марианне почудилось, что это был тот самый кинжал, которым зарезалась Иви.

— Ты знаешь, что такое месть? — сквозь зубы произнес гнусавый.

— Знаю, — ответил князь, делая резкое движение рукой, и теперь лунный свет отражался и от лезвия ножа и от дула пистолета.

Прислужники Иви вздрогнули и отступили. А князь вышел из гондолы и сделал шаг по направлению к ним. Марианна вспомнила битву пяти племен у великого озера и закрыла глаза, ожидая и боясь услышать гром выстрела.

Но выстрела не последовало. Князь молча стоял с пистолетом в руке и смотрел на бандитов.

— А ты знаешь, что мы можем привлечь твою жену к суду за убийство? — наконец спросил хриплый.

— А можем и не привлечь! — добавил гнусавый. — Несколько тяжеленьких золотых монет — и мы будем молчать!

— За убийство Иви Сен-Альбэн вы никого не сможете привлечь к суду, медленно проговорил Сант-Анна.

— Это еще почему?

— Это было самоубийство, — князь продолжал держать пистолет направленным на прислужников Иви. — Очень многие, и в том числе врачи, могут подтвердить, что эта женщина была сумасшедшей. Она просто хорошо умела скрывать свою болезнь. И вы знаете это.

Бандиты молчали, не отрывая взгляда от князя.

— А если суд узнает, что вы заманили в ловушку мою жену и угрожали ей смертью в течение нескольких дней, и к тому же если суд узнает, что вы — слуги и сообщники Иви Сен-Альбэн, то каторга вам обеспечена. Там что вам лучше уйти отсюда и больше никогда не попадаться мне на глаза, — закончил Коррадо.

Блондин и гнусавый осторожно повернулись спиной к гондоле, затем кинулись бежать — и вскоре их шаги уже не были слышны.

Князь вернулся в лодку и сел на скамью, приобняв дрожащую Марианну.

Гондольер вопросительно обернулся к ним.

— Мы можем плыть, — спокойно сказал Коррадо.

Лодка тихо тронулась с места, и снова мосты, улочки и стены домов поплыли мимо Марианны.

— Послушай, — спросила она, притронувшись к руке мужа, — почему ты сказал им, что суд заинтересуется Иви Сен-Альбэн? Ты что, что-то знаешь про нее?

— Не знаю, засмеялся князь, — но, судя по ее поведению, могу кое-что предположить. Как видишь, некоторые мои предположения оказываются правдивыми.

Марианна улыбнулась.

— Пожалуй. А какие еще твои предположения оказались правдивыми? — спросила она, лукаво глядя на мужа.

— Например то, что нам не стоило сегодня отправляться на ночную прогулку, ответил князь.

Но, увидев опечалившееся лицо Марианны, он поспешил добавить:

— И еще я предполагал, что ты не послушаешься моей просьбы и отправишься в Африку, чтобы найти меня.

— Но я ведь поступила правильно? — спросила молодая женщина.

— Конечно, — ответил князь, целуя ее.

— Завтра мы поедем домой… — мечтательно протянула Марианна.

— Мне не верится, — серьезно произнес Коррадо. — В Африке я иногда не верил, что у меня есть сын.

— Себастьяно есть у тебя, — сказала Марианна. — Он ждет нас.

Звезды медленно гасли, и луна уже закатилась, уступив место розовой заре. Гондольеры умолкли, и слышался только усталый плеск весел.

Марианна и Коррадо смотрели в глаза друг другу.

— Я нашла тебя, — говорила Марианна.

— Я люблю тебя, — отвечал Коррадо.

Гондольер тихо усмехался: уже утро, и эти двое только начали себя вести, как нормальная венецианская парочка!