Когда Амисия вернулась, Лайонин снова сидела за маленьким столиком. Начатое письмо смятым комком валялось перед ней. Она спустилась вниз, во двор, где ожидал посланец. Амисия скрылась во внешнем дворе, очевидно, собираясь потребовать лошадь для себя.

– Вы хотите отдать мне письмо?

– Нет. Просто передайте мужу, что ребенок здоров и в замке все в порядке.

Парень с сомнением поглядел на нее, но все же повернулся и повел коня к воротам, за которыми скрылась Амисия.

На этот раз она отсутствовала всего одну ночь, а вернувшись, с гордостью показала Лайонин маленький кувшинчик из горного хрусталя и золота, в котором содержалось несколько капель драгоценных благовоний.

– Это дорогой подарок, и, как он считает, вполне заслуженный. Клянусь, у меня в жизни не было подобной ночи! Не удивляюсь, что с таким мужем вы почти сразу же забеременели.

– Вон отсюда! С меня довольно! Ты проводишь ночи, как последняя потаскушка, да еще смеешь хвастаться подарками, которые добыла, продавая собственное тело! Больше я не стану терпеть твои оскорбления! Уильям! Покажите этой особе ее новое жилище! Она может оставаться в замке, но только не во внутреннем дворе. Бросьте ее хоть к рыцарям гарнизона, мне абсолютно все равно!

Но даже сквозь багровую пелену гнева, застилавшую глаза, ей показалось, что на лице управителя играет легкая улыбка.

На Амисию ее слова нисколько не подействовали. Она лишь улыбнулась, лениво, понимающе:

– Ты об этом пожалеешь. Потому что очень скоро покинешь этот прекрасный дом, а я стану отдавать приказания.

Вырвав руку у Уильяма, она стала спускаться по лестнице. У двери она остановилась и, не оборачиваясь, рассмеялась жутким смехом, отдавшимся эхом в огромном зале. Утех, кто слышал его, мурашки поползли по коже.

Почти немедленно в доме воцарились спокойствие и прежний порядок. Люди облегченно вздыхали, радуясь, что этой ведьмы больше нет рядом. Слуги суетились более энергично и охотнее выполняли поручения. Лайонин показалось, что даже Ходдер стал чаще улыбаться. Сама она почти каждый день ездила в их с Ранулфом долину, где могла побыть одна. Вот и сегодня она лежала на мягком мху, размышляя о невеселой судьбе.

Временное избавление от Амисии отнюдь не означало, что все тревоги позади. Перед глазами то и дело всплывало письмо Ранулфа, где он говорил о своей любви к Амисии. Она так хотела этой любви, но слова были сказаны другой. Почему же он женился на ней? Ведь не ради же золота. Теперь, как оказалось, и не из-за любви. И они только недавно стали делить постель. Так в чем же причина?

Легкий шум вернул ее к действительности. Лайонин перевернулась на спину и только сейчас поняла, кто стоит перед ней, с мрачным, как ночь, лицом.

Сердце Лайонин тревожно забилось. Это Ранулф, человек, которого она так безумно любила. Тот, кто отдал свои чувства полузнакомой женщине, а не жене.

– Твоя… осада закончилась? – прошептала она, почти захлебываясь словами.

Ранулф грузно уселся рядом.

– Почему ты не ответила на мое письмо? – мертвенно-холодным голосом осведомился он.

– Ты проехал столько миль, чтобы задать мне этот вопрос? Не мог послать гонца?

– Объясни, почему ты не ответила на мое письмо, – повторил он.

Лайонин села и стала внимательно рассматривать свои руки.

– Я подумала, что тебе все равно, напишу я или нет. Я здорова и по-прежнему ношу твое дитя. Уильям прекрасно управляет замком.

– Лайонин, что с тобой?! Я скакал без остановки всю ночь и почти весь день, чтобы увидеть тебя. А ты и взглянуть на меня не хочешь?

– Дело не во мне, а в тебе.

Он стянул шлем и стал поливать лицо и голову водой из ручья.

– Ничего не понимаю. Или мои письма расстроили тебя? Я не привык к подобным посланиям. Джеффри считает, что я плохо владею пером, хотя наставники были довольны моими успехами.

Он обессиленно прислонился к дереву, очевидно, изнемогая от усталости и под тяжестью доспехов.

– Я не хотел обижать тебя, хотя все же чем-то оскорбил.

Лайонин не смогла сдержать слезы. Обычно Ранулф был так уверен в себе! Она вспомнила день, проведенный вместе с ним в долине. Как он хвастался! Как был рад известию о ребенке!

– Дитя тебя не беспокоит?

Она отвернулась, чтобы он не увидел ее слез.

– Н-нет.

– Неужели за время разлуки я стал еще уродливее и ты больше не выносишь моего вида?

Лайонин молча покачала головой.

– Клянусь всеми святыми, Лайонин, ты посмотришь на меня! – зарычал он. – Я оставляю смеющуюся, веселую жену, которая осыпает меня поцелуями, а всего через месяц возвращаюсь к той, кто ненавидит меня с новой силой!

Слезы так и хлынули из глаз Лайонин.

– Я не… не ненавижу тебя.

– В таком случае почему же посылаешь мне цветы, а всего через несколько дней – только несколько слов, переданных испуганным мальчишкой.

– И ты только из-за этого примчался?

От боли, увиденной в его глазах, сердце ее сжалось.

– Нет, – серьезно ответил он, – это всего лишь предлог. Я прискакал, ожидая, что моя Львица встретит меня поцелуями и с распростертыми объятиями.

Он протянул ей руку ладонью вверх, и не успела она опомниться, как оказалась в его объятиях. Железная кольчуга врезалась в ее нежное тело.

Лайонин разрыдалась. Соленые капли потекли по ее шее.

– Из-за тебя моя кольчуга заржавеет, – поддразнил он. – Знай я, что наградой за мои труды будут только слезы, остался бы с Малардом. Неужели не подаришь мне ни одного поцелуя?

Она сжала ладонями его лицо и стала целовать с неистовством, которого и не подозревала в себе. Он сжал ее еще крепче, и страсть жидким огнем разлилась по жилам обоих. Наконец он отстранился.

– Ты действительно меня помнишь?

– Нет, я тебя не знаю. Ты – гигантский черный зверь, которому не терпится овладеть мной.

Он провел губами по ее шее.

– И ты примешь меня, несмотря на ужасающий запах немытого тела?

– Да. Несмотря на смрад и предательство.

– О чем это ты?

– Собираешься потратить все время на пустые разговоры? – бросила она, принимаясь отстегивать тяжелый пояс, на котором висел меч.

– Нет. Больше слов мне не требуется.

Месяц разлуки довел их желание до степени лихорадки, когда уже не сознаешь, что делаешь. Оба, неуклюже путаясь в завязках, срывали одежду. Ранулфу приходилось куда хуже: тяжелые доспехи было трудно снять без посторонней помощи. Когда Лайонин встала перед ним обнаженная, позолоченная солнечными лучами, он замер с открытым ртом, и она метнулась к нему. Холодные звенья кольчуги больно впились в ее тело, но от этого ее потребность ощутить его ласки только возросла.

– Нет, ничего не снимай! Иди ко мне.

Она потянула его за собой на бархатистую землю, наслаждаясь контрастом прикосновения его теплой, влажной от пота кожи к ногам и твердого железа к ее мягким грудям.

Они слились в одном бешеном порыве. В первый момент Лайонин вскрикнула от почти болезненного наслаждения. Его бедра вздымались и опускались, встречая ее выпады, и они вместе взлетели к новым высотам ярости, буйства штормовых морей и взрыву цветных огней завершения.

Потом они долго лежали вместе, сжимая друг друга в объятиях, с тревожно колотившимися сердцами, наслаждаясь сладостными мгновениями. Ранулф отодвинулся от Лайонин, но положил ногу на ее бедра, лаская ее лицо, глядя на жену счастливыми глазами.

– Подобного я еще не испытывал.

– Спасибо, милорд, – улыбнулась она. – Рада угодить столь могущественному человеку, как Черный Лев.

– Ты чересчур меня превозносишь. Боюсь, что в этот момент Черный Лев потерял всю свою мощь.

– Тут ты ошибаешься, ибо исходящий от тебя смрад кого угодно свалит с ног.

Ранулф расплылся в улыбке:

– Девчонку, которая заставила прийти к ней прямо в кольчуге, нельзя назвать чувствительной дамой.

Она обхватила его за шею и неистово стиснула.

– Нет, боюсь, рядом с тобой я забываю, что родилась благородной дамой. – И, принимаясь целовать его, добавила: – Сейчас помогу тебе снять все это, а потом мы вернемся домой. Может, я даже искупаюсь с тобой в одной лохани.