Последнее слово донеслось до Лакши уже из-за дверей.

                              7.

Закат, источающий персиковое сияние, коктейльной прослойкой лег меж тучами и горизонтом. Далекие, черные контуры фабричных труб отгружали в полоску света вычурные клубы дыма. Река сверкала фольгой, а пролегающее вдоль набережной шоссе гудело и мерцало красно-белыми искрами, взбираясь правее на длинную дугу моста, на котором рубиновая рябь стоп-сигналов уже еле ползла.

Амзейен стоял у окна. Под ним простирались лабиринты бетонных заборов, будки проходных, цеха, ангары и прочая бессмысленная архитектура промышленной окраины. Подходила к концу пятая неделя его работы в группе. Двадцать восьмое февраля. Впереди ждал март – еще один месяц в лужах и колючем карамельном снеге.

«И все-таки, – думал майор, глядя на роение огней. – Там люд копошится, хоть и на промозглом, да на ветру, а у нас даже в курилке окно задраено».

Здесь, в клинике, где их разместили, сырого воздуха можно было глотнуть, лишь пройдя измывательства на КПП: надо объяснительную писать, ждать звонка, получать под расписку вещи и т.д.

Сергей Нильсович поднимался сюда, на верхний этаж, чтобы помечтать. Курить он не курил, зато отсюда, с усыпанной пеплом лестничной площадки, открывался ему описанный выше вид на Москву, которым он любовался своеобразно, а именно меланхолично выискивая среди потока машин синие микроавтобусы такси. Это было не его направление, он жил на севере, но какая разница – маршрутки в столице все однотипные: высокие, поджарые, с широким поясом окон над ватерлинией. Опознать их можно было также по узкому табло на кабине, и по картонкам с цифрами на задней и боковой дверях, вот майор и подмечал их при выезде на мост. Ему были интереснее те, что шли из города и везли угрюмый отработанный материал в спальные кварталы; на такой же маршрутке ездил он сам, и те несколько встреч с Ней случались именно в таком набитом пассажирами фургоне, в подобный же час, в подобной же тряске и маете увядающего рабочего будня.

…самый первый раз был в канун Нового года. В салоне было шумнее и веселее, чем обычно, многие везли уже последнюю мишуру – пакеты с яствами, которые не полезут в рот, только зря куплено. Девушка напротив него никак не могла пристроиться бочком на сиденье, сначала он различил её профиль, она неоднократно убирала с глаз челку, а после повернулась к нему коленками. Некоторые не любят ездить спиной вперед; может, она из таких. Сняла варежку, отдала деньги, отвернулась. Ни пакета с собой, ни подарка. В сумерках её покачивало прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, она рассеяно смотрела в окно… Гиацинт.

На второй остановке она вышла.

Снизу на лестнице послышались шаги, кто-то еще шел курить. Амзейен по привычке хотел напустить на себя вид – изобразить, например, что слушает кого-то, но опустив руку к карману, вспомнил, что мобильного нет, из соображений секретности сдан вместе с ноутбуком.

Прикинуться было не во что…

– Добрый вечер! – произнесла долговязая тень, выступая на площадку.

– Добрый… – ответствовал Амзейен, и тут же дыхание его перехватило – чужой надтреснутый голос опять заныл слишком неожиданно.

«– Оооох! Умудрился же я вляпаться! вот ведь влип, так влип! Жизнь короткая, а я в мёд заполз, и крылья, похоже, не расцеплю, не раскрою, слиплись… – Слипли-ись!»

Побледнев, Амзейен, взялся рукой за перила и глянул на мужчину, окаменевшего с сигаретой на полпути ко рту – у того тоже шевелились только белки: вправо, влево. «Цепанули!!» Нервам после этого всегда нужно дать немного разрядиться, пропустить электрический испуг в землю, а уж потом только разбирать, чего он там сказал….

«И бежать некуда. Наташку что ль будить? Помоги, сестричка, умираю, так что ли?»

Похоже, что Автор, стиснув челюсть, заскрежетал.

«Да, пошло оно! Пошло оно!! Пошло оно, далеко и надолго! Ну, иди, иди, давай – иди, помирай, если баба. Тока не гундось…»

В этот момент в окне что-то поменялось – сначала Сергей понял это по звуку за спиной – короткому визгу и хлопку, который качнул стекло, затем стоящий лицом к стеклу коллега как-то вздрогнул и отвел голову назад, глядя не на Сергея, а куда-то вниз. Майор повернулся – там, на мосту, на свободной от потока машин полосе горела уткнувшаяся в грузовик легковушка. В голове у майора, между тем, продолжалась известная катавасия.

«-Оох, Инга, Инга! – Ах Инга, Инга..... ну, как же нам побыть с тобой, где бы-бы-б? – Оох!» – скулил Автор, раскатываясь эхом под сводами чужого черепа, и владельцу этого черепа, Амзейену, померещилось, что звук стал глуше, будто пошел сквозь кляп. Вероятно, Автор уткнулся в подушку лицом или закусил ее зубами. Наступила тишина.

– Ничего себе совпадение, да!? – коллега ошарашено зачиркал спичкой, вскоре у него в ладони зашевелился рыжий огонек, близнец тому пламени на мосту. Он прикурил, и майор сразу его вспомнил, не по имени, а так, визуально – он был из второй группы. – Видели, а!?.. – Такое чувство, что это я сам там врезался!

– А если не совпадение? – предположил Сергей Нильсович, ежась от схожего ощущения: в этот раз мысль Автора звучала как-то уж слишком эмоционально – их обоих сейчас на несколько секунд парализовало, и авария была как символ происходящего. – Может это кто-то из наших? – добавил Амзейн и они переглянулись.

Такое могло быть. Редко, но кое-кого отпускали к больным родителям или к жене – на мосту мог быть кто-то из них, из инфицированных военных или врачей.

Оба приникли к окну.

…вокруг горящей машины суетилось несколько человечков, пламя смаргивало, значит, его сбивали огнетушителем, и даже казалось, что огонь потух. Фигурки на мосту сгрудились в кучку и вскоре вынули из застрявшей под грузовиком машины черный комочек, положили его на дорогу, и все отбежали – затихшее пламя вдруг взвилось над этой кляксой, дохнуло длинной струей вверх и в сторону…

– Ебицкая сила! – пробормотал коллега, уперев лоб в стекло. – Пиздец!

– Да, – согласился Сергей Нильсович.

Окно еще раз качнуло.

– Мужики! Есть там кто?! – крикнули снизу в пролет лестницы. – «Красный уровень»! Всем собраться в холле! – Хомяков, ты там?!

– Идем! – крикнул вниз собеседник майора. – Нас всего двое тут! Идем!..

Семь этажей клиники отозвались гулким эхом.

– Пойдемте, – позвал он Амзейена. – «Красный», значит точно какая-то херня случилась.

Хомяков не ошибся: случилось страшное, случилось много страшного одновременно во многих местах. Регистрация последних сообщений выявила то, о чем военные и гэбисты подозревали и, что считали неизбежным, но все же отдаленным вариантом развития событий – вирус давно уже вышел за пределы клиники, но лишь сейчас масштабы этого стали всем очевидны.

–… По состоянию на девятнадцать ноль-ноль – три инцидента в авиации, из них один закончился катастрофой – пилот в последнюю секунду решил не взлетать, лайнер выехал с полосы, зарылся в лес и горит. В другом случае, диспетчер бросил вести пятнадцать бортов, но там его по счастью успели подменить, и в третьем порту – при посадке реверс дали на пять секунд позже, также произошла выкатка. Это все гражданские, – дежурный только успевал перелистывать телефонограммы. – Теперь, что гораздо серьезнее, по военным базам: четыре рапорта от командиров истребителей, все сообщили о плохом самочувствии и возвращаются, та же история с наземными службами, и что самое неприятное, пришел рапорт с подводного атомохода, там у дежурного радиста случилась истерика, его арестовали и заперли в медблоке. Дальше, – он глотнул воды из бутылочки. – По другим каналам, из ГИБДД Москвы сейчас пришло – всплеск дорожно-транспортных, из РЖД – два инцидента на переезде, и подобные сообщения от машинистов, плохо себя почувствовали – четыре случая. Метро: пять сбоев в движении, три чэ-пэ на эскалаторах. Так… из «Скорой помощи», вот! Четыре сотни вызовов по Москве – у всех одно и то же, просят оказать психиатрическую помощь родным, или сообщают о проблемах в психике. Повторяю, сейчас есть информация от МЧС только по Москве и Центральному округу, но каждую минуту приходят новые данные из регионов. Стратегические силы сменили всех операторов связи и стали трижды перепроверять любые приказы. Главнокомандующий поручил ракетчикам перед каждым оперативным действием связываться с нами. То есть, товарищи, от нас с вами сейчас зависит – одобрять или не одобрять любой ракетный запуск. Без резолюции нашего центра больше ни один приказ недействителен. Дальнейшую задачу поставит начальник оперативного штаба, генерал Росляк, – дежурный офицер отшагнул от трибуны, и стал подбирать упавшие на пол телефонограммы.