– Она особенная. Я тоже это понимаю, мой мальчик.
– Она моя сестра, – убито напомнил я.
– У вас разная кровь, – возразила она совершенно серьезно. – Но это ничего не значит, если она не увидит в тебе то, что видишь в ней ты. Иногда я жалею, что…
Тут она вспомнила, что говорит вслух, и замолкла. Потом потрепала меня по волосам и ушла. Больше мы не говорили об этом. Ни когда Тами влюбилась в идиота-позера в старших классах, ни когда вдруг перестала обращать на избранника внимания, ни потом, когда вдруг решила уехать в другой город и сообщила об этом в самый последний момент. Это обескуражило меня и озадачило Софи. Хотя бабушка и не признавала этого, справедливо решив, что внуки могут сами выбирать свой путь.
Глава 15
Мне не хотелось признаваться даже самой себе, что я жду время инъекции с каким-то странным томлением во всем теле. Сегодня даже несколько раз переодела белье. Поначалу хотела оставить хлопковые трусики с очередной пикантной надписью, потом надела кружевные из тех, что остались из прошлой жизни. Смутилась и сменила их на обычные в горошек, жалея, что нет ничего среднего между развратными и подростковыми.
«Как на свидание собираюсь». Я опешила от внезапно пришедшей в голову мысли. Хмыкнула, а потом надела прежние истертые легинсы, топ, чтобы грудь возмутительно и нагло не выделялась через ткань, а потом натянула футболку. Впервые за последнее время я не стала задумываться о том, как выглядят мои руки. И ведь понимала, что Вери увидит. Наверняка рассматривать начнет. Может даже и спросит. А точнее начнет выпытывать.
– Ты от меня прячешься? – крикнул с первого этажа брат. – Учти, я сам поднимусь…
– Не надо! – взвизгнула я, сгребая ворох белья и закидывая его в ящик комода. – Сейчас спущусь.
– Не вздумай сбежать через окно, – предупредил Вери, поднимаясь по лестнице. – Догоню и…
– Притащишь обратно, – понятливо продолжила я.
– Да, так и сделаю, – прозвучало прямо за дверью.
– Маньяк, – прошептала я, но с площадки послышался смешок, подсказавший, что меня услышали. – Иду уже.
Я вышла наружу, плотно затворив за собой дверь в комнату.
– Что там у тебя? – любопытно прищурился мужчина.
– Любовника прячу, – отшутилась я и осеклась, заметив, как он напрягся. – В… Вери?
Брат тряхнул головой, прогоняя с лица тень, и посмотрел на меня. На мгновенье мне померещилось, что его глаза полыхнули солнечными бликами, но он моргнул – и иллюзия пропала.
– Глупая шутка, – буркнул он и поплелся по лестнице вниз. – Почему не делать процедуру у тебя в комнате?
– Не хочу ассоциаций: иголки и моя кровать, – отмахнулась я небрежно.
Не говорить же ему, в самом деле, что мне было неловко с ним в такой уж очень интимной обстановке. Моя спальня уже мало напоминала подростковую комнату.
Вернувшись домой, я сменила шторы, найдя в комодах Софи вполне приличную органзу, застелила постель сатиновыми простынями глубокого фиалкового цвета, убрала со стен постеры, сгребла игрушки и вынесла все к дороге. Уже потом опомнилась и вернулась к коробкам, чтобы забрать светильник из соляного мутного камня размером с кирпич и медвежонка из меха пыльно-розового оттенка с крохотными пуговками глаз.
Остальное было незначительным, но я вдруг вспомнила, что всегда боялась темноты, и Софи подарила мне этот ночник. А игрушку, затасканную до потертостей на мордочке, вручил мне Вери. Он уверял, что купил первое, что попалось ему под руку, чтобы его новоявленная сестренка не ныла. Но я видела, что ему нравилось, что я берегла медвежонка.
Однажды после стирки Софи повесила его во дворе на веревке. Начался дождь, и я стояла рядом с любимцем, держа над нами зонт. Когда рука устала, ее поддержал брат. Он пробурчал что-то о глупости девчонок, снял с прищепки мехового зверька и отнес его под крышу веранды, где соорудил сушилку, протянув веревку межу креслами. А под саму игрушку поставил таз.
Наверно именно тогда я в него и влюбилась. Это простая мысль буквально выбила из легких весь воздух, и я запнулась о ступеньку, вцепившись в перила.
Брат чутко отреагировал и обхватил меня за плечи, не давая свалиться с лестницы.
– Ты ведь так себе еще и ноги переломаешь, – грозно отчитывал меня он. – Признавайся, ты просто хочешь, чтобы я тебе прислуживал пару месяцев?
– Такого счастья я могу и не пережить. – Хмыкнула и, пользуясь случаем, прижалась к нему чуть крепче, чем нужно.
Я так и не забыла, как мне было хорошо с ним в детстве, как я скучала по этим дням, став старше, как тосковала, когда уехала. Казалось, и Вери не торопился отпускать меня. Мы уже спустились в гостиную, где брат подвел меня к дивану, но продолжал удерживать за плечи.
– Пусти, – попросила глухим голосом, и тут же оказалась свободной.
– Давай, ложись и…
– Помню, – мягко ответила я и покорно улеглась на живот, спустив легинсы с бельем.
Оставалось только надеяться, что Вери не заметил, как она покраснела.
– Только давай быстро, – пробурчала я, совершенно смешавшись.
– Будет не больно, – сдержанно пообещал брат и очень ласково коснулся обнаженной ягодицы ватным диском.
– А много еще уколов? – уточнила я на всякий случай.
– Всего десять.
– Хорошо, – одними губами произнесла я и зажмурилась.
– Сегодня в горошек?
– Что?
В этот момент мне в мышцу проникла иголка, пришлось замереть.
Глава 16
Вери сидел у лестницы и перебирал содержимое коробки с надписью «Мелочи». Я вышла к нему, робко сообщив о готовности завтрака.
– Что это? – уточнил брат. – На выброс?
– Нет. – Я покачала головой и присела рядом с ним на пол. – Я решила, что ты хочешь ремонтом заняться. Вот и убрала, чтобы не потерялось и не разбилось.
– Эту фотографию Софи очень любила. – Вери показал ей рамку из окрашенного в золотистый цвет дерева.
На снимке они все трое сидели у камина и разворачивали подарки на рождество. Позади переливались огни наряженной елки. Бабушка смотрит в объектив с благостной улыбкой, а дети заглядывают в коробки друг друга. Все были одеты в смешные свитеры со снежинками и кривоватыми оленями на груди.
– Странно, – отметила я отстраненно, – не помню этого дня.
– А я помню. Ты выпросила у меня три леденца на палочке. Весь язык потом синий был.
– Кто нас снимал?
Вери нахмурился, словно вспоминая, да только вышло у него несколько фальшиво. Он пожал плечами и сунул рамку в коробку.
– Наверное, фотоаппарат стоял на таймере, – буркнул он.
Я хотела сказать, что на полу виднеется тень того, кто делал фото. Думаю, что и Вери мог заметить это.
Обязан был заметить, ведь в этом был он весь. Для себя я решила, что обязательно выну этот снимок, чтобы рассмотреть его внимательно, а потом стоит найти альбом, в который Софи вклеивала остальные фотографии, которым не нашлось места в рамках.
– О чем ты задумалась? – осторожно уточнил Вери.
– Гренки стынут, – ляпнула первое, что пришло в голову.
– О, – простонал брат и неуклюже поднялся на затекшие ноги. – Как же я соскучился по твоим гренкам. Они у тебя выходят божественными.
От такой похвалы я невольно зарделась. Рецепт был не сложен: пара яиц, немного молока, основательно размятая с солью свежая зелень, чуточку куркумы и истертый в порошок грецкий орех. Все это я тщательно взбивала вилкой, а потом погружала в миску ломти белого, желательно немного черствого хлеба. Слегка приминала их, чтобы, расправляясь, мякиш впитывал смесь полнее. Затем стоит обжарить ломтики в сливочном масле, чтобы затем выложить на бумажную салфетку.
Вери торопливо вымыл руки, уселся за стол и посмотрел на меня с детским восторгом. В этот момент я ощутила себя и впрямь богиней.
Поставила тарелку перед мужчиной и добавила соусницу со сливками.
– А сахар? – с надеждой попросил Вери.
– А у меня еще вот чего есть. – Я открыла баночку с яблочным вареньем, подписанным еще бабушкой Софией.