Я не ревную, все же она тоже его дочь, как и я, просто… мне обидно.
Живя жизнью вороны, мне приходится выживать: очень усердно учиться, работать на дому, хотя бы тем самым копирайтером, покупать себе средства для гигиены. Папа, если ему удается, то он мне привозит лекарства от моей болезни. Приезжает, обнимает меня крепко-крепко, кладет на комод пакет с лекарствами, уходит. Работать, к своей нынешней жене, к младшей дочери – не важно. Вижу всего несколько раз, затем вновь уезжает в командировки.
– Мисс, – услышав знакомый голос, моментально вытерла глаза ладонью, Слава богу за то, что в такой момент не накрасила стрелки, посмотрела на дворецкого. Пожилого седовласого мужчину в своей любимой рабочей форме. Черный костюм, с галстуком на шее. – Вы чего тут сидите совершенно одна?
– Решила подышать свежим воздухом, пока не уснула вновь, – усмехнулась, – спасибо за то, что ты сказал папе о том, что я проснулась. Мне удалось поговорить с ним.
– Но, – изучающий взгляд, – вижу разговор прошел неудачно.
– Ты такой проницательный, Генрих. – этого дворецкого не проведешь. – Разговор прошел удачно, вот только… мне не удалось ему рассказать то, что происходит пока его нет дома.
– Возможно вам удастся в следующий раз рассказать.
– Возможно… – отвечаю. – А, Генрих, можно мне сегодня сходить в магазин? Или охрана не выпустит меня без согласия отца?
Аннабель говорить одно, а папа в свою очередь подговаривает всех следить за моим здоровьем. Чуть что сразу врача и к себе в комнату.
– Смотря на сколько километров вы отойдете, – не поняла ответа, если честно, – обычно вы ходите в магазин за квартал от нашего поместья…
– Потому что в здешних магазинах очень дорого. – нехотя отвечаю. – Если сравнивать тут йогурт и там, где я покупаю, то тут он в два раза дороже…
Что же теперь делать-то? Денег у меня не так уж и много, чтобы пойти к нам и купить хотя бы один йогурт с хлопьями и молоком. Может одну лапшу быстрого приготовления купить, пачек пять-десять? Тарелки у меня есть, чайник электрический тоже есть, для него можно воду налить и в ванной комнате из-под крана…
– Генрих, – позвала дворецкого, – тогда ты можешь сходить со мной или же съездить в город, чтобы сходить в тот же самый Костко?
– Я могу съездить с вами в город, – поклонился, – но мне нужно взять разрешение у хозяина или хозяйки.
– Ты так говоришь будто ты не дворецкий, а простое животное… хозяйка, хозяин. Почему тогда меня называешь мисс?
– Потому что так велел сам господин, – затем ехидное, – так я не похож на животного?
– Прости, что обидела тебя, – подняла руки в извиняющем жесте, – да, так лучше. Ты же не раб и не питомец, чтоб считать нас своими хозяевами. Мы тебе плати, вернее папа платит, кушаешь, практически живёшь с нами.
– Хорошо, мисс, – ещё один поклон. – Раз мы с вами поговорили, я сейчас пойду и позвоню вашему отцу, спрошу позволения выехать с вами в город.
– Тогда давай через часик? – попросила. – Папа сейчас работает, не хочу ему мешать.
На этом и решили. Генрих, наш дворецкий, договорится с папой, позвонив ему, попросив разрешение на мой выезд в город. Пока идёт своим чередом, можно позагорать возле бассейна за нашим поместьем. Хотя нет, не пойду туда. Оттуда раздаются всплески воды, наверняка Анджи там купается и записывает новые истории в Инстаграм, делясь с подписчиками о том, как весело жить в богатстве и роскоши.
Уйдя из беседки, направилась обратно в дом. Сделаю пока домашнее задание, сидя у себя в комнате, может быть, если времени будет очень мало, приберусь. Необходимо выкинуть все пустые бутылки, протереть все от пыли, поменять постельное белье.
Когда папа находился в поместье, все наши горничные убирались в моей комнате, несмотря на то, что в их взгляде была злость и брезгливость. Сейчас папы нет рядом, он не видит всего происходящего. Один дворецкий и помогает, зная почему: Генрих служил нашей семьёй ещё до моего рождения, до появления Аннабель. А с прислугой все просто, их нанимала моя мачеха, при устройстве на работу, она каждой говорила про меня и про мою болезнь.
Единожды мне удалось подслушать ее разговор, узнав о том, какого про меня рассказывает всем новым горничным… в такие моменты я всегда чувствовала себя лягушкой. Вроде бы заколдованная принцесса, меня требуется спасти, а все боятся из-за лягушачьей шкурки и слизи, исходящей от обитателей болота. Вот только тут нечего бояться, болезнь не передается через воздушно-капельные пути и не передается через кожу человека.
Все меня пугаются, да и плевать на это. По крайней мере у меня много своего личного пространства, куда могут войти только двое – папа и Генрих. Остальным вход запрещен, иначе один звонок и все уволены. Порой я вынуждена пользоваться своей фамилией, заставляя прислугу не перегибать планку. В такой момент обычно прибегает Аннабель, начиная меня ругать и выставлять виноватой, или же Анджи, повышая на меня голос, говоря то, что она тоже носит нашу фамилию и у нее столько же привилегий, как и у меня.
Первая выставляет меня посмешищем перед всей прислугой, вторая пытается втоптать в грязь и показать всему миру то, что она единственная дочь нашего с ней отца, а я никто. Когда Анджи это делает, не сдерживая свой оскал за милыми губами под слоем розовой помады, я ей отвечаю:
– Ты сначала дорасти до такого возраста, когда можешь повышать на меня или же на другого взрослого человека голос!
Не слушая ее воплей, окриков, ухожу в свою комнату. Бывало доходило до драк. Она кричала, я на нее повышала голос, разворачивалась дабы уйти, в этот момент, по любому жанру фильмов, Анджи подбегает ко мне, хватает своей когтистой ладонью за мой локоть, сжимая со всей силы, разворачивает и ударяет со всей силы. В живот, по щеке, головой об стенку, – она это могла сделать с лёгкостью, – в такие моменты мне всегда хотелось сжаться в позу эмбриона и спрятаться. Я не делаю это исключительно из-за того, что меня могут избить ногами, задевая все не моем теле.
В тот день я чуть не умерла, хорошо папа вернулся и смог увидеть меня со сломанными пальцами на руке. Он не смог узнать кто это был, так как камер в нашем поместье не было, все появилось на следующий день. В каждом коридоре на каждом этаже было по несколько камер. Их не было видно, все было профессионально спрятано, после происшествия никто не творил такой суматохи, как мы делали с Анджи.
Я не люблю драки, в такие моменты стараюсь не вляпываться, скажем так, если же между мной и младшей сестрой происходили стычки, мне приходилось стараться избегать дальнейших событий, переходящих в вакханалию.
– Ты прячешься как крыса! – донеслось однажды до моей спины, когда между мной и Анджи возникло недопонимание.
– Я не прячусь, – отвечаю ей, открывая дверь в свою комнату, – просто я знаю одну прекрасную вещь: не связывайся с дураками, если не хочешь попасть в неприятности.
Входила в свою комнату, закрывала дверь на ключ. Мои слова всегда выводили ее из себя. До того момента пока не вставила замок в дверь моей комнаты, она могла ворваться и сотворить тут хаос, разорвав все мои вещи, сломав всю мою электронику и так далее, обвинив меня в том, что я на нее накинулась и хотела убить, придушив веревкой или порезав металлической деталью от того же самого сломанного планшета или телефона. Сейчас Анджи может только две вещи: побить деревянную дверь кулаками или же написать на ней похабные слова. Второй вариант она не может сделать, так как понимает ее могут вычислить по камерам.
– Мисс, – постучавшись и войдя в мою комнату, Генрих поклонился.
– Да? – отодвинув от себя учебник, сидя на стуле, повернула голову к дворецкому. Взгляд метнулся на его пути, в одной из них держал маленькую пластиковую карточку и связку ключей. – Хмф, дай угадаю… Ты смог позвонить папе, попытался с ним договориться, а тот в ответ сказал: «Ты можешь взять мою карточку, спрятанную ото всех в моем рабочем кабинете в сейфе за знаменитой картиной Клода Моне – «Впечатление. Восходящее солнце.», – попросить мою дочь написать список нужных для нее вещей, съездить в магазин. Но ее вывозить из поместья не вздумай!» …
