ОДУВАНЧИКИ

– Дед или бабка?

– Чего?

Илюша поднимает сонные глаза на дедушку и тут же морщится от яркого солнца. Так жарко и душно, как в мешке, что дед с внуком сползли со скамейки на прохладную траву и долго сидели, молча прислонившись к беленому палисаднику. Трудиться сегодня было совершенно невозможно, да и погода, бог дал, позволила переделать всю работу наперед. Красная ниточка ртути в термометре, как тонкая гусеница на черемухе, тянулась к сорока. И лежать бы сегодня до вечера под тенью кустов.

– Дед или бабка? – дед Христик упрямо протягивает мальчику одуванчик.

– Ну, пусть будет дед!

Илюша недоверчиво смотрит на пушистый, как кроличья лапка, белый цветок, мол, стоит ли эта игра внимания? Весь день палит, что лишний раз и шевелиться не хочется. Вдали, на объездной гравийной дороге проехала первая машина за полчаса, подняв серый собачий хвост пыли. Прохожих так и вовсе не было с самого утра. Тоска. Только ласточки всё так же резво пикируют к земле.

– Дуй! – дед улыбается.

Илюша весь в сомнениях: не дурачат ли его?

– Ну же!

Илюша набирает полный рот воздуха и дует на одуванчик. Дед Христик внимательно рассматривает остатки пуха на несчастном цветке.

– Кажется, бабка…

– Это ещё почему? – Илюша приподнимается на колени и тоже разглядывает цветок.

Дедушка делает вид, что не слышит.

– Ну, точно! Бабка! Определенно бабка! – подводит итог с видом опытного ботаника.

– Да почему же? – Илюша возмущенно вскакивает на ноги.

Дед смотрит на него и смеется. Гладит по светлой голове. Вытирает щеку – Илюша где-то запачкал.

– Смотри, – дед жестом предлагает Илюше сесть обратно. – Если бы ты сдул весь пух, то получилась бы лысина, как у деда. А ты тут оставил немного, прямо на макушке, как у бабки! Понимаешь?

Илюша немного думает, затем заливается звонким смехом на всю улицу.

– Так что ж ты, деда, сразу не сказал? Я бы тогда посильнее дунул! Я если б захотел, я бы со всей поляны бы сдул одуванчики!

– Как тот волк в сказке?

– Как волк! В сказке про поросят!

Дед хохочет.

– Погоди, погоди! А хочешь фокус? Другой.

– Хочу! – голубые глаза Илюши заблестели, и он садится напротив деда, сказки и волшебство – это его любимое занятие.

Дед срывает ещё один одуванчик.

– Глаза закрой, а рот открой! – командует дед Христик в рифму.

Илюша не думая зажмурился и широко-широко открыл рот, показав прорехи между молочными зубами. Дед, не мешкая, сунул ему одуванчик в рот да поглубже, и закашлял добрым стариковским смехом.

– Плохой фокус! Глупый! – Илюша выплевывает пух и сам же улыбается своей наивности.

Дед ещё долго смеется, и они оба ложатся на траву. Недалеко домашняя утка переваливаясь пасет своих желтых утят, она не отходит от корытца с водой. Кошка крадется по забору, как по канату, высматривая воробьев на рябине. Высоко, еле видно, кружит коршун. Дед расстегивает верхние пуговицы своей рубахи. Кожа коричневая и жесткая на шее, а под рубашкой белая, как молоко.

– Жарко, правда, деда?

– Правда, Илюша. Июнь нынче жаркий.

– А ещё больше половины лета впереди, да, деда?

Дед щурится на Илюшу и улыбается краем губ.

– У тебя, Илюша, ещё много лет впереди. И зим и вёсен. Много всего, Илюша. Ты только не торопись.

– А у тебя, деда? Много лет впереди?

Глаза деда тут же намокают. В последнее время его глаза часто намокают и краснеют. Он отводит взгляд и теперь наблюдает за коршуном в небе.

– Много, – сказал он еле слышно.

– Деда, а мама с папой приедут за мной? – Илюша переворачивается на живот и ждет ответа, хотя задавал этот вопрос сегодня уже сто раз.

Дед Христик пару мгновений молчит, а затем так же переворачивается на живот. Только тяжелее, со стоном. Кости его долговязого тела ломит.

– А знаешь что, Илюша, я научу тебя. Слушай. Возьми-ка себе тот одуванчик. Да, тот, покрупнее, срывай его! Вот! Знаешь ли ты, что одуванчик – это волшебный цветок? Да-да. Закрой глаза, загадай желание и никому не говори его, а если ты сможешь сдуть все пушинки с цветка, то тогда твое желание исполнится. Попробуешь?

Илюша улыбается, быстро кивает, набирает побольше воздуха и… замирает.

– А ты не шутишь, деда?

– Нет, Илюша, в этот раз не шучу. Разве можно…

– Тогда возьми и ты! – Илюша срывает ещё один круглый одуванчик и протягивает его деду. – А то ты такой шутник, что опять обманешь меня как-то, а я останусь в дураках. И тоже загадывай желание!

– Хорошо, договорились! – дед Христик взял цветок двумя большими пальцами и сел на траву. На коленях остались мокрые зеленые пятна. – Начали?

Илюша до хруста сжал стебель в маленькой ладошке, снова набрал воздуха во все легкие, надул щёки, раскраснелся и долго и сильно дул на свой одуванчик, пока тот не остался совсем голым.

– Смотри, деда, исполнится! – Илюша машет перед глазами дедушки чистым стеблем. – Мое исполнится! Исполнится! А твоё, дед? Ты весь пух сдул?

Илюша с беспокойством наклоняется к деду.

– Весь, Илюша! Весь! – дед Христик стыдливо, будто украв, прячет в кулаке одуванчик.

Илюша вскочил на ноги и стал бегать по поляне, разгоняя из травы кузнечиков и вызывая недовольство толстой кряквы. Все его желания исполнятся! И совсем скоро! Распугал задремавших воробьев, и кошка раздосадовано облизнулась и ушла обратно.

Дед смотрит на свои ладони. Все в мозолях и трещинах. Заусеницы на пальцах. Сколько черенков от кос перетёрлось в этих ручищах, сколько гаек было сорвано на колхозных тракторах, а сколько паскуд было оттаскано за грудки. Что ж, жизнь прожить – не поле перейти. И лёгкие уже совсем ослабли. Вон, даже неженка-одуванчик вышел победителем.

– Илюша, пойди сюда на минутку! Скорее, всего на минутку.

Илюша подбегает, останавливается, тяжело дыша, и дед берёт его за тонкий локоток. Он может обхватить его двумя пальцами.

– Ты же понимаешь? – дед Христик поправляет внуку воротник рубашки. – Илюша, ты не просто загадал свое желание и подул на цветок. Ты так же помог многим другим людям исполнить свои желания!

– Как так? – Илюша чешет непослушный волос на затылке.

– Пух! Эти маленькие парашютики! – дед дрожащими пальцами завязывает шнурок на ботинке мальчика: заячье ушко, заячье ушко, узелок. – Это же семена! Ты дунул, и они разлетелись по всей поляне, как бабочки, нашли себе новый дом. Совсем скоро из этих семян вырастут новые одуванчики, которые сорвут другие люди и загадают свои желания, которые тоже исполнятся, понимаешь? – почему-то деду Христику было важно, чтобы Илюша его понял.

– Кто ж их тут сорвет, тут никто не ходит…

– А это не важно! Может, не сейчас, может, через сто лет, а может, и через тысячу. Люди приходят и уходят, а твои одуванчики тут будут всегда. Илюша, ты делай то, что можешь. Если можешь, сделай добро. Если не можешь добра, то хотя бы не делай дурного. А то, что будут делать другие – это ладно, это неважно. Это другое. Как бы ни было вокруг, ты должен быть лучше, хотя бы чуточку лучше, Илюша! Понимаешь?

– Да, деда, я всё понял? Дед, ты себя хорошо чувствуешь?

Илюша тревожно смотрит прямо в помутневшие то ли от слез, то ли от чего-то ещё голубые глаза.

– Что?

– Ты не заболел, дед?

– А? Нет, всё хорошо, Илюша. Всё хорошо. Ты беги в дом, пожалуй, баба уже накрыла обед. Она блины стряпала. Со сметаной или с вареньем, как хочешь! Беги. И, постой! Скажи, бабе, чтобы вышла ко мне. Скажи ей, что я здесь, – добавил уже шепотом, а может просто подумал. – Я здесь…полежу. Я полежу ещё маленько на траве. Устал что-то.

Илюша вприпрыжку побежал домой, шнурок снова развязался. А дед Христик лёг на прохладную траву и широко раскинул руки, как Христос, но не в таких мучениях. Одна из рук была в пуху от одуванчика. Парашютики прилипли к влажной ладони.

А на западе, на горизонте собирались тучи. Небо мазалось сливовым цветом. Это значит, будет дождь.