- Дядя Билл!
- Не будь таким простофилей, мой мальчик. Одно дело, следить за собой, скажем, на приемах у Лиззи Мим, но я твой дядя, и мы находимся у меня дома. Мы оба принадлежим касте Технологов. Если мы не можем обсуждать серьезных вопросов, кто же тогда может?
- Ну... - Рекс Моррис заерзал на своем стуле. - Я всегда находился под сильным влиянием неортодоксальных мыслей моего отца и, возможно, из чувства противоречия, ударился в противоположную крайность.
Старший Моррис его почти не слушал. Он произнес несколько задумчиво:
- Интересно, откуда это все пошло. Мы, американцы, на заре своей истории гордились своей открытостью и откровенностью. Известно ли тебе, что даже тайное голосование презиралось в первые дни Американской республики?
- Тайное голосование? - рассеянно переспросил Рекс, не проявив, очевидно, особенной заинтересованности.
- В первые годы в послереволюционной Америке, когда ввели выборы, избиратели - все мужчины, конечно, и все владельцы собственности - обычно собирались на центральной площади селения. Кандидаты присутствовали тут же, и был стол, где клерк регистрировал поданные голоса. Каждый избиратель выходил вперед и устно выражал свое решение. Кандидат, за которого он отдал свой голос, благодарил его, и голос заносился в таблицу. Каждый человек гордился тем, что он отдает свой голос, и ему наплевать на то, что все знали, за кого он проголосовал. Тайное голосование появилось позже, когда граждане начали избегать того, чтобы их начальство, их соседи или кто-либо еще знали, как они проголосовали, - из страха подвергнуться дискриминации с их стороны.
Рекс зевнул и сказал:
- Смешной способ избрания национальных правителей - голосование.
Он налил себе последнюю чашечку кофе.
Уильям Моррис в задумчивости прищурил глаза. Он продолжал:
- Я помню, как мой дедушка рассказывал о природе людей времен своей молодости. В 30-е годы было очень популярно путешествовать на попутных машинах. Была масса таких людей, у которых не было собственных автомобилей, но которые хотели путешествовать. Их неизменно подбирали. Когда времена депрессии прошли, путешествующие на попутках исчезли. Как только люди стали жить богаче, их больше стала пугать опасность потерять свое богатство; они стали бояться краж, нападений и поэтому избегали подбирать на дорогах незнакомых людей.
Рекс помешал кофе.
Дядя продолжал:
- Возрастала черствость. Исчезали старые добродетели. Помню, я читал о молодой девушке, зверски убитой в Нью-Йорке. Убийство это совершалось в течение, по меньшей мере, часа. Более тридцати человек слышали ее крики, но никто даже и не подумал хотя бы вызвать полицию. Они не хотели быть "вовлеченными", как они это называли. Их могли вызвать в полицейских участок или привлечь в качестве свидетелей в суде. И они готовы были допустить, чтобы убили соседа, только чтобы избежать этого. Людей грабили и избивали в переходах или на улице, и никто не приходил к ним на помощь из боязни быть вовлеченным.
Рекс произнес лениво:
- Как это все связано с избеганием спорных вопросов?
- Связано, я думаю. Все это ступени эволюции такого бесхребетного чуда, как современный американец. Не раскачивайте лодку. Не говорите ничего такого, что может обидеть. Избегайте обсуждать политику и религию, как бы остро они ни нуждались в этом. Говорите о ничего не значащих вещах.
- Это облегчает жизнь, - пробормотал Рекс, отпив глоток кофе.
- А разве мы к этому должны стремиться, Рекс? Твой отец так не думает.
- Ну, это отец, - фыркнул Рекс.
Дядя продолжал:
- Но это еще не все. Избегание спорных вопросов. По-видимому, именно в эпоху холодной войны оно стало господствовать. Комитет антиамериканской деятельности, эпоха сенатора Маккарти. Все были настолько запуганы тем, что их могут назвать "красными", что боялись высказываться по любому спорному вопросу. Дошло даже до того, что если вы одевались немного необычно или носили бороду, на вас смотрели подозрительно.
- Бороду, - снова фыркнул Рекс. - О Великий Скотт!
Дядя взглянул на него.
- Именно такими нас создала природа, мой мальчик. Природа украсила мужчин бородой.
Рекс рассмеялся, как бы протестуя.
- В таком случае, хотя бы в этом мы усовершенствовали природу.
Уильям Моррис вернулся к своей теме.
- Но я думаю, что доконало нас появление миниатюрных подслушивающих устройств. Они, а также Национальные банки данных, где на каждого гражданина заведено было досье, куда заносился с помощью компьютера каждый бит информации о нем. Его жизненная статистика, в том числе криминальная, если таковая была, медицинские данные, сведения из Департамента государственных сборов, его кредитоспособность, его коэффициент интеллектуальности и другие сведения об образовании. Все, что принадлежало вам, начиная с колыбели и до могилы, все попадало в ваше досье. Все теперешние разговоры прослушиваются в нашем обнаженном обществе, и в любой момент Функциональный Ряд Безопасности имеет право установить подслушивающие устройства в любой комнате, автомобиле, любом общественном ресторане или других местах встречи. Они могут записать вашу беседу на расстоянии полумили от вас, даже если вы идете по улице. Неудивительно, что наши люди ни на минуту не забывают об этом и постоянно контролируют свои высказывания.
Рекс отставил свою чашку и снова зевнул.
- Но, дядя Билл, ты должен признать, что это ведет к стабильности общества.
- Да, это так, - сказал дядя, немного прищурив глаза.
- И у меня нет возражений против этого, конечно.
- Конечно, нет, - неодобрительно фыркнул Рекс. - Если вся страна ничего лучшего никогда не имела, почему у нас, представителей касты Технологов, находящихся на вершине общественной пирамиды, должны быть какие-то жалобы? О Великий Скотт, их не имеют даже Исполнители - низы нашего общества.
Старший Моррис сказал слегка изменившимся голосом:
- Надеюсь, ты не будешь впредь вести подобных разговоров, мой мальчик.
Рекс Моррис приподнял брови.
- Дядя Билл! Ты думаешь, что я собираюсь подставлять свою голову, подобно моему отцу? Такого рода разговоры я не вел бы со своей женой, если бы она у меня была. Я могу только сказать, что у тебя и у моего отца какой-то особый род генов, которые трудно удержать в повиновении. - Он засмеялся и добавил: - Слава Богу, кажется я их не унаследовал. Или лучше сказать - слава моей матери. Она, кажется, своим воспитанием избавила меня от них.