- Об индейцах... - ещё не понимая, как его мысли могут быть связаны со стрелой и вообще, кто тут может находиться в такую рань, почти на автомате ответил Юрка. А что? Он вообще просто тянет лодку, как бурлак, если уж уместно такое сравнение.

   - Ой, мама, что сейчас будет... - простонала девушка и Юрка услышал, что она спешно опускается на дно лодки, а потом страстную, хоть и неумелую молитву о том, чтобы всё кончилось благополучно, и их не тронули лесные дикари. Юрка вспомнил, что у Купера одну религиозную девушку индейцы как раз и не трогали, полагая её несколько не в себе, и не стал ничего комментировать. Лишь тянуть стал с оглядкой.

   На всякий случай он ещё окинул берега поверхностным взглядом и... почему-то понял, что его глаз видит как-то иначе, не так как раньше, обращая внимание на то, что ранее показалось бы малозначимым или незаметным. Он видел гнёзда птиц, он видел спрятавшихся в кустах краснокожих, он слышал, как справа поднимается ружьё и знал, что на носу пироги, да-да, именно пироги, которую он тащил за собой, лежит его верный карабин, причём заряженный отнюдь не дробью.

   - Бах! - прозвучал выстрел, но за мгновение до этого Юрка каким-то чудом сумел выстрелить сам. И вот уже тот ирокез, что поднимал ружьё, валяется подстреленный, а Катюшка, на которой почему-то уже не свитер с джинсами, а платье в моду позапрошлого века с длинным подолом и полуоткрытой грудью, а в руках молитвенник, что-то вещает ещё оставшимся в живых воинам-гуронам. Да и сам Юрка теперь выглядел несколько иначе. Уже не футболка, а кожаная куртка облегала его тело, на ногах были штаны из оленьей кожи с бахромой и... Впрочем, времени заниматься самолюбованием, не оставалось. Надо было скорее тянуть лодку, пока краснокожие собираются с духом, пока они смотрят, что же случилось с их братом, поднявшим ружьё при попытке добыть скальп бледнолицего. Ещё одна стрела, уже на излёте, воткнулась уже в корму пироги. Потом ещё одна. Но Катюшка уже подавала ему вновь заряженный карабин, а через метра четыре начиналась большая вода. И это снова Большое Змеиное, названное так, наверное, исключительно в честь Чинганчгука.

   Юрка выстрелил, оттолкнул посильнее пирогу на глубину, ввалился в неё через борт, схватил вёсла, но тут заметил краем глаза, что из-за кустов ракитника наперерез им начала движение пирога мингов, на носу которой стоял краснокожий воин могучего телосложения и уже поднимал томагавк для броска.

   - Бах! - раздался выстрел, и незаметная тень справа издала условный сигнал, прокричав выпью. Это Большой Змей. Он пришёл, чтобы помочь друзьям.

   Гурон постоял ещё секунду. Оружие выпало из его ослабевшей руки и плюхнулось в воду. Юрка на миг отложил вёсла и, вновь подняв карабин, выстрелил в дно пироги противников. Он не хотел убивать того воина, что ещё оставался внутри. Тот уже не догонит их, а огнестрельного оружия, судя по всему, больше у индейцев не было. Юрка снова поднял вёсла и мерно замахал ими, всё дальше отдаляя пирогу от протоки. Крики индейцев становились тише, пока окончательно не слились с шумом природы.

   - Больше не надо так, ладно? - голос Катюшки вновь вернул Юрку в реальность. - Могли ведь и убить.

   Она снова была в той одежде, в которой он встретил девушку сегодня утром. Вот ведь изыски воображения, и когда преобразовалось, не заметил!

   - Могли, - Юрка до сих пор пребывал ещё под впечатлением от набега гуронов. - Тут оно как часто может сработать, а?

   - Только на гранях озёр. Вон к протоке подойдём - тогда...

   - Понял, буду добрым, как кот Леопольд.

   Катюшка улыбнулась. Невинная шутка несколько разрядила напряжённую атмосферу.

   - Лишь бы вредоносных мышат не было. А то прогрызут дырку в днище, мало не покажется!

   - Ой, а я мышей боюсь... Может, не надо Леопольда, а...

   - Тогда, тогда...

   Протока приближалась. Юрка прикрыл глаза и принялся вспоминать. И как они с Саньком шли по лесу, и как просили ключ под дождём, и как... да-да и каким чудесным было последующее пробуждение.

   - Ой, Юрка, ты такой хороший!

   Он открыл глаза. Последняя загогулина Большого Змеиного осталась за кормой. Они шли в протоке, по берегам которой направо и налево цвели огромные ромашки. Чистые, белые, с трогательными жёлтыми серединками. Они тянули вверх свои головки и слегка качались, колыхаемые лёгким ветерком.

   - Ну, так получилось, - Юрка слегка потупился. Протока была небольшой. Уже метров через двадцать виднелась гладь следующего озера. - Вот вспомнилось. Это... Катюш, вы ж такой праздник нам сделали - сами не понимаете.

   - Может, и понимаем, - девушка всмотрелась куда-то вдаль, а потом, не торопясь, принялась стягивать свитер, - Теплеет...

   Юрка снова посмотрел на неё. Точёную фигурку Катюшки в белом обтягивающем топике с сакраментальным "Я люблю Русь", где второе слово представлялось сердечком, можно было помещать на обложку любого глянцевого журнала. Даже "Плейбоя", ибо острые, словно немного набухшие сосочки девичьей груди настолько соблазнительно рвались наружу сквозь тонкую материю, что Юрке с большим трудом удалось заставить себя продолжать работать вёслами.

   "Всё будет, всё будет. Немного потом. И... раз. И... два. И... три".

   Иногда совладать со спинным мозгом, ничуть не легче, чем с головным. Голова думала о цветочках, а похоть рвала плавки, заставляя напрягаться, взнуздывать себя, преодолевать.

   Юрка понимал, что это тоже пока всё искусственно, что то, что происходит с ним сейчас, настолько же реально, как и хатифнаты, а поэтому продолжал вёслами выкраивать у водного простора метр за метром, приближая их к конечной точке. Испытание страстью ведь ничуть не легче, чем испытание страхом. Вот только не каждый носящий брюки сможет не превратиться в животное тогда, когда быть животным модно и брутально.

   - Если с другом вышел в путь, если с другом вышел в путь - веселей дорога, - начал Юрка, полагая, что песня хоть как-то выбьет из него пошлые мысли, позволит вести лодку без "шевелящихся в штанах муравьёв".

   "Муравьи" понемногу отступили. Копошащаяся вроде уже сама по себе плоть перестала требовать немедленных действий сексуального характера. Небольшая осечка вышла только на строчках про медведя, когда сбоку внезапно рыкнуло так, что волей-неволей пришлось втянуть голову в плечи. Впрочем, подстроившийся Катюшкин голосок, оставил косолапого далеко за бортом. Он, без сомнения, всё же на берегу был один, без медведицы, а, значит, опасности для двоих в лодке не представлял.